— И самый маленький размер тоже, — вспоминает Оскар, глядя, как Крис вкладывает лакированную коробку с дилдо в черный пакет, самый большой, какой у них есть. Маска, запакованная отдельно, уже лежит на прилавке.
Китаец приносит Оскару лакированный пенал, но совсем узкий, и открывает его, предлагая Оскару убедиться, может быть, в том, что маленький размер действительно маленький. В коробке покоится длинная розовая кишка, «птичий хуй» на жаргоне Криса. По длине она такая же, как и супердилдо, но диаметр кишки всего лишь каких-нибудь пол-инча.
— Спасибо, ребята, — благодарит Оскар, забирая покупки.
— Приходи опять. — Крис крепко жмет руку Оскара.
«Не хотел бы я быть врагом Криса», — думает Оскар и покидает магазин. Китаец за спиной Криса шевелит губами. Это его «Гуд бай!».
10
Сюзен явилась не одна. Вместе с ней в квартиру Оскара ввалилось существо, физиономию которого он не раз видел во всевозможных журналах мод, но никогда не мог запомнить имени существа.
— Оскар, это моя герл-френд Кати Стюарт. Кати — модель агентства «Элит», ты, я думаю, не раз видел ее фотографии и в «Воге», и в «Харперс Базар»…
— Оскар-неудачник, — представляется Оскар, прищелкнув каблуками туфель, и пожимает руку существа.
— Оскар шутит, дорогая, — заторопилась поправить Оскарову остроту миссис Вудъярд. — Он — философ. — «Философ» Сюзен украла у Женевьев.
«Слабо ей называть меня палачом и так представлять друзьям», — ухмыльнулся Оскар.
— Знаменитая Кати, Кати, появившаяся на десяти обложках фэшен-журналов в один год. — Оскар отошел чуть-чуть от мисс Стюарт и бесцеремонно уставился на нее.
— Одиннадцати, — поправила мисс Стюарт. Оскар осмотрел мисс Стюарт внимательно. Без сомнения, она, как говорят, «очень привлекательная девушка» — блондинка, высокая и стройная, иначе в «Элит» ее бы и не взяли, с почти мужскими чертами лица. Резкие и определенные, суховатые, они, без сомнения, прекрасно служат Кати в ее профессии модели, но Оскар лично предпочитает другой тип блондинок, ему нравятся девчоночьи черты лица. Такие, как у Наташки… Состарившись, Кати будет похожа на мужика, решил Оскар.
Дамы сняли шубы и прошли в гостиную. Однако Оскар, не желая тратить драгоценное время палача попусту, не позволив им даже сесть, взял Сюзен Вудъярд за запястье и сказал, поворачивая к себе:
— Я предлагаю всем нам снять одежды и отправиться в спальню, где мы сможем заняться непосредственно тем, ради чего вы пришли сюда, — любовью. Это дом любви, а не дом светских разговоров в гостиной.
И ласково, но крепко обняв дам за талии, Оскар повел их в спальню. В случае Сюзен талия, впрочем, была понятием условным и означала лишь условную линию, находящуюся на расстоянии определенного количества инчей от пола.
Сюзен располнела, и ее неряшливая плоть, безусловно, проигрывала, находясь рядом со свежим телом ее молоденькой возлюбленной, но сексуально миссис Вудъярд притягивала Оскара куда больше, чем красивое животное Кати. Поэтому в процессе сеанса любви Оскар лишь раз позволил себе кончить на обожаемую миллионами мужчин глянцевую поверхность личика Кати Стюарт, вынув для этого член из отверстия между ягодицами миссис Вудъярд. Сперма Оскара, желтоватая и густая, заляпала глаз, часть носа и часть рта мисс Кати. В Сюзен же, бедную, исхлестанную им и мисс Кати, распятую ими на постели куском мяса, ляжки и грудь в синяках и ссадинах, Оскар кончил три раза. Сперма Оскара, размазанная по простыне и телам обеих женщин, подсыхая, стягивала и кожу женщин, и простыню.
Уже около трех часов ночи, когда Кати, лежа под сосущей ее рот миссис Вудъярд, ебла ее и себя птичьим хуем, дергаясь и помогая себе рукой, а Оскар, вцепившись в зад миссис, безжалостно двигал надувшимся и опухшим членом в ее предназначенной для других целей кишке, Оскар представил себе, как волосатый Чарли ебет его ласковую маленькую Наташку в попку, вспомнил Наташкины стоны и визги и, нечеловечески заорав, кончил в миссис Вудъярд. Прокусив одновременно ее шею до крепкой соленой крови.
глава пятая
1
Первым человеком, позвонившим Оскару в новом году, была Наташка.
— Поздравляю с Новым, 1981 годом! — сказала Наташка. — Желаю тебе, О, наконец повзрослеть в этом году, а также сделаться джентльменом.
Наташка, впрочем, несмотря на язвительность, звучала грустно. Они не разговаривали с той ночи, когда Оскар оставил телефонную трубку качаться над декабрьским асфальтом Нижнего Ист-Сайда. «Может быть, Наташка заметила в зеркале морщинку под глазом, потому грустная», — попытался отгадать причину Наташкиной грусти Оскар.
— Спасибо, Наташа. Я тебя также поздравляю с Новым годом. Надеюсь, и в новом году свобода твоя будет такой же безграничной… еще более безграничной, чем в прошедшем году…
Так они кололи друг друга чуть-чуть, хотя на самом деле Оскар очень соскучился по Наташке, по ее телу, по ее дурацким, смешным историям. И Наташке, наверное, что-нибудь нужно было от Оскара, раз она звонит, проглотив обиду.
— Твой прошедший год, насколько я могу судить, закончился не так плохо, — сказала Наташка.
Некая натянутость в ее голосе заставила Оскара насторожиться:
— Что ты имеешь в виду?
— Ну как же, ты теперь у нас светская личность. В журнале «Интервью» твоя фотография. «Партиинг Кристмас аут», — передразнила кого-то Наташка. — Эротическая писательница Сюзен Вудъярд, супермодель Кати Стюарт и… — тут Наташка остановилась, чтобы сменить информационный тон на торжественный… — философ Оскар Худзински! Какую из них ты ебешь? — спросила Наташка быстро и тут же ответила за Оскара сама: — Впрочем, кого я спрашиваю, конечно, обеих вместе.
Оскар хмыкнул. Теперь причина Наташкиной грусти, кажется, объяснилась.
— Ревнуешь? — спросил он.
— Да, а что? Нечего шляться по бабам. Как ты можешь ебать их, О? — спросила Наташка почти дружелюбно. — Одна — каракатица, а другая — фригидная дура.
— Кто каракатица, а кто дура? — заинтересовался Оскар.
— Простокваша Сюзен, конечно же, каракатица, а Катька, конечно же, дура. И всему Нью-Йорку известно, что она фригидна. Ничего не чувствует, хоть пропусти ее через батальон морской пехоты.
Наташка замолчала. Оскар тоже молчал, предпочитая предоставить инициативу Наташке.
— Ты ничего не хочешь мне сказать? — спросила наконец Наташка.
— Я хочу сказать, что очень сожалею, что называл тебя говном, но ты поступила по-хамски, сделала мне больно. Мне до сих пор больно. И даже в ту ночь ты опять позволила кретину Чарли приехать и выебать тебя. Это уже переходит всякие границы. Даже наши с тобой, которые нормальным людям не кажутся границами вовсе.
— Прости, О, — сказала Наташка. — Это я от злости на тебя сделала. Из чувства противоречия.
Оскар покачал головой, однако, вспомнив, что Наташка не может видеть его головокачания, выражающего степень потрясения Оскара поступками Наташки, ограничился тем, что тяжело вздохнул в трубку.