— И это все?
— Нет, отчего же, там еще разбои, грабежи…
— Мне надо его увидеть! — сказал я, прильнув к решетке тяжелой двери, — я заплачу тебе, мне надо поговорить с ним, слышишь!
— Да увидеть-то можно, через пару дней на площади, — сказал тюремщик, сделав попытку пошутить, но, заметив выражение моего лица, по-видимому, не очень дружелюбное, мгновенно прекратил свой смех и, серьезно посмотрев на меня через железные прутья, сказал: — Думаешь, я не понимаю тебя, предатель Ее Величества! Ты хочешь помочь ему бежать!
— А ты значит верноподданный, продающий за пару золотых монет протокол суда!
— Ну, ты попридержи язык! А то я тебе его подрежу! Да еще брошу в соседнюю камеру, как изменщика.
— Ну хорошо, я заплачу больше! Неужели тюремщики стали отказываться от лишних золотых монет!?
— Да не сможешь ты ему ничем помочь!
— Почему?
— Да потому, что через некоторое количество часов он даже до эшафота дойти не сможет.
— Что это значит? — удивился я.
— Да он даже убежать уже не сможет!
— Объяснись!
— Да все просто. Этого твоего приятеля видели на могиле дочери Чарльза Рэмона, местного торговца и богатого человека, а его дочь, между прочим, была убита этим «мессией Божьим», так приятеля твоего признали его подельником! Жаль, второго никто не видел!
— Что?!
— Да, да, это выяснилось сегодня на судебном процессе.
— Этого не может быть.
— Да может, он сам во всем признался.
— Признался… Джек?
— Да, признался, ну, правда, после помощи одного нашего умельца, — сказал он, усмехнувшись в унисон с еще несколькими голосами за дверью.
— Какого еще умельца?
— Да палача, палача, кого же еще? — сказал он, опять громко расхохотавшись с другими тюремщиками, охранявшими вход, а может быть, и выход из этого страшного места.
— Так его пытали?
— Пытали, пытали, так что отбегался твой приятель, — услышав это, я немного отшатнулся от двери, так как подобный ход событий ввел меня в шок.
В голове за пару секунд перелистался весь наш диалог с тюремщиком, затем первая встреча с Джеком и его помощь, неоценимая для меня. Воображение вырисовало совершенно страшную картину, которая, по всей видимости, была ничем иным, как реальностью. Я знал жесткость нашего времени, знал и про пытки, и про казни, знал, но никогда не соприкасался и не сталкивался с этим так близко, как сейчас. Уж не знаю, подействовало ли это на меня в связи с моей чрезмерной впечатлительностью или в связи с прирожденной любовью к правде, но я чувствовал, как кровь вскипала внутри моих жил, разжигая мое сердце и нрав.
Перелистав все эти мысли в голове и услышав еще раздающийся смех тюремщиков, я быстро очнулся от своего состояния и, выхватив мушкет, который, учитывая нынешние времена, был всегда при мне, так же как и небольшой кинжал, подаренный мне моим отцом, ринулся к решетке, чтобы, по крайней мере, отомстить этим обидчикам и наглецам. И дело тут было даже не столько в самом Джеке, сколько в принципиальности данного вопроса. Меня всегда поражали люди, которые, будучи наделены хоть малой каплей власти, позволяли себе принижать чужое достоинство, а то и жизнь. А здесь было просто неприкрытое насмехательство над судьбой Джека, человека, которого они даже не знали, но все же не преминули высказать свое никчемное мнение. Итак, ринувшись, я схватился одной рукой на решетку дверного окна, в то время как ногой принялся неистово быть в дверь, выкрикивая угрозы в адрес обидчиков:
— Эй ты! Пес трусливый, выходи!
— Пошел прочь отсюда!
— Спрятались за дубовые двери городской тюрьмы! Боитесь показать нос за их пределы! — не выдержав, по всей видимости, продолжающих сыпаться угроз и оскорблений в свой адрес, тюремщики отворили дверь и бросились на меня, словно охотничьи псы, натравленные на кабана. Бой был нешуточный.
— Ты несчастный предатель Ее Величества! — выкрикивали тюремщики, нанося тяжелые удары по моему привыкшему уже за долгое время телу. — Я противник таких как ты! — вдруг видя, что тюремщики начинают явно уступать мне в бою, их друзья, или лучше сказать соратники, прибежали на помощь, сделав таким образом бой явно неравным и явно не в мою пользу.
Четверо против одного, к тому же, эти четверо были вооружены до мочек своих ушей. Удары начали обрушиваться на меня со всех сторон. Но, выстрелив в одного из них из своего мушкета, мне удалось несколько уравнять наши шансы, нанеся этому несчастному не смертельную, но все же неприятную рану в область бедра. Вдруг я почувствовал удар чем-то острым, а точней режущим сначала по плечу, а затем в область живота. Белая рубашка мгновенно начала приобретать красно-рубиновый цвет от кровоточащих на теле ран. Выхватив свой кинжал, я воткнул его в шею одного из тюремщиков, его горячая кровь брызнула мне в лицо, омывая меня, словно воды, падающие с небес. Но чувствуя, что силы оставляют меня вместе с кровью, вытекающей из ран, я принял решение отступать.
Сражаясь, как мог, я побежал в направлении того места, где еще пару часов назад привязал свою лодку, на которой добрался сюда с того берега. Я отстреливался на бегу, чтобы хоть как-то унять начавшуюся погоню. Тюремщики действительно были похожи на охотничьих собак, учуявших запах крови своей жертвы и готовых разорвать ее в клочья во что бы то ни стало. Добежав до лодки, я перерезал кинжалом веревку, удерживающую ее возле берега и оттолкнув ее подальше в воду, тяжело перевалился через низкий бортик и притаился, так как звук свистящих пуль все еще пронизывал воздух, пытаясь достать меня.
Я знал, что останавливаться и расслабляться нельзя, так как все это грозило мне, в лучшем случае, гибелью на грязной улице от мушкета или кинжала, а в худшем же, могло обернуться и участью Джека, ожидавшей его в скором времени. Немного оторвавшись от них, я все равно продолжал грести из последних сил и, добравшись наконец до берега, я поспешил прочь от реки. Лодку, одолженную мною у паромщика, я бросил у берега, надеясь, что этот человек простит мне мой поступок по отношению к его имуществу. Хотя возможно, что когда он проснется после столь тяжелого опьянения, он едва ли вспомнит вчерашний мой визит, а вот увидев свою судно отвязанным, да к тому же все в крови, серьезно испугается.
Дорога от пристани до дома не была продолжительной, поэтому я решил не привлекать внимание поисками извозчика и добраться до своего жилища самостоятельно. Кинувшись по переулкам, я бежал вдоль старых домов, принимающих во тьме устрашающий вид. Вдруг я начал ощущать, что дыхание мое стало очень тяжелым и сбивчивым. Сердце стучало так, как будто собиралось выскочить из груди прямо сейчас. В глазах начало постепенно темнеть. Я остановился у какого-то дома, не помня себя, прижавшись спиной к его холодной каменной стене. К горлу подступил комок и через секунду я упал.