Кто не думает о последствиях... - читать онлайн книгу. Автор: Данил Корецкий cтр.№ 69

– Как же он уйдет? – удивился Мончегоров. – Пешком, через тайгу?

Силантий кивнул.

– Можно пешком, за два дня к Листвянке выйдешь, а там на лодке… Да к нам, бывает, и вертолет прилетает, продукты привозят, гвозди, инструменты, горючее…

– А кто все это привозит?

– Разные люди, – уклончиво сказал старик. – И наши братья по вере, которые в Большой Мир ушли. И доброжелатели…

И неожиданно спросил:

– А вы на Атомное озеро идете?

– Почему так решили? – Иван Степанович даже опешил.

– Ефросинья сказала, – пояснил старик. – Она все чувствует. И про вас все рассказала.

– И что же она рассказала?

– Что драка у вас была, один другому челюсть своротил… Что крови на твоих друзьях много…

– Они мне не друзья, просто судьба свела, – открестился Мончегоров и тут же устыдился, хотя сказал чистую правду. – У них трудные судьбы, за свои грехи уже ответили…

Силантий прищурился:

– Где же они ответили, любопытно мне?

– В тюрьме отсидели. И тот, кому челюсть выбили, и другие…

– Это не ответ! – Старик сурово сжал губы и нахмурился. – Отвечать они потом будут, когда станут гореть в геенне огненной! За душегубство нет прощения! Особенно этот, чернявый, кровью замазан, да и дружок его – тоже…

– Карим с Рустамом? – изумился Иван Степанович.

Тайга рассказал о своем грехе, ну, может, остальные члены «шайки» отнимали чужие жизни, но «представители правительства»… Нет, наверняка Ефросинья что-то перепутала… Или вообще выдумала!

– Ну да, которые с тобой пришли. Так они и назывались…

– Гм… Наверное, это какая-то ошибка, – растерянно произнес Мончегоров. – А про меня она что сказала?

– Про тебя…

Силантий бросил острый взгляд из-под тяжелых век.

– Сказала, что это ты выпустил тогда дьявольское пламя!

Мончегоров чуть не упал с табуретки. Не может быть! Как сохранить секреты за режимными ухищрениями, если обычная женщина, живущая в глухой тайге, видит их так же ясно, как сам он видит торжествующую улыбку старообрядца?

– Вижу, теперь поверил, – удовлетворенно кивнул Силантий. – Так что опасайся своих друзей-то!

– А почему вы мне это сказали? – растерянно спросил Мончегоров.

– Почему, почему… По кочану! – исчерпывающе ответил старообрядец.

Иван Степанович сидел молча, не зная, как реагировать.

– Ладно, поговорили. – Силантий встал. – Ты ночуй у меня, – старик кивнул на широкую кровать. – А я к Василию пойду, у него есть место…

Иван Степанович заснул, как только прикоснулся к подушке, и спал как убитый. А проснулся, когда в небольшие окошки заглянуло вставшее над тайгой солнце.

– Что у вас выспрашивал этот старик? – спросил Карим, когда они грузились в машину.

– Да ничего не выспрашивал, – ответил Иван Степанович.

Он прекрасно выспался, чего нельзя было сказать о его спутниках. Все выглядели помятыми и недовольными. Только Тайга сиял: опухоль исчезла, и чувствовал он себя совершенно нормально. Суровый, не склонный к сантиментам мужик даже подошел к Мончегорову и крепко пожал руку.

– О жизни здесь рассказывал, о вере. Мне это интересно.

– Да, я слыхал, как ты с ним по этой теме складно причесывал. – Карим усмехнулся, но тут же погасил улыбку. – А про то, куда идем, спрашивал?

Мончегоров вдруг почувствовал, что от него повеяло запахом смерти. Смерти для всей старообрядческой общины.

– Да нет, с чего бы? Мы его вообще не интересуем.

– Да? Ну, ладно… А что ты на меня так смотришь? – взгляд Карима заледенел.

Иван Степанович замер. Он действительно пристально разглядывал «представителя правительства», отыскивая в нем черты или признаки убийцы. Неужели он прочел его мысли? Как Ефросинья…

– А смотрю я так, уважаемый Карим, потому что удивляюсь вашим манерам, – с иронией сказал он. – В Москве они были более изысканными…

– А-а-а. – Лед растаял. – Извините, Иван Степанович, действительно… Тайга огрубляет. Но этого больше не повторится!

– Не страшно, я не кисейная барышня…

Мончегоров сам не мог объяснить, почему скрыл истинное содержание беседы и не рассказал про удивительный дар Ефросиньи. Просто интуиция подсказала, что так будет лучше.

Через полчаса вездеход покинул скит старообрядцев. В часовне дети пели псалмы, несколько мужчин трудились на пилораме, кто-то возился на огороде, кто-то ушел в тайгу охотиться или собирать грибы. Все свободные от работы вышли к воротам и смотрели вслед диковинной машине, уносящей чужаков навсегда из их жизни. Впереди, тяжело опираясь на грубый посох, стоял Силантий Бельский. Он знал, что этот визит навсегда останется в неизобилующей событиями памяти общины, рассказывать о нем будут и через десять, и через двадцать лет.

Бронированная машина скрылась в тайге.

Катар. Доха

– Он не дошел до конечного пункта. И не прислал никаких сообщений…

Тонировка несколько ослабляла ослепительное сияние солнца и отражала его безжалостный жар. По ту сторону толстого стекла температура пересушенного воздуха подходила к пятидесяти, а в просторном зале заседаний на четырнадцатом этаже кондиционеры поддерживали двадцать шесть и приятную влажность.

– Наши люди передали, что в месте перехода границы была перестрелка, нарушитель убит. Но кто это, можно только предполагать…

Зал вмещал до ста человек, но сейчас здесь находились только пятеро. Четверо в национальной одежде – белоснежных, без единой замятости джалабиях [47] , которые богатые арабы меняют по несколько раз в день, на головах платки-гутры, перехваченные толстыми черными шнурами – игалями. Три гутры белого цвета, одна в мелкую розовую клеточку – значит, ее носитель из Саудовской Аравии. Пятый, в тончайшем европейском костюме белого цвета, стоял у окна, смотрел на раскинувшийся внизу город, любовался спиральным минаретом и монотонно продолжал сообщать то, ради чего они и собрались в «Доха-Плазе».

– Таким образом, мы ничего не знаем о судьбе нашего друга, а что еще более важно, не знаем – отработал ли он точку «А». Не знаем, ввел ли он координаты в «волшебную палочку», не знаем, где она находится.

Четыре человека сидели в глубоких кожаных креслах, закинув ногу на ногу, так что были видны дорогие, по тысяче долларов сандалии, украшенные кристаллами Сваровски. Они смотрели в спину белому пиджаку и внимательно слушали его глуховатый, чуть надтреснутый голос.