Город "Ё" - читать онлайн книгу. Автор: Глеб Шульпяков cтр.№ 15

Город Сием Реп расположен в сорока минутах от столицы. Самолет винтовой, летит невысоко. В иллюминатор вплывает огромный мочевой пузырь озера Тонле Сап. Двадцать минут под тобой вода, гладь. Пресное море. Далеко за озером тянется зеленая нарезка полей, лес. Те самые леса, где нашли древний Ангкор.

Город «заточен» под туристов — других функций у него просто нет. Это и хорошо, и плохо. Хорошо: все необходимое, от аренды транспорта до интернет-кафе и мини-маркета, — под рукой. И неплохого качества, то есть чище и уютнее, чем в Пномпене. Плохо: все внимание местных жителей сфокусировано на тебе.

В аэропорту меня цепляет «малый» на мотобайке. Один доллар до гостиницы с прицелом на каждодневный извоз. Десятка, и он в вашем распоряжении с утра до ночи. Беспроигрышный вариант, поскольку до Ангкора восемь километров, сам древний город тоже раскидист, и без транспорта не обойдешься никак.

Мы тормозим на перекрестке, я достаю карту. «Вот гостиница, видишь?» Он печально возвращает карту. «Ну что, поехали?» Он молчит, жует губами. И я понимаю, что он просто не умеет читать карту. Не разбирается в них. Мне становится неловко, его — жалко. «Хорошо, хорошо! Прямо, и после второго моста направо!»

У входа в гостиницу он снова предлагает услуги. «Сегодня нет, позвоню завтра». Он печально качает головой: «Все говорят „позвоню-позвоню“. Никто не звонит».

«Ладно, хорошо, — я готов на все, лишь бы он не грустил. — Завтра в три, здесь».

В Москве. Их общая черта, водителей в Юго-Восточной Азии, — не знать, не читать карты. Я сталкивался с этим и в Бангкоке, интернациональном, казалось бы, мегаполисе, и в лаосских городах-селах. Бесполезное дело! Водитель будет кивать, делать вид, что изучает и понимает карту. Вернет ее с удовлетворенным видом. А потом повезет тебя совершенно в другую сторону. При том что схема улиц в небольших городах вроде Сием Репа или Вьентьяна элементарна, это регулярная сетка, и ничего сложного в планировке нет.

Гостиница, куда я въехал, оказалась выгороженным посреди города оазисом — что опять же не гарантировало звукоизоляции. Сейчас, например, утро, и когда я пишу эти заметки, слышу, как: 1) тарахтит невидимый, но хорошо слышимый трактор; 2) стучит по жести молоток или несколько; 3) перекликаются голоса; 4) шуршит по бетону веник; 5) зудит чья-то холодильная камера; б) дребезжит мой кондиционер; 7) играет Ламбада; 8) кричит, как заводная, птица; 9) журчит вода и 10) лает собака.

Я выхожу на улицу, беру в прокате велосипед. И все тут же становится на свои места. Ни прогулка, ни поездка на машине в таких городах не способны дать эффекта совпадения. Для пешехода такие города чересчур детальны. Навязчивы подробностями. А из окна машины, наоборот, все слишком смазано. Только велосипед сообщает истинный масштаб, рифмует тебя — с ним. Дает относительную свободу, которая состоит для меня в ощущении: ты стал другим. Перестал быть собой, стал невидимым — для себя. Превратился.

При виде Ангкора сомнений не остается: такое могли соорудить только абсолютные маньяки. Это не храм, это жилище бога. Его пятизвездочный дворец, капище и усыпальница одновременно.

Территория древнего города огромна и сопоставима с Москвой в пределах Садового. Смещение смыслов начинается при въезде. Панораму открывают элегические пруды в духе подмосковных, но вместо усадьбы над пальмами торчит элеватор, цементный завод, ракетная установка, не знаю. При входе на территорию видно, что храмовый комплекс Ангкор-Ват начертан строго по линейке и напоминает геометрию Версаля или Петергофа, которые тысячу лет пролежали на дне моря, покрылись каменными моллюсками.

И уже в таком виде всплыли.

…Камбоджа — страна равнинная, плоская. Заливаемая в сезон дождей реками. Любая возвышенность — холм, кочка — имеет здесь стратегическое, сакральное значение. Слово «пном», которое есть во многих топонимах, буквально и означает «холм», «горка». Место, где можно поставить храм и жить в пещере, где тишина и прохладно. Ангкор и есть рукотворная, каменная гора-пещера. Абсолютно буддийское сочетание, если вдуматься — несмотря на то что построен храм для богов Индии, их анклава. В нем ноль архитектуры — в том смысле, что пустота не преобразуется с помощью физики в пространство, а внешнее остается внешним и ничего не говорит о содержании. Ноль, потому что Ангкор — это искусственный камень, превращенный в скульптуру. Внутри которой прорезаны залы и галереи, ходы и выходы. И в этом смысле Ангкор удивительно антропоморфен, подражает человеку. Чья внешность тоже ведь ничего не говорит о том, что у него под эпидермой.

…Туристов на Ангкор-Вате сотни, тысячи. Пустырь с футбольное поле забит машинами, такси и моторикшами. Каждую минуту подваливает, пыля, новый автобус. Из него высыпают группы китайцев, японцев, корейцев. И тащатся через «версальские» поля, изрезанные руслами каналов, тысячу лет как выжженных в прах, в охру.

По счастью, в Байоне, буддийском храме чуть дальше, дело обстоит гораздо лучше. Комплекс полуразрушен, и чтобы осмотреть его, требуется сноровка. Ее, слава Богу, нет у большинства туристов. Так что к вечеру я остаюсь в термитнике Байона один — если не считать трех старух, пришедших помолиться Будде в нижнем «приделе» храма. Хотя никаких приделов в этом храме, конечно, нет.

Увечных в Сием Репе немного, из калек в основном слепые, и это отдельная тема. В руке у такого зажата длинная бамбуковая палка, через плечо на лямке висит коробка для подаяний. На груди маленький магнитофон. Я нарочно прошел несколько кварталов следом, и все это время «гомер» монотонно, без перерыва, пел. Рассказывал под музыку длинную историю. Это к вопросу о слепых сказителях. О традиции, которая в Камбодже, кажется, действует. Я же, глядя на слепого, вспомнил Москву, смешной случай прошлой весной. Когда в троллейбус на Ленинском влез мужик с белой тросточкой и стал охаживать всех по коленкам. Пассажиры, само собой, пересели в хвост, а слепой устроился на передней площадке один.

И — коротким незаметным движением ладони — протер запотевшие стекла.

Дорога до озера лежит через пригородные деревни. Дома побогаче стоят на бетонных сваях, под красным тесом. Победнее — на кривых тонких жердях. По обочинам в красной пыли играют дети. Машины вынуждены сигналить, чтобы те не выскочили на дорогу. Чем ближе к воде, тем сильнее запах тухлой рыбы. Когда мы выруливаем на канал, я вижу берега, которые утыканы — как бы это сказать? — не будками, конечно, но хижинами размером с коробку от холодильника. Внутри набросаны тряпки, видно, что спят люди. Или смотрят телевизор, который занимает в конуре «полкомнаты». Это рыбацкая деревня, народ живет в будках полгода. Когда наступает сезон дождей, побережье уходит под воду, и они переселяются на склоны холма, в свои «стационары».

Сам холм торчит огромной кочкой посреди плоской — до горизонта — и сочно-зеленой рисовой равнины. Абсолютно немотивированное вздутие поверхности напоминает о божественности камбоджийских холмов, да.