— Ты занимаешься спортом? — спросил Галант, опять ощутив физическое превосходство латиноамериканца. Снял залитую вином рубашку и стал стаскивать смявшиеся в коленях брюки с лампасами.
— Зачем мне спорт, мне всего двадцать два года! — с видимым удовольствием ответил Виктор. Приложив палец к губам, взял Галанта за руку и потянул к двери в ванную. — Слушай!
Галант прислушался. Всплески воды. Еще какой-то звук, разрежающий всплески.
— Она не под душем, — прошептал Виктор ему на ухо. — Вода плещет о плиты пола, а не о тело.
— И что?
— То, что она сделала себе инъекцию героина и теперь плачет. То же самое происходило в Париже. Однажды я застал ее в таком виде: голая, плакала, сидя в ванной, душ брызгал по стенам, шприц на полу… Она забыла закрыть двери.
— Что мы можем сделать? — Галант отошел от двери. — Я был на драгс. Я знаю, что, если ты сам не хочешь остановиться, никакие спасители тебе не помогут. Да и от чего спасать? Можно дожить и до ста лет, колясь ежедневно, если не рисковать и знать свою дозу…
— Я не предлагаю тебе спасать ее, — сказал Виктор, — но чтоб ты знал.
* * *
Сняв трусики, Виктор положил их почему-то на ночной стол и, мелькнув членом, скрылся под одеялом. Вытянулся с наслаждением.
— Вообще-то хорошо бы принять горячий душ, но, зная мисс Фиону, трудно ожидать, что она выйдет оттуда раньше чем через полчаса. — Латиноамериканец закинул руки за голову. — Ложись, Джонни, она скоро оттуда не выйдет. И приготовься к тому, что она будет ворочаться, вставать и ходить по комнате всю ночь.
Галант сложил по примеру Виктора оставшуюся одежду в шкаф, вернулся к кровати голый и лег с противоположного края. Крепко пахло чистым, но чрезмерно хлорированным бельем. Некоторое время они лежали молча.
— Она OK, — сказал Галант. — Она соответствует имиджу самой себя. Это главное.
— Фиона самый интересный персонаж, встреченный мной в жизни, — сказал Виктор. — Я никогда не был высокого мнения о женщинах.
— У нее есть мужество принимать себя такой, какая она есть. Больной, разваливающейся. Надеюсь, с ней будет все в порядке.
— Будем надеяться. Good night, — сказал Виктор.
— Good night.
— Подвинься, плиз! — услышал он смеющийся шепот над ухом. Он почти заснул к этому времени.
— А! Что?!
— Это я, Фиона… Подвинься, sweet man…
Он вспомнил, где он, и отодвинулся туда, где ребрами сходились воедино две кровати.
21
Ночью, как и предсказывал Виктор, мисс Ивенс долго не могла уснуть, ворочалась и вздыхала. Встала, переместилась в кресло и выкурила там несколько сигарет, слабый огонек позволял увидеть руку мисс, движущуюся по шее, чесала экзему. С четверть часа мисс провела у окна, отогнув жалюзи, долго глядела в ночную щель между двумя крыльями отеля. Что она могла там видеть? Венецианских котов? Ночных венецианских прохожих? Силуэт мисс слабо подсвечивался (очевидно, в освободившемся на ночь от облаков небе появилась луна), и с кровати Галанту была видна одна грудь мисс в профиль с удручающе низко опустившимся соском. Стараясь не разбудить мужчин, мисс возвратилась к кровати и тихо легла, подняв под подбородок одеяло…
Галант понял, что она уснула, только по странному свисту, какой через некоторое время стала издавать носоглотка мисс Ивенс. Как будто между легкими и носом колыхалась от дыхания мисс металлическая пластина. Возможно, что, прикоснувшись к грудной клетке ее, Галант нащупал бы пластину? Галант поразмышлял немного над причиной чайникового свиста и, придя к выводу, что виной тому скорее всего чрезмерно частое употребление кокаина, уснул.
Его разбудил сервисмэн, принесший завтрак. Завернутая в два полотенца плюс маленькая чалма на голове, Фиона Ивенс, смеясь, стащила Галанта с кровати и заставила спрятаться в ванной комнате. Он успел увидеть одетого, уже в плаще, свежего Виктора, причесывающегося у зеркала. В ванной было сыро и жарко. Очевидно, спутники его уже приняли душ. За дверью раздались несколько трелей мисс, пытающейся говорить по-итальянски. «Per favore…» — расслышал Галант и еще что-то, более сложное. Распахнув дверь, мисс выпустила узника из ванной. На кровати стоял поднос с завтраком. Яркие пятна нескольких мармеладов, молоко, металлический кофейник, круглые булочки. Виктора в комнате уже не было.
— Виктор ушел на прогулку, отказавшись от пти-дэженэр в нашу пользу. Я дала ему несколько миль лир, чтобы он выпил кофе. Через полчаса мы воссоединимся с ним у отеля. — Мисс выглядела веселой. Красных пятен на лбу и на шее не было видно. Но кожа в нужных местах была смазана кремом.
Галант замотался в простыню, и, полулежа на кроватях, они приступили к пти-дэженэр.
— У них прекрасный кофе… Булочки несколько суховаты, но с маслом и мармеладом вполне… — Мисс Ивенс жевала и болтала голой ногой, обнажив ее до отказа, до мягкой ляжки. Слишком мягкой, отметил Галант. — …У-ум, чудесно! Попробуй этот мармелад, Виктор…
— Джон.
— Ох, Джон, I am very sorry, I am very sorry!
[15]
Я так привыкла к тому, что он у меня живет, что, кажется, еще долго буду называть всех мужчин Викторами. Попробуй этот, зеленый, я не совсем себе представляю, что это, но здорово. Кисловато-сладкий, напоминает африканский плод киви. Ты знаешь киви, Джон? В Париже делают с киви пирожные.
Отвечать на восторги мисс Ивенс, кажется, не было надобности, посему Галант лишь кивал головой, продолжая поглощать пти-дэженэр. Он вспомнил, что за весь вчерашний день съел лишь круассан, салат и тарелку спагетти.
— Дочь лорда преспокойно может набить рот едой и беседовать таким образом не стесняясь, — сказал он. — А вот моя мазер учила меня, что разговаривать с набитым едой ртом неприлично.
— Меня учили тому же самому, — прожурчала мисс Ивенс. — Но неужели ты думаешь, Джон, что я ординарная дочь лорда? Разумеется, я — выродок в своей среде, так же как ты — в своей, а Виктор — в своей. Мы все аутсайдеры, marginaux, ты это понимаешь? Я отвергла аппер-классовую мораль со всеми ее церемониями и условностями, ты отверг мораль семьи petit-propriétaire, отказался от предсказуемого будущего владельца гаражей и бензоколонок во имя будущего непредсказуемого, Виктор сбежал из семьи, хотя, может быть, и не совсем представляет, что ему с собой делать…
— Он легко мог бы сделать карьеру как жиголо.
— Почему нет? Карьера жиголо куда более увлекательна, чем карьера адвоката или сейлсмена. Я желаю ему, чтобы он стал жиголо. Но, думаю, он им никогда не станет, увы. Он гомосексуалист от ботинок и вверх до черной блестящей поверхности волос, за которыми он тщательно следит.
— Ха, гомосексуалист… — Галант вспомнил два шерстистых ядра, напирающих на белую плоть мисс Ивенс. — Мы живем в эпоху, когда сексуальную девиацию почему-то воспринимают как достоинство. Ее принято подчеркивать и декларировать. Полагается быть как можно более bizarre. «Я совокупляюсь только с пэдэ, или с несовершеннолетними, или с собаками…»