История его слуги - читать онлайн книгу. Автор: Эдуард Лимонов cтр.№ 46

Но наибольший эффект, конечно, имели три ступеньки. Когда дней через десять, впервые за мою службу в доме, появился Стивен, он эти три ступеньки увидел, они ему тоже докучали, в конечном счете это было лицо его дома, и, хотя он очень не хотел тратиться на дом, в котором он так мало жил, ему было стыдно за ступеньки перед его гостями, такими же снобами, как и он. И Линда, которой я в первые месяцы моей службы совсем не доверял, считал ее шпионкой хозяев, что, наверное, в какой-то степени так и было, и, наверное, не только тогда — я подслушал, как она докладывала Нэнси по телефону: «…он починил ступеньки в холле»… — слышал я, — «он все хорошо делает».

Я до хуя чему научился у них — у Линды и Гэтсби тоже. И хорошему, и плохому, смотря, впрочем, с какой стороны поглядеть. «Не доверяй никому, — учила меня Линда, — всех проверяй, всех! — исходи из положения, что все работающие с тобой — жопы и ленивцы, только тогда у тебя не будет неудач».

Она учила меня не доверять всем, и я не доверял — мясникам, владельцу рамочной лавки, которая оформляла для нас картины и фотографии, агентству «Modern Age», часовому мастеру, куда мы сдавали ремонтировать золотые часы Нэнси и сверхсовременные кварцевые и электронные часы Стивена, меховщику Каплану, оптикам из необычайно дорогого оптического магазина Клермон-Ферран, куда я носил стивеновские, опять-таки сверхсовременные, очки, я не доверял бартендерам и официанткам, приходившим обслуживать наши парти, я не доверял электрику Джону и многим другим. Сама Линда назвала меня параноидным в связи с бартендерами, которых я едва не обыскивал при выходе, и спас-таки однажды, упрямец, ящик шампанского. В результате я и Линде ни хуя не доверял и никогда не сказал ей ничего, чтобы она могла использовать против меня. Я очень способный и прилежный ученик, не доверять — так не доверять, дорогая Линда.

Однажды в субботу пришел почтальон. Линды в субботу нет, среди множества мусорных писем было одно заказное, за которое почтальон попросил Лимонова расписаться. Я расписался, был январь, на улице мело мокрым снегом, потому от человеколюбия и скуки я пригласил почтальона выпить чашку кофе. Он прошел к кухонному столу, оставляя грязные следы, выпил кофе, и мы чуть-чуть попиздели. В окне рывками шел снег. Postman был как все почтальоны, ничего интересного — усатый человек лет пятидесяти, — жаловался на погоду и зарплату, они все жалуются на погоду и зарплату. Когда он ушел, мне пришлось спуститься в бейсмент за тряпкой и минут пять я потратил на вытирание наслеженного пола. Вот и будь человеколюбивым, подумал я, и от скуки и любопытства вскрыл заказное письмо, оттуда выпал чек.

Я поднял чек с пола, взглянул на цифру и не поверил сам себе — жирно, красным шрифтом было в чек впечатано 400.000 — четыреста тысяч долларов. Линда просила меня всегда звонить ей в экстренных случаях. Я подумал, что случай достаточно экстренный, чтобы побеспокоить Линду в ее субботу, и набрал ее номер.

— Что случилось? — спросил меня Линдин ленивый домашний голос.

— Мне только что принесли срочное письмо, — сказал я бодро, — а в нем чек на… тут я остановился, мне ей-богу нелегко было даже эти цифры выговорить, — на четыреста тысяч долларов.

Линда меня поняла, она засмеялась и сказала:

— Я понимаю, Эдвард, что ты никогда в жизни не видел чек на такую сумму. Расслабься, это нормально, поработаешь у нас дольше, привыкнешь. Я тоже вначале дергалась и делала большие глаза, когда восемь лет назад начала работать для Стивена. Положи чек на мой стол, — закончила она.

— Может, лучше в ящик стола? — неуверенно спросил я.

— Ну положи в ящик стола, если уж тебе так хочется, — согласилась Линда, теряя ко мне интерес.

Я положил чек в ящик ее стола в офисе, потом посидел некоторое время на ее кожаном стуле с колесиками, между машинкой TBM и телефоном, и опять вынул чек из ящика и поглядел на него. Неправдоподобные цифры 400.000 кроваво краснели на фоне бледно-салатного чека, как советское знамя над зеленым чехословацким городком. Я попытался подсчитать, сколько же мне нужно лет, чтобы заработать такую сумму. В год я зарабатывал чистыми деньгами 9 тысяч долларов, получалось, что мне требуется проработать у Стивена сорок пять лет, дабы заработать такие деньги. Я подумал, что вряд ли я доживу до восьмидесяти лет, посему придется мне что-то придумать, дабы ускорить процесс. Я спрятал чек, потом застыдился все же, вынул и положил чек на стол. В конце концов, я не ждал в этот уик-энд никаких гостей.

Стивен приехал в середине января в лимузине, вечером, — катался на лыжах в Колорадо, — похвалил слугу за ступеньки, мельком взглянул на книгу, которую читал слуга, сидя в кухне, — «Женская комната» — спросил слугу, нравится ли книга. Я сказал, что книга ужасная. Гэтсби сказал, что он книгу не читал, но тоже думал, что книга должна оказаться ужасной — ни хозяин, ни слуга не феминисты, как вы уже, наверное, смогли догадаться, господа. Тогда в любом жизненном проявлении жители Соединенных Штатов усиленно искали или феминизм или антифеминизм, эпидемия феминизма вспыхнула еще до роллер-скэйтинг эпидемии. Даже и казавшиеся мне в свое время неглупыми люди вдруг оказывались идиотами, когда дело касалось феминизма, все хотели быть прогрессивными и присоединиться как можно быстрее к очередному прогрессивному предрассудку.

Я не сказал всего этого Стивену, хотя поговорил бы с ним с удовольствием. И тогда, и сейчас, кроме Линды, мне не очень-то есть с кем поговорить в миллионерском домике, посему я больше упражняюсь во внутренних монологах. Гэтсби пробыл на кухне всего пару минут, выпил стакан молока и ушел спать. У него никогда нет времени, а если есть, он любит говорить, но не слушать, я думаю, от этого он очень много теряет. Когда я замечу, что я полюбил пиздеть и что мне внимают, я постараюсь оглядеться и попытаться увидеть, а нет ли среди моих слушателей одного, а то и пары скептических, но тихих Лимоновых.

* * *

Когда я спустился на следующее утро в 6:50 утра на кухню, там никого не было. Я просидел до полдевятого, глядя в окно и прислушиваясь к каждому звуку в доме, пока не понял, что Летучий Васп уже давно уебался.

Впоследствии я научился очень легко определять, присутствует ли Гэтсби в доме, по некоторым очень несложным приметам — каждый слуга знает их. Например, если я рано утром не обнаруживаю «Нью-Йорк таймс» возле фронт дор, значит, хозяин уже встал раньше меня, или он не ночевал в доме, ебался на стороне и, приехав домой в такси рано утром, уже взял газету. Еще у него есть привычка пить с женщинами перед тем, как пойти в постель, белое вино — итальянское «Корво», как я уже упоминал, я всегда держу для него в холодильнике две-три бутылки, и ящик «Корво» всегда стоит в винном погребе. Так вот: если бутылки «Корво» недостает в холодильнике, можно с уверенностью сказать, что у Гэтсби дама. Пустую бутыль и два бокала, с регулярностью, меня умиляющей, Ольга тащит из его спальни вниз около 11 часов утра.

Теперь я стараюсь вставать раньше, чем он, обычно я уже дочитываю «Нью-Йорк таймс» сидя на кухне, когда Стивен входит в кухню, взлохмаченный и в халате, из-под короткого халата торчат его босые здоровые ноги. У меня всегда уже готов кофе или кипяток, чтобы кофе немедленно сделать. Пока Его Величество усаживается читать газету, я уже подаю ему его кофе в огромной домашней чашке — они у нас двух цветов — красные и синие. Если у Гэтсби наверху женщина, он на кухне долго не задерживается, берет свой кофе, газету, еще чашку кофе и отправляется наверх, попросив меня приготовить завтрак или отказавшись от завтрака — завтрак зависит от его настроения или настроения его дамы. Гэтсби уходит с кофе, можно с уверенностью сказать, что у него наверху все та же Полли, интеллигентная и чуть-чуть стеснительная. Но если Гэтсби утром просит заварить чай, значит, ночь он провел с tea-lady, как зовем ее мы — я и Линда. Tea-lady тоже более или менее постоянная герл-френд Стивена, по-моему, восточно-азиатского происхождения.