Насвистывая в темноте - читать онлайн книгу. Автор: Лесли Каген cтр.№ 34

— Офицер Расмуссен… — начала я и замолчала.

Глаза мистера Питерсона уставились на меня из зеркала заднего вида:

— Что офицер Расмуссен?

— Он… Он…

— Да уж… прекрасный человек, верно? — сказал мистер Питерсон. — Дэйв здорово помог нашей семье в это трудное время.

Я так сильно сжала ладонь Генри, что он ойкнул.

— Хочу домой, — заявила я, едва машина встала перед бабулиным домом.

Мистер Питерсон развернулся к нам с Генри. У него были красивые золотые часы, и на бледной руке отчетливо выделялись волоски. Я еле сдержалась, чтобы не ткнуться головой в эту руку, так она была похожа на папину.

— Извини, Салли. Офицер Расмуссен не думает, что сейчас вам стоит возвращаться в свой дом.

Еще бы он так думал. Расмуссен просто хотел знать, где я, чтобы потом, когда станет удобно и темно, сказать бабуле, будто приехал отвезти меня домой, и она такая старая, что просто отдаст ему меня, как вчерашнюю газету.

Мистер Питерсон взглянул на часы:

— Теперь мне нужно съездить встретить жену, девочки. Сегодня вы будете в безопасности.

Тру, наверное, все-таки пострадала сильнее, чем я думала, потому что ограничилась тихим «ладно». Мистер Питерсон обошел машину и открыл дверцу Тру, еще раз осмотрел ее нос и посоветовал: «Прикладывай сегодня лед. Уже завтра полегчает».

А я подарила Генри лучшую свою улыбку — с ямочками такими большими, хоть прячь в них кусочек «Хаббл-Баббл». И он сказал:

— Не переживай о велосипеде, Тру. Па завел его в аптеку, чтобы не угнали. И твой рожок для мороженого тоже занес.

— Никакой это не рожок… А, неважно. — И Тру побрела к бабулиному дому.

А я стояла столбом, потому что вдруг поняла, зачем Тру было чмокаться с Вилли. Больше всего на свете мне сейчас захотелось прижаться губами к бледной щеке Генри Питерсона и прошептать: «Спасибо, что спас нас от Жирняя Эла», но мистер Питерсон стоял совсем рядом, а я не знала, как он среагирует.

Когда машина отъехала от обочины, Тру спросила:

— Он тебе нравится?

— Да, — ответила я.

Мы смотрели, как «рамблер» удаляется по улице. Белая рука Генри махала из окна задней дверцы.

— Сильно болит? — спросила я, поворачиваясь к сестре.

— Бывало и похуже.

Вот сейчас она наверняка вспоминала аварию: на лице у Тру возникло такое особое, непривычное для нее выражение. Примерно как у статуи Свободы.

— Ты скучаешь по нему? — спросила я.

Сестра поняла, что я имею в виду папу, но, конечно, притворилась, будто ей невдомек. Отшвырнула лед, который ей дал мистер Питерсон, и вытянула из кармана пачку «L&M». Закурила и, глубоко затянувшись, выдула колечко, пролетевшее возле моего носа. И заухмылялась, радуясь моему изумлению:

— Быстрюга Сьюзи научила. Называется «французские кольца». — Дымок повис над ее головой, как нимб у святой. — Пошли повидаемся с Этель. Я бы сейчас сыграла в карты с нею и мистером Гэри. Классно будет поиграть в «Пиковую даму». А Этель, может, даже угостит нас песочными кексами. Умираю с голоду.

Я вздохнула с облегчением. Раз уж Тру упомянула о чем-то французском, значит, с ней все в порядке. Мне тоже не хотелось сидеть в старом бабулином кресле у окна и смотреть, как дядюшка Пол склеивает палочки от мороженого, насвистывая под нос стародавние песенки, — сидеть там и знать, что Расмуссену прекрасно известно, где я сегодня ночую. Поэтому я сказала сестре то, что ей никогда не надоест слышать:

— Тру, ты — гений.

Мы стояли на парадном крыльце миссис Галецки. Позвонили, но никто не спешил открыть, и я забеспокоилась, что в доме все уже спят. С крыльца мне были видны крыши нашего дома и дома Кенфилдов, и я знала, что призрак Дотти безутешно рыдает в ее спальне. И уж конечно, я прекрасно видела дом Расмуссена, потому что стояла в десяти футах от него. Побольше, чем у миссис Галецки. Не дом из двух половинок, а целиком для одной семьи, совсем как наш старый дом на ферме. Я так скучала по нему. Даже по писающему куда попало Джерри Эмберсону скучала. Там было безопасно, если не считать, конечно, что фермерам вечно оттяпывает руку или ногу трактором «Интернейшнл харвестер», — такое стряслось с мистером Эмберсоном, и одна рука у него теперь твердая и пустая внутри, а ногти покрашены в дамский розовый цвет. Зато никаких тебе убийц и насильников. К тому же притворяющихся полицейскими. До дома которых рукой подать.

— Знаешь, скоро будет Праздник квартала, — сказала я, чтобы подбодрить Тру. После прогулки от дома бабули она выглядела очень уставшей.

Я всегда напоминала про это, когда хотела поднять сестре настроение, ведь Праздник квартала — ее самое любимое летнее событие. Год тому назад именно в этот праздник Тру объявили Королевой Детской Площадки. И особенно ей нравилась корона с блестками, хоть я тыщу раз потом ей повторила, что эта блескучесть с зимним комбинезоном ну совсем не смотрится.

Тру не ответила.

— Да и Ярмарка штата тоже скоро, — вспомнила я второе по любимости событие.

Тру принюхивалась к ветерку. Он пах шоколадным печеньем. Пекарня «Хорошее настроение» трудилась днем и ночью. Мама всегда говорила, ее мутит от этого запаха. Может, как раз из-за запаха печенья мамин желчный пузырь и накрылся.

— Тру!

— Тсс… Кажется, я что-то слышу.

Сестра спустилась с крыльца и обернулась посмотреть на дом. Тогда и я услыхала. И пошла за Тру вокруг дома миссис Галецки, стоявшего чуть не вплотную к дому Расмуссена. Смех делался громче с каждым моим шагом.

На застекленной веранде, которую мистер Гэри Галецки выстроил для матери сразу после прошлогоднего Четвертого июля, чтобы та могла радоваться летним вечерам, не отвлекаясь на жалящих москитов, сидели Этель, и Рэй Бак Джонсон, и мистер Гэри. Мы с Тру приходили поглядеть, как мистер Гэри строит веранду для своей ма. Дерево так здорово пахло, пока он резал его своей гудящей пилой. Мы приносили попить, когда мистер Гэри просил нас, а он рассказывал нам истории про Калифорнию, и как апельсины растут на деревьях прямо у него во дворе, и что у него там чудесные розовые кусты, больше двадцати штук. Мистер Гэри сказал, возможно, когда-нибудь мы с Тру приедем к нему в гости, а он сводит нас в Диснейленд.

— О, вы гляньте, кто это тут? — воскликнула Этель, хотя распрекрасно знала, кто мы такие.

Мистер Гэри встал и открыл сетчатую дверь, чтобы впустить нас. Он высокий и куда сильнее, чем кажется с виду. И у него самые прекрасные руки, какие мне доводилось видеть. Узкие, с гладкими чистыми ногтями. Но вот уши — это да, ну прямо как у слоненка Думбо, так что Богу попросту пришлось выдать ему такие руки, чтобы исправить ляп с ушами. Рэй Бак сидел на небольшой соломенной кушетке, покуривая сигару. Этель крутила взад-вперед тряпкой, чтобы не налетели москиты, — на случай, если хоть один осмелится, — а Этель совершенно не одобряла москитов и обзывала их «худшей идеей Господа нашего». В доме играла радиола, и Нат Кинг Коул распевал «Мону Лизу» сквозь еще одну дверь с сеткой, что вела на веранду из кухни.