Последние дни Супермена - читать онлайн книгу. Автор: Эдуард Лимонов cтр.№ 53

— Тебе виднее, — согласился Генрих. — Ты видел его два или три раза?..

— Четыре, — сказал отец.

Они помолчали. Отец прокашлялся и начал. Генрих, зная, что он скажет, ждал самих слов.

— Я знаю, что ты умираешь, — сказал полковник. — Ты держись… — И замолчал. — Что ты думаешь делать?

— А что я могу сделать? — пожал плечами Генрих. — Умереть с достоинством. Постараюсь умереть в традициях нашей фамилии. Не посрамить четыре поколения военных.

— Пять, — сказал отец. — С тобой пять.

— Спасибо. — Было странно и почему-то хорошо, что отец вдруг причислил и его — блудного сына — к фамилии, ко всем этим по-разному сумасшедшим русским людям, вот уже полтора столетия махавшим шашками на равнинах этой земли, корчившихся у пулеметов или, как дядя Коля, ведущих в атаку штрафной батальон. Военные. Генрих никогда не знал, что и он военный. — Спасибо. Только я скорее убийца, грабитель, вы все чистые, а я грязный… — Впрочем, слова Генриха прозвучали неуверенно.

— Знаешь, — сказал отец задумчиво. — Я совсем недавно понял: ты наш. Раньше я так не думал. Ты наш. Ты не блудный сын. Своими путями, с большим трудом, в обход, откуда-то с тылу, но ты пришел к тому же жизненному кодексу, по какому жили поколения твоих предков. Ты только не принял все на веру, ты захотел все проверить сам.

— Проверил, — горько сказал Генрих, — и вот теперь умираю. Глупые клетки, не та реакция в глубине желудка, и вот…

— Жизнь есть жизнь, — грустно сказал отец. — Ты делаешь то, что ты можешь сделать. Если ты не сделал большего — это не твоя вина.

— Мне бы еще год или два, я бы успел стать военным… — Глаза Супермена неожиданно для него самого увлажнились. Он украдкой сморгнул влагу, чтобы полковник не заметил ее. Так было заведено в семье. Ни сам полковник, ни мать Генриха не позволяли себе слабостей. Генрих не помнит, чтобы больной полковник когда-либо лежал в постели.

— Может быть, у тебя есть еще год или даже два?.. — осторожно спросил полковник.

— Нет. Начались боли. Не те, которые были, а те, о которых предупреждал доктор Милтон. Скоро конец. При последней стадии рака желудка больного постоянно рвет, и в конце концов он превращается в скелет, в ходячую смерть. Я не хочу дотягивать до этой стадии. Японские самураи красились перед битвой, отец, ты знаешь: чтобы значительно и красиво выглядеть после смерти, щеки подкрашивали красным. Я тоже хочу умереть красивым. — Генрих чуть хихикнул, немножко высмеивая перед отцом свое странное тщеславие. Отец понимающе кивнул.

— Знаешь, — сказал он, — не так уж много выбора у человека в этой жизни. Вот в древней Индии существовали касты. Но касты существовали и существуют везде, в любой стране, во всем мире, только они не оформлены, так сказать, официально. Все наши, Генри, всегда были воинами. И вот, как ты ни сопротивлялся, ты тоже стал воином. Хотя бы в последние дни жизни. Поэтому не удивительно, что воины презирают торговцев и хлебопашцев, низкий люд. Мы — другие. Они — проще, веселей, мы сложнее и злее. Так надо. И мы нужны, и они нужны. Но мы их презираем, потому что мы смотрим смерти в глаза и знаем ее улыбку.

— Ничто не изменилось со времен Александра и его походов? — насмешливо спросил Супермен отца. — До сих пор враждебность не утихла на персидском фронте?

— Нет, не утихла. До сих пор нация обязана защищать свою территорию и своих женщин, свои стада от мужчин другого племени. И эти мужчины все так же опасны, назови их по-другому — не персами, так немцами, или американцами, или китайцами. И предательство нации до сих пор называется предательством. А не диссидентством… — Отец поморщился.

— Ну, эти-то готовы привести татар на Русь, лишь бы им кусок власти. — Генрих встал с постели. На другой постели на спине спала Алиска, и Супермену показалось, что на бинтах, закрывающих ее плечо, слишком много крови… Нет, только показалось.

— Хорошая девочка, даром что англичанка, — осторожно проговорил полковник.

Супермен улыбнулся. Не очень весело.

— Хватит делать меня счастливым, пап…

— Я серьезно, — смутился отец. — Молодец девочка, боевая подруга. Как немцы говорят: «С этой можно пойти воровать лошадей».

— А наши говорят: «С этой можно пойти в разведку». — Генрих тихо улыбнулся невинному милитаризму своего военного отца, проскальзывающему в каждой его фразе. — А со мной ты пошел бы в разведку, пап?

Отец зашевелился у окна, прошел, поскрипывая ремнями и сапогами, к двери. И стал там, светя своей шапкой.

— Пошел бы, — сказал он твердо. — Ты надежен.

— Увы, времени уже у нас не осталось, — констатировал Генрих. Ему было приятно отцовское «Ты надежен». И вдруг признался: — Знаешь, пап, я себя чувствую даже и не ужасно, а глупо. Максимум через три недели меня не будет, а я… — Генрих пожал плечами. — Может быть, я должен заплакать?

— Можно и плакать, — хмуро сказал отец. — От слез легче. Только чтоб никто не видел. Когда брата убили под Ленинградом, я плакал. Один. Часть моей жизни с ним ушла.

Отец и сын затихли, не зная, что еще сказать друг другу. Генрих подумал, что сколько было людей на Земле, все они, очевидно, справлялись с задачей ухода из этого мира. Справится и он. Наверное, это нехитрая штука. В любом случае, все, кто когда-либо населял планету, — умерли. Сумели умереть. Сумеет и он…

Из-за краев штор отеля «Иль де Франс», чуть-чуть заметный, стал изливаться серо-бело-голубой рассвет.

— Пап, иди, — сказал Генрих, — светает уже. Тебе пора.

— Не могу тебя даже обнять, — грустно сказал отец и поскрипел сапогами и сбруей портупеи. Генрих впервые заметил, что отец у него стеснительный. Генрих и сам был стеснительный, потому они еще помолчали.

— Иди, иди, — повторил Генрих.

— Слушай, — сказал отец. — Ты знаешь, эти боли… Тебе, наверное, очень больно. Может быть, тебе принять яд?

— Хэй, пап, мы из касты воинов, не так ли? — Генрих замолчал и добавил: — Я хочу пулю.

Отец кивнул молча.

— Я бы тоже выбрал пулю. Правильно. Ну что ж, прощай, сынок. Прощай!

Голос отца задрожал, потому Генрих решил его ободрить.

— Не грустите, полковник, — сказал он. — На то мы и люди, чтобы было вот так вот… Мы же не боги, пап.

— Прощай, Генрих, — сказал отец.

— Прощай, отец…

55

31 декабря вечером они пошли к Алискиным панк-друзьям. Алиска предлагала встретить Новый год с друзьями Генриха, но так как таковых не существовало в природе, им оставалось только пойти к друзьям Алис.

Делая себе укол морфия в ванной перед тем, как облачиться в черный парадный костюм, Генрих вдруг отметил, что он похудел. Лицо Супермена в желтом свете лампы ванной комнаты оказалось как бы слегка припеченным, словно покрылось тончайшей пленкой первого весеннего загара. Супермен поморщился.