Последний мужчина - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Сергеев cтр.№ 69

«Но, наверное, такова судьба нашего городка. И есть какая-то тайная правда в том, что всё повторяется вновь и вновь». — Так думала интеллигенция, за долгие годы инноваций усвоившая лишь пару новых и к тому же чужих способов отъёма денег — мюзиклы и арт-гараж-балеты. Да, пожалуй, ещё и ударившись где-то головой, пришла к выводу о пользе личных встреч с властью, наивно полагая, что онивстречаются с ней, а не наоборот. И даже, о ужас, осмеливалась журить её после этого. Опять же с умыслом, в оправдание перед остальными. Но наград за смелость требовать не решалась. Ни-ни. И предлагая написать «портретик» венценосцам, мучилась по ночам, считая даже это риском и подвигом, вздрагивая при слове «Баргузин». Ведь «мотор ревёт, а кто знает, пропасть или взлёт?» — как случилось однажды с самым лояльным градоначальником за отказ вернуть карточный долг. Охранные грамоты — портреты и фотографии с ним, на той же Знаменке — превратились в приговоры, приходящие в полосатых тельняшках, опять же, по ночам и грозя пальцем обезумевшим обладателям. Впрочем, как и во все времена, находились питерские изгои, у которых правда, радость и доброта в музыке «Сольника» совпадала только с радостью молодости. Ну, ещё с дядей Мишей и его волшебным саксафоном, а вовсе не с площадями первопрестольной.

Сам же городок продолжал расчетливо жить за счёт отдыхающих, всё-таки бьющие фонтаны были так великолепны! Ну и продаж в дальние страны воды — её было так много! К тому же туда постоянно приезжал певец, сам изломавший свою судьбу и ничего не получивший взамен. Хотя в молодости ему грезилось иное. Видимо, бедняге фонтаны дарили отдохновение. И оно ему потребовалось, когда однажды, по неосторожности выйдя из тела, он попал в страшные катакомбы. Надежда забрезжила, за него порадовались, но потом всё улеглось. И жизнь потекла по-старому. Так принято было в том городке.

Фонтанов же становилось всё больше и больше, и однажды оказалось, что вся набережная застроена ими. Но воды на все творения «отцов» стало не хватать, и наконец она иссякла совсем. Никто из них не догадывался строить водопроводы. Все увлекались одним и тем же — грёзами о своём месте в истории. Даже с курьёзами. Один из подданных, кладовка для хранения картин которого показалась слишком ему мала, быстро сообразил, что, подарив портреты градоначальников городу, получит галерею у самого Кремля. И провернул это. К арт-гараж-балетам добавился ещё один способ. Все бросились вслед… но остались ни с чем. Точнее, со своими кладовками. И никто не заметил, как грёзы о месте в истории ловко подменили местом на стенке. Или у стенки, или… впрочем, решать вам, дорогой читатель.

А вода всё убывала.

Успевшее разбогатеть окружение покинуло город, справедливо полагая — где теплее, там и родина. И они не лукавили, потому что думали так и раньше, когда вызвались послужить градоначальникам.

Картина была удручающей. Люди поняли, что стоит исчезнуть чему-то малому, незначительному в их жизни, как всё вокруг обнажит свое уродство, и они останутся беззащитными. Но это было единственное, что поняли они. Между тем городок утратил свою привлекательность и захирел. Фонтаны со временем разрушились, и набережная опустела. Жители обеднели. Пасмурные дни чередовались с унынием. Забрезжила так знакомая перспектива повторения. К тому же злые соседи стали подступать к ним с вопросами: куда подевалась вода?

Но однажды один из жителей, старый-престарый доктор, сказал им, что соседи вовсе не плохие, а плохи отцы города. Это были ужасные слова. Но люди, несмотря на выкрики интеллигенции, решили дослушать его до конца.

— Что же нам делать? — спросили они.

— Ответить на приглашение жить вместе.

— Да, но у них общий для всех народов градоначальник!

— Примите и его.

— Но нас пугали, что тогда заберут нашу воду!

— А разве вода была когда-то вашей? Вы ведь могли только смотреть на фонтаны. Зато помощникам их градоначальника, в отличие от наших, некуда, да и не на что бежать. Они такие же, как все. Разве это не главное для вас и ваших детей?

Все, кроме «освоивших» пару новых способов, резонно согласились, что в помощниках и была главная беда городка.

И вот началась новая жизнь. И радость с благополучием, утерянная когда-то, опять пришла на улицы Ялты, в домах перестали запирать двери, и все поняли то, о чём писали в пожелтевших письмах их прабабушки друг другу. И люди быстро-быстро забыли прошлую плохую жизнь. Чтоделало её несносной. Снова потекли годы писем друг другу, которые тоже начинали желтеть.

Но однажды в городке появился умный, необоснованно вальяжный человек, к сожалению, так и не окончивший православного университета, хотя сам, ограничивая себя тяготеющим присутствием на главных церковных службах, ни за что не согласился бы с подобным выводом. Зато слушал шептунов, верил астрологам и понимал толк в умении подать себя… слыл даже йогом. В общем, как бы менее личность, но увлечённый. Он-то и взялся исправлять забывчивость, посчитав, сколько воды пришлось бы на каждого, не делись они ею с соседями. А значит, и денег. И все в который раз задумались. Ведь хотелось жить ещё лучше. Иметь дома побольше, спать послаще и есть повкуснее. Но от кухонного шоу — уже поднадоевшего заработка и без того не бедных, но примелькавшихся лиц — слаще не спалось. Лишние же деньги манили. А как осуществить мечты — не знали. Да и доктор уже помер. Такое тоже случалось, а другого в подобных случаях никто никогда не мог найти. Потому что не было веры, и не только в удачный поиск. Люди потеряли её давным-давно. Как только увлеклись «кухней», чтобы послаще спать.

Тогда человек, обманув их заманчиво посчитанной водой, рассудил, что раз те помочь себе не в состоянии, пусть изберут его градоначальником, и он подумает за всех. Сами же говорили: прежний надоел. Люди так и поступили — слишком глубоко сидела в них привычка, чтобы за них кто-то думал. В храмы стали ходить, как положено, Пушкина же давно забыли, думая, что это название музея. И одиннадцатого августа в эстрадном зале на набережной, как обычно, пела самая несчастная женщина российской эстрады. Попросили лишь об одном — делить по справедливости. Он обещал улететь на Марс и ещё куда-нибудь… В задумчивости.

Ровно через год на набережной появился первый фонтан. Рядом с ним стоял первый полицейский. Приехал первый отдыхающий, а вездесущие японцы, щёлкающие камерами, стали вдруг выше ростом. Объяснений могло быть два: успехи в питании или просто успехи, но уже китайцев. Так что не всегда обман оборачивался катастрофой, этот урок, детям ещё предстояло выучить. Про полёты забылось само собой. Все началось заново, хотя перемены были налицо.

Только вот у старухи, чёрт бы её побрал, появилось старое корыто.

Всё пошло бы заново, если бы не одинокий режиссёр, который стоял в тот вечер, одиннадцатого августа, на роскошной набережной Ялты, напротив короткой аллеи у самого лучшего театра. Он стоял, задумчиво глядя сквозь массу людей, обтекающую его тело с двух сторон, и молча протягивал им флаеры. Те, также молча, соглашались. Запах вечернего тепла убаюкивал в тихом безветрии как прохожих, так и одинокого мужчину. В последнем, во всяком случае, когда Сергей подошел вплотную, уверенности уже не было. Легко можно было допустить и другую причину задумчивости. Он взял зеленоватую бумажку и прочёл: «Приглашение на спектакль. Сегодня в 19–00. Вход свободный».