Подросток Савенко - читать онлайн книгу. Автор: Эдуард Лимонов cтр.№ 51

В последующие полчаса Эди-бэби пожимает по меньшей мере сотню рук и получает столько одобрительных хлопков в плечо, что плечо у него болит. Вместе с Кадиком он бродит в толпе по площади, здоровается со знакомыми, время от времени кто-нибудь из приятелей дает ему и Кадику выпить, вынимая из-под полы пальто бутыль неизменного биомицина или «портвеша» — портвейна. Результат поэтического состязания объявят после танцевального перерыва, жюри, состоящее из каких-то вовсе никому не известных активистов и деятелей культуры, ушло совещаться внутрь кинотеатра, но все ребята уверены, что Эди получит первый приз.

— Первое место тебе, чувак, обеспечено, — говорит Кадик. — Можешь быть спокоен. Я внимательно слушал всех других поэтов, они не тянут, — говорит Кадик. — Твое только счастье, чувак, что среди поэтов не было женщины или национального меньшинства, чукчи или эвенка, потому что жюри бы присудило первую премию женщине или нацменьшинству, даже если бы стихи были полная хуйня. Такая у них сейчас политика на всех народных гуляньях. Дают им премии для поощрения, — говорит Кадик. — Чтобы развивались.

— Да, — хмыкает стоящий с ними скептический Витька Головашов. — Какой, интересно, приз-то? Хуйню небось какую-нибудь дадут. Книгу, наверное.

— Давали бы деньги, — говорит Эди. — Даже пусть немного.

— Я однажды выстрелял в тире плюшевого медведя, — говорит Кадик, — по движущимся мишеням. Я медведя одной чувишке подарил, она за медведя со мной потом поборалась, — говорит Кадик.

Наверняка врет Кадик, думает Эди. Ему он этого случая не рассказывал. Впрочем, он сейчас врет не для Эди, а для Витьки, посему это простительно.

Чьи-то руки внезапно закрывают Эди глаза. Эди пытается стряхнуть руки, но руки сильные. После небольшой возни он все-таки захватывает противника за ногу и выворачивает перед собой на асфальт.

— О, еб твою мать! — говорит противник. Он чуть шепелявит. Перед Эди с асфальта вскакивает улыбающийся Аркашка Епкин. — На хуя на асфальт-то? — спрашивает он, впрочем, без обиды. — Чувствуется, борцы собрались, швыряются…

Борцы — это Эди-бэби и Витька Головашов. Витька, правда, борец опытный, у него третий разряд, Эди же еще считается начинающим, но все равно «борцы собрались».

— А хуля же вы, боксеры, руки свои выставляете? — отвечает за Эди Витька.

Аркашка становится в боксерскую стойку, а Витька в борцовскую. Некоторое время они прыгают друг против друга, очистив для себя круг в толпе. Публика поощряет их возгласами: «А ну, ребята, кто кого!», «Покажите класс!» — но Витька и Аркашка и не собираются сцепиться. Попрыгав, «пофраерившись», как говорят салтовские, они шумно хлопают ладонью о ладонь — здороваются.

— Привет, боксер хуев! — провозглашает Витька.

— Привет, ебаный борец! — отвечает Аркашка. Они друг друга уважают. Витька считается перспективным борцом, а Аркашка очень хороший боксер. Очень. Хотя и недавно начал.

Епкиных три брата. Два уже боксеры. Третий еще маленький совсем, но тоже уже машет кулаками. Их мать русская, а отец — «чучмек», как говорят на Салтовке, — какой-то азиат, не то узбек, не то казах. Во всяком случае, у всех Епкиных восточные плоские рожи, узкие хитрые глаза монгольских ханов, мускулистые желтокожие тела и очень хороший для боксеров темперамент. У Эди-бэби тоже желтая кожа, но не такая, конечно, желтая, как у Аркашки Епкина, у Аркашки и рожа желтая, а у Эди лицо и кисти рук намного белее остального тела.

— Молодец, Эд, хуй тебе на обед! — орет Аркашка, он, бывает, приходит на лавочки под липами по праву спортсмена и потому знает дурацкую присказку. На Аркашку Эди не обижается, Аркашка только дразнит Эди, но, когда нужно, он всегда выступает на его стороне и спокойно поддержит Эди в драке, хотя ему, как боксеру, драться на улице запрещено, могут дисквалифицировать.

В этот момент к микрофону выходит какой-то лысый чмур — конферансье назвал его харьковским писателем Борисом Котляровым, если Эди не ошибается.

— Котляров? — спрашивает он у ребят.

— Да вроде… Котелков… — отвечает всегда насмешливый Епкин.

— Да, Эди, Котляров, — подтверждает Кадик, досадливо прислушиваясь. Кадик не любит Епкина, или, как он его зовет, Ебкина, а может быть, даже он его опасается, потому Кадик всегда нервничает в присутствии Епкина. «Уже начал нервничать, — думает Эди. — Сейчас сбежит». Кадик явно ревнует Эди к другим ребятам и вдобавок сторонится шпаны.

После несколькоминутной речи, прошептанной в микрофон, даже внимательный Кадик ничего не услышал, Эди-бэби наконец слышит, как «харьковский писатель» Котляров произносит его имя.

— Иди! Иди! — толкают его ребята. — Первый приз. Иди!

Эди, а с ним и Витька Головашов, Епкин, Кадик и подошедший Ленька Коровин — неизменный Витькин собутыльник и друг — все они проталкиваются к ступенькам и, подлезши под веревки, ограждающие эстраду, направляются к микрофону.

— Не все! Не все! Один Эдуард! — останавливает их встревоженный конферансье. — Эдуард, подойди, пожалуйста, к товарищу Котлярову. А вы, ребята, подождите тут.

Эди приближается к «харьковскому писателю». Эди никогда в своей жизни не слышал о писателе Котлярове, но кого это интересует.

— Поздравляю! — говорит ему Котляров. — Позвольте мне пожать вашу руку, поэт Эдуард Савенко, — говорит Котляров, открывая и закрывая розовый рот на розовом лице, — и вручить вам, — продолжает он, — грамоту победителя поэтического конкурса Дома культуры Сталинского района.

«Грамоту? — думает Эди. — На хуй мне ваша грамота! А приз?»

— Давайте, товарищи, поаплодируем победителю поэтического конкурса! — обращается к толпе подскочивший к микрофону конферансье.

Толпа шумно плещет руками, как пингвины в харьковском зоопарке шлепают ластами. Некоторое время над площадью стоит шум, рев и приветственный свист салтовской и тюренской шпаны из их части территории. Эди-бэби засовывает в карман свою грамоту и собирается уходить, но у писателя появляется в руке еще какой-то небольшой предмет, завернутый в красную бумагу.

— В дополнение к грамоте разрешите мне вручить вам, товарищ Савенко, памятный подарок, — говорит розовый Котляров.

— Правильно! — кричат Епкин, Витька, Ленька и Кадик от веревок, где они все стоят. — Правильно!

Эди берет сверток из рук писателя, они опять обмениваются рукопожатиями, толпа, уже потеряв интерес к зрелищу, жидко аплодирует. Эди сбегает по ступенькам к своим. Епкин, взяв у него из рук красный сверток, немедленно начинает сдирать с него бумагу, а конферансье уже объявляет следующий по программе аттракцион-игру: желающие будут перетягивать канат.

— Домино! — орет Епкин разочарованно. — Педерасты! Не могли что-нибудь подороже подарить, что-нибудь стоящее, хотя бы маленький приемник. Домино! — произносит Епкин с презрением.

Все единодушно сходятся на том, что Дом культуры пожадничал и, наверное, администрация пропила в кабаке деньги, выделенные на призы, а взамен накупила всякого говна, все другие участники конкурса, получив не первое место, получили свои подарки раньше. Что — никто не знает, но тоже говно, очевидно.