Насвистывая в темноте - читать онлайн книгу. Автор: Лесли Каген cтр.№ 39

— И у тебя прекрасный окрас. Знаешь, что это такое?

Я помотала головой.

— У тебя зеленые глаза, и светлые волосы, и кожа чудесного персикового оттенка. Все это и называется «окрас». — Он вновь поднял газету и сказал из-за нее: — Ты очень красивая девочка.

— Шевелитесь, мисс Саа-алли, а то вода вот-вот остынет, — позвала Этель.

Затем мистер Гэри что-то сказал, прикрывшись рукой (я уловила слова «Тру» и «окрас»), и они с миссис Галецки посмеялись немного.

На краю ванны, поджидая меня, сидела Этель.

— Снимай с себя одежки. Я постираю их для тебя.

— Что же я тогда надену? — Я протянула ей майку, шорты и трусы. Бабуля сказала бы, моя одежда похожа на тряпку, которую кошка притащила в дом.

— Я звонила Нелл. Явится, не успеешь и глазом моргнуть, с чистой одеждой для тебя и Тру. Они с Эдди отвезут вас на похороны и меня заодно подбросят.

Так вот почему Этель в воскресном наряде! Стоит ли удивляться, она не пропускает ничьих похорон. Говорит, это важно для семей почивших — знать, сколько людей станут скучать по ним.

Я сунула ногу в ванну, и она была восхитительно хороша, эта теплая вода с пузырьками. Этель выложила на борт ванны совершенно новый кусок мыла «Айвори», и я нырнула в воду.

— За ушами тоже, — велела Этель. — И волосы вымой хорошенько.

Когда она вышла и прикрыла за собой дверь, я подумала, до чего же на самом деле соскучилась по Нелл, не могу дождаться эту дурную голову. Но Тру, наверное, нисколько по нашей сестре не соскучилась, разве что обрадуется шансу подразнить ее.

В дверь постучали в ритме «Собачьего вальса».

— Прости, что беспокою, — сказал через дверь мистер Гэри. — Мне нужно взять аспирин для мамы из аптечного шкафчика, можно войти?

Я поглубже утонула в пузырях и ответила:

— Конечно. — Даже если мне и не особо хотелось, это ведь его дом, и невежливо было бы сказать «нет».

Мистер Гэри вошел, достал с полки склянку с таблетками, а потом захлопнул дверцу шкафчика и посмотрел на меня в зеркало.

— Не сомневаюсь, это здорово, да, Салли? Я просто обожаю воду. Дома в Калифорнии я живу на пляже и каждое утро отправляюсь поплавать. — Он присел на край ванны с той стороны, где были мои ноги. Я еще раз проверила, целиком ли спряталась под пузырьками. — Чудесный способ начать день. Каждый раз это встряхивает меня, заряжает бодростью и чистотой, будто я заново родился. — Он брызнул в меня водой.

— Ага, — согласилась я. — Вы правы, мистер Гэри.

Мне хотелось, чтобы он ушел или хотя бы прекратил улыбаться, потому что один глаз у него чуточку косил, и из-за этого он выглядел немного странно. Его окрас был под стать моему собственному. Загорелая кожа, светлые волосы, а вот глаза вместо зеленых — того же цвета, что и у его мамы, лагунно-карие. И волосы настолько блонди, будто взялись, сказала бы Нелл, прямиком из флакона. Она бы точно это знала: пошла уже четвертая неделя с тех пор, как Нелл стала ходить в «Школу красоты Ивонны» на Норт-авеню.

Тут вернулась Этель. Она подтолкнула мистера Гэри к двери, а меня спросила:

— Ты уже вымыла волосы?

Я соскользнула под воду, но слышала: Этель что-то говорит мистеру Гэри. Когда я выплыла наружу, его уже не было.

Этель опустилась на колени рядом с ванной, взяла мыло «Айвори» и принялась тереть его в больших коричневых ладонях, добывая пену. Голова у меня была вроде как под водой, и я не особо ее слышала, только видела, как губы шевелятся. У Этель чудесные губы. Широкие. И она всегда мажет их ярко-красной помадой под названием «Пожарная машина № 5». Готова спорить, точно такой же будет мазаться и Мэри Браун, когда подрастет.

Она резко выдернула меня из воды и нахлобучила на голову пену, взбивая волосы так, словно это был кусок теста, который следовало хорошенько вымесить.

— Я спрашиваю, что говорил тебе мистер Гэри?

— Ну, что очень любит воду, от нее чувство, будто он заново родился.

Этель закатила глаза и сказала нетерпеливо:

— В голове у этого парня пляшут чудны́е мысли, но ты не вздумай натравить на него свое воображение. — Она соскребла остатки пены с ладоней, стряхнула в ванну. — Еще раз обмакнись и вылезай.

А мне совсем не хотелось вылезать. Мне хотелось остаться в воде, и плавать, и чувствовать, как мистер Гэри сказал, будто заново родилась, но Этель взмахнула передо мной пушистым свежим полотенцем:

— Время не ждет.

Я выбралась из ванны и дала ей завернуть меня в полотенце.

— А теперь беги в мою комнату и закрой за собой дверь. Нелл явится с минуты на минуту.

Я вползла обратно под одеяло Этель как была, в полотенце, и просто ждала там, как велела Этель. За окошком Тру помогала Расмуссену собирать зеленый горошек в серебристую миску. Расмуссен посмотрел на часы и зашевелил губами. Потом оглянулся в мою сторону и махнул рукой. Я прикинулась, что ничего не вижу, перекатилась на другой бок и взмолилась, чтобы Нелл поспешила. Хотя денек выдался теплее не бывает, при виде Тру с Расмуссеном вместе, прямо не разлей вода, меня начало знобить.

Мы с Тру влезли в привезенные Нелл линялые платья цвета морской волны, что обычно надеваем в церковь, попрощались с мистером Гэри, пообещали вернуться после похорон и сыграть с ним в «Пиковую даму». Он сказал: уж пожалуйста, постарайтесь, он пробудет здесь еще совсем недолго и направится назад в Калифорнию, страну молока и меда. «И воды», — подумала я. Там целый Дикий океан. И еще мистер Гэри похвалил наши с Тру наряды, назвал нас «прелестницами».

— Совсем как взрослые, — добавил он голосом, легким, точно мотылек.

Тру, и Этель, и Нелл уже сидели в машине Эдди, ждали только меня. А я вернулась еще раз сказать «спасибо» миссис Галецки, что та разрешила нам переночевать. Стоило мне прикрыть входную дверь и обернуться, там он меня и поджидал, на ступеньках крыльца.

— Доброе утро, Салли.

Я чуть из кожи не выскочила от неожиданности. Этому парню здорово удается тихо подкрадываться. Расмуссен был весь разодет в красивый черный костюм, прямо кинозвезда. Еще на нем были полированные черные туфли. Не на резине.

— Могу я подвезти тебя на похороны?

— Не стоит, спасибо. — Я двинулась по дорожке к калитке, подальше от Расмуссена, а то еще сграбастает. — Меня уже подвозят.

Потому что неважно, что там наговорила Этель, я по-прежнему относилась к Расмуссену с подозрением. Но потом — не знаю, что на меня нашло, — я ощутила такое бесстрашие из-за яркого солнца и из-за Лиззи, лаявшей на белку, которую она загнала на большой дуб, что я прижмурилась на Расмуссена и спросила:

— Зачем у вас в бумажнике лежит моя фотография?