Великая мать любви - читать онлайн книгу. Автор: Эдуард Лимонов cтр.№ 38

— Ну сиди, — сказал мусор, — авось еще срок высидишь. — И выключил фонарь.

— Иди, иди себе, рогатый, не залупайся! — вдруг взвизгнул Юрка. — Я честно освободился, по половинке, где хочу там и сижу…

Ругаясь вполголоса, мусора ушли, решив не залупляться. Мы, два обожателя, приблизились, выйдя из тени.

— Привет, Юр. — Кот, стесняясь, выступил вперед. — Познакомься: это мой кореш, Эд…

— Здорово, Эд! — Наши салтовские Юркиного возраста прибавляли «хуй тебе на обед!» к моему имени, соблазн банальной рифмы был велик. Юрка не добавил, он был бандит, а не фраер. Он даже привстал со скамейки, подавая мне руку. Кисть была небольшая и, как мне показалось, слегка влажная. — Садитесь, молодняк!

Мы осторожно присели. Костя рядом с ним, я за Костей.

— Ну, как живем, молодняк? — Юрка вынул пачку «Беломора» и закурил. — Магазинчики курочим потихоньку?

— Не только, Юр… — Костя, я видел, спешно облизал пересохшие губы. Я знал, что он очень дорожит знакомством с Юркой — большим бандитом — и стесняется нашей незрелости… — Мы тут большое дело готовим…

Большим делом было намечавшееся ограбление некоего «дяди Сани». (Кстати сказать, так никогда и не состоявшееся.) Дядя Саня этот сам был едва ли не бандитом, во всяком случае, в собственном доме на Тюренке, как нам донес наводчик Генка по кличке Гвоздь, у него хранились деньги и золото. Гвоздь побывал в доме во время короткого романа с одной из дяди Саниных дочерей. Дядя Саня аккумулировал довольно значительные, по словам Гвоздя, нетрудовые доходы. Каким-то образом дядя Саня был связан и с начальником тюренской милиции, приезжавшим к нему несколько раз в год обедать, и со всякой темной публикой вокруг харьковского ипподрома. Мы хотели явиться и смело вывезти все ценное в доме грузовиком, у нас был знакомый шофер, но мы подозревали, что в доме у дяди Сани хранится огнестрельное оружие. Чтоб охранить «нетрудовые доходы». Наш арсенал огнестрельного оружия ограничивался Костиным самодельным пистолетом. Однако каждый из нас, и я и Костя, могли позаимствовать для операции «Токаревы» наших отцов — офицеров.

— Пацаны вы еще… — сказал Юрка, выслушав план ограбления. — Вся ваша бодяга держится на том, что в доме есть деньги и золото. А если их нет? Если ваш Гвоздь — фраер, похваляющийся наводкой, чтоб заиметь авторитет? А вдруг он мусорило? Ты, Кот, сам сказал, что вы ему не доверяете… Нет, я на вашу туфту не подписываюсь, я старый волк, мне нужен верняк. Если вас посадят, вам по малолетству сунут несколько лет, я — рецидивист, да еще с моей статьей, хуй выйду. Плюс у меня язва, мне особая диета нужна, молочная… В тюряге я загнусь… Пошли лучше выпьем, а, молодняк? Мы встали и направились к гастроному.

Родители Юрки жили в том же дворе, что и Костя. На Салтовке двором считалась территория, замкнутая между корпусами нескольких домов, зачастую довольно обширное поле. Обычно «двор» наполняли десяток скамей, несколько столов, на них жители окраин резались в свою любимую игру домино, песочница для детей, обязательные деревья и кусты — результат субботников «озеленения». Дом, где жил Костя, смотрел на дом, где жили Юркины родители. Долго, несколько лет, просто смотрел через деревья. И было бы очень хорошо, чтоб продолжал смотреть окнами, но чтоб Костя Бондаренко никогда не встретил Юрку Бембеля…

Костина мать первая познакомилась с Юркиной матерью. Они познакомились в продовольственном магазине. И разговорились. Жена майора, начальника районного военкомата, с интересом и удовольствием поговорила с женой подполковника в отставке, да еще бывшего в войну адъютантом маршала Жукова. Костина мать пригласила Юркину мать в гости, не сознавая, что делает. Юркина мать пригласила, в свою очередь, Костину мать. Костина мать была посвящена в секрет отсутствия старшего сына. Юрочка сидел в тюрьме за вооруженное ограбление. Сердобольная Костина мать, еще не догадывавшаяся о «преступных наклонностях» своего единственного чада, вместе с Юркиной матерью пустила слезу. И они выпили, выцедив ее из большой банки, по рюмке вишневой наливки. Юркина мать, седеющая женщина, с красивыми, до лопаток, волосами, утерла слезы краем пухового черного платка, покрывавшего ей плечи. И были рассказаны детали. Что Юрочку заманила в банду плохая женщина, много старше его. Что банда была большая, что главарь был из фронтовиков, что вооружены были до зубов, грабили сберкассы, инкассаторов и даже рестораны и что все ограбления производились с грубостью и отменной жестокостью. Что на совести этой очень злой банды было пять-шесть мертвых тел… Судили их в 1953 году, почти всем дали расстрел, Юрочке, несмотря на то что ему было пятнадцать в момент совершения преступлений и шестнадцать на суде, дали пятнадцать лет. Юрочка отсидел уже восемь и не сегодня-завтра выйдет… Да, за особо опасные сидят от звонка до звонка, сказала Юркина мать, все же принимая во внимание первое преступление и возраст плюс старания отца все эти восемь лет, все же храбрый фронтовой офицер, награды, адъютант Жукова… ждем весной.

Костя рассказал об этом мне, волнуясь. Его возбуждали и вдохновляли как раз детали, заставившие народных заседателей отправить большинство крепкой компании на тот свет. То есть вооруженность банды и привычка вначале стрелять, а рассуждать после. Привычка настоящих мужчин. Однако очень неудобная для жизни в современном мире, где индивидуум обязан вести себя как послушный выздоравливающий в психбольнице — не возбуждаться… Мы пошли к ребятам и навели справки. Наше салтовское поколение его не помнило. Выяснилось, что в 1953 году семья Бембелей не жила еще на Салтовке. Однако, посетив ежесубботнее народное гуляние на площади у кинотеатра «Победа», место встречи всей харьковской шпаны, различных группировок, нам удалось найти пару только что освободившихся урок Юркиного возраста. Мы почтительно приблизились… Пройдя с успехом сквозь церемонии закуривания, разглядывания, рукопожатий, сплевывания, растирания плевка сапогами, мы были удостоены ответа (вообще-то, так как мы были еще не сидевшие, мало кому известные малолетки, то нам с такими большими людьми и рядом-то стоять не полагалось)… Да, дело «банды Скворца» (от фамилии их пахана-фронтовика Скворцов) в свое время нашумело, да еще как. «Скворец» и его ребята не просто грабили, но делали дела лихо и с выдумкой. Ограбление театра Оперы и Балета в день премьеры — дело рук «Скворца» и его ребят. Банда построилась коридором у выхода, двадцать с лишним человек, и конфисковывала деньги, часы и меха у выходящих. Театр в тот вечер был полон обкомовских работников, и даже сам командующий харьковского гарнизона был с супругой. И второй секретарь обкома партии. Именно после этого за банду взялись серьезно. Такую наглость и неуважение к власти простить не могли… Командующий гарнизоном получил рукояткой пистолета по голове. А что он мог сделать? Со своим парадным кортиком на банду броситься? Через пару месяцев их взяли. Из двадцати шести обвиняемых большей половине впаяли «вышку»! Малолетка этот, Юрка, Бабель, кажется, фамилия его, злоебучий тип, темпераментный, не то цыган, не то молдаванин… к пиздятине у парня явная наклонность была. В его деле, говорили, по меньшей мере два обвинения в изнасиловании, среди прочих веселых штук… После войны оружия до хуя было, пулеметы люди имели, и ребята старшие из Европы, с фронта, вернулись, ни хуя никто не боялся, смерть-то в глаза не раз видели… Сейчас это все одни легенды… Остыла страна…