Смрт - читать онлайн книгу. Автор: Эдуард Лимонов cтр.№ 30

О, Боги! Я понял там, на горной тропе в Далмации, как было нелегко Че в Боливии. Правда, он сам был доктором, и у него были с собой кое-какие медикаменты. Если я выживу, Иисусе Христе, святый наш Боже православный, клянусь, я всегда буду возить с собой баллончик с вентолином. О святый Боже! Клянусь. Че было в Боливии невыносимо. Проводник наш играючи несся по тропе, легкий, как юный горный олень, а потом, спохватившись, ждал нас, остругивая палку. То, что он уходил далеко от меня, было мне даже на руку, я боялся, что он услышит свист в моих легких. Следующей за мной, очень близко ко мне шла Драгана. Хотя она несла рюкзак вдвое больше моего, она по виду совсем не устала и поджимала меня, чуть ли не обдавая мой затылок дыханием юной спортсменши. Я панически опасался, что она услышит свист из моих легких. Если бы был мул, сел бы я на него, или нет? — думал я. Че позволял усадить себя на мула только в тех страшных случаях, когда за ними по пятам шли боливийские рейнджеры, только что свежеобучившиеся у янки, их тренировали «грин-береты». В свою очередь, имевшие опыт Вьетнама. Что должен был чувствовать Че на этом вонючем муле? Что? Свой близкий конец? Никто не верит в свой конец до конца. Он чувствовал стыд и понимал, что в больном вдребезги командире бойцы видят символическое, уже свершившееся поражение. Че чувствовал стыд и непоправимость уже случившегося. А мул, видимо, гадил на ходу. Мулы как лошади.

Я широко открывал рот и старался дышать всем, чем мог. Утверждают, что некоторые йоги умеют дышать порами кожи. Я сожалел, что никогда не взял на себя труд научиться дышать порами.

Как-то в Париже в конце 80-х годов я пришел на коллоквиум, в котором участвовал Реджис Дебре, свидетель боливийского похода Че. Он фигурирует в боливийском дневнике Че Гевары как «француз». Некоторые историки утверждают, что Реджис Дебре неосознанно привел к лагерю Че Гевары хвостов. Что с появлением Дебре начались все несчастья, партизан окружили и с тех пор не выпускали из кольца, позволяя им перемещаться, но перемещая и кольцо. Реджис Дебре вышел от партизан, был арестован немедленно, и состоялся процесс над ним, привлекший внимание мировой прессы. На сцене коллоквиума я увидел сонного человека в сером костюме. Речь шла, по-моему, о Европейском банке развития и о его возможном влиянии на развитие слаборазвитых стран. После коллоквиума меня по моей просьбе представили знаменитому человеку. Он рассеянно поглядел на меня и тотчас забыл. Я не забыл его. Из-за Че Гевары, у которого была астма. Еще там, в боливийском кастинге группы Че, была Тамара Бункер, дочь немецких коммунистов из ГДР, женщина, приехавшая в джунгли в бриджах для верховой езды. Ее называли Таня. Она сбежала в джунгли, потому что провалилась в своей миссии. В столице Боливии она должна была охмурить президента Боливии. Она погорела на том, что в ее отсутствие в ее комнате в отеле побывали контрразведчики. Рутинная проверка, может быть из-за ее близости к президенту. Нашли кассету с революционными песнями. Пристально занялись Таней. Провал. Побег в джунгли. При выходе из лагеря Че Таня и еще шесть партизан были застрелены на речной отмели рейнджерами. Так она и лежала в воде в этих бриджах…

Мои размышления, залавливающие мои страдания, прерывает просьба Драганы о привале. Она хочет растереть травмированное колено. Все недовольны («Скоро стемнеет!»), кроме меня. Говорить я не хочу и, видимо, не в силах. Я сажусь у края обрыва и гляжу на сделанный из плоскостей, наклонных, горизонтальных и вертикальных, как полотно, нарисованное рукой художника-кубиста, пейзаж. На самом деле восхитительно. Но, видимо, всем уже понятно, что со мной плохо. Драгана трет свое колено за моей спиной. Долго. Наконец до меня доходит, что она хочет, чтобы я отдохнул. В нормальное время, без груза проклятого приступа астмы, я бы шел, ну не так, как юный циркуль-проводник, а как похожий на крепкого крестьянина солдат по имени Вук. Я нахожу его взглядом. Он из-за своего рюкзака ободряюще машет мне рукой.

— 'Идемо? — Я встаю. Я дал себе слово, что лучше упаду прямо на тропе, когда струйка воздуха, проникающая в легкие, станет настолько тонкой, что уже не сможет обеспечить воздухом мои движения.

— 'Идемо! — отвечает Драгана.

Мальчик-циркуль уже не остругивает палку. Он ее выбросил. Он просто вертит ножом. Он прячет нож. Мы шагаем за ним. Я опять вооружаюсь Че Геварой, то есть пытаюсь представить его на тропе впереди меня, сразу за отроком-проводником. Проводник ведет мула за повод, а бледный, как таблетка аспирина, Че сидит в седле, как Иисус Христос, лицом к хвосту мула и ко мне… Как Иисус Христос, потому что, издеваясь, Христа посадили на осла лицом к хвосту. Издевательство, ибо мул гадит на ходу, вокруг вегетарианского дерьма мухи, и оводы, и запах. Чтоб унизить, лицом к хвосту.

Астма потому крайне неприятная болезнь, что удушье — одно из самых неприятных болезненных состояний. Удар ножом неприятен, но если не поражены внутренние органы, то боли почти нет. Удушье, когда пузырьки воздуха в недостаточном количестве садятся на легкие, лишает воздуха весь организм, в первую очередь кровь. Бескислородная кровь омывает сосуды мозга как тяжелая вода. Ты весь гудишь, как раскаленный аппарат. Умереть от удушья — это умереть в чудовищных мучениях. Хуже этого, видимо, только пытка, когда с тебя с живого сдирают кожу.

Увидев нас сверху из своего орлиного гнезда, к нам спустились бойцы с форпоста. Они похватали наши рюкзаки, Драганы и мой в первую очередь. И убежали вверх. Но и без груза воздуха в моих легких ведь не прибавилось, я уже еле шел. Тем более что тропа кончилась и нужно было идти вверх, перескакивая с камня на камень. В конце концов все они ушли вверх. А ко мне, легко прыгая в стороны и вниз, спустился пацан-проводник. Он поглядел, как я тяжело взбираюсь, и решил подбодрить меня:

— Метров пятьдесят осталось, рус. Там бойцы уже «чашу дружбы» наполнили. Ты сможешь. Еще чуть-чуть.

Меня так изумила сентиментальность несгибаемого повстанца, что я даже улыбнулся. Он теперь пошел рядом со мной вверх, терпеливо ожидая меня.

— Это потому, что ты устал, или ты старый? — спросил он меня.

— Ни то, ни другое. Это потому, что приступ астмы. Ты не говори никому.

— Не скажу, — обещал он. — А что такое астма?

— Это болезнь, когда задыхаешься. Астма была у Че Гевары.

— О, у Че Гевары! — с уважением повторил он. Подумал, очевидно, что у Че Гевары не могло быть ничего не великого. Даже астма.

Наверху они заставили меня пить с ними вино из кастрюльки. Вино было холодным, потому что спрятано было в камнях и находилось там долгое время. «Будь здоров, рус!» — сказала мне Драгана. И улыбнулась. И я здоров до сих пор. Это был последний приступ.

Мы стояли у входа в казарму. Обычным составом: я, Славко и солдат Йокич. Был день очередного кратковременного перемирия. Нам сказали, что это будет наш выходной день. Было скучно. Мы уже сунулись было в столовую, там опять готовили ужасающе кислую тушеную капусту, от которой сводит скулы, с обрезками жира. Солдаты уговаривали меня напроситься в Смильчич, уговорить полковника Шкорича, чтобы он послал меня туда, там ни хорваты, ни сербы не соблюдают перемирия, а кроме того, «капитэн», аргументировали они свое предложение, в Смильчиче лучший во всей Книнской Краiне повар, он работал до войны в отеле «Славия». «Ах, как он готовит! Что ж, опять есть эту гнусную кислятину в казарме? Шкорич не откажет вам, капитэн!»