Бриллиантовый крест медвежатника - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Сухов cтр.№ 23

И все же Свияжск показался Лизавете каким-то особенным городом. Одиноко стоящий у широкой водной глади, он как бы парил над ней, плывя в обратную по ходу «Ниагары» сторону.

– Прямо какой-то Китеж-град, – сказала она Савелию.

Они стояли на палубе, облокотившись о борт. Утренний кофе был выпит, в каюту идти не хотелось, до Казани оставалось ходу часа два. Средь густого леса, сплошь покрывающего правый берег Волги, показался на небольшом плато Макарьевский монастырь, тоже какой-то сказочный, таинственный, похожий из-за окружающей его каменной стены на средневековый замок. А вокруг него – чаща, где и медведям, и лешакам, и самой Бабе-Яге не житье, а настоящее раздолье.

Потом прямо по-над берегом показались две огромные паровые мельницы, и Лизавета покачала головой:

– А вот и кончилась сказка.

Проплыл навстречу буксирный пароход, деловито пыхая из длинной трубы черным дымом, он тащил за собой аж три огромные баржи, из-за размеров коих казался почти игрушечным.

На палубе сейчас находились едва ли не все пассажиры первого класса, как и бывает обычно, когда багаж уже собран, каюта стала не добрым жильем, а казенным временным пристанищем и до конечной цели путешествия осталось совсем чуть-чуть. Кто стоял, как Лизавета с Савелием, облокотившись о перила, кто совершал последний променад по палубе, кто сидел за столиками, попивая чай с вареньем и бубликами, – во всем была некая печалинка, как в празднике, который вот-вот должен был кончиться.

Скоро показались Услонские горы с разбросанным по ним большим селом и дачами по их склону с яблоневыми и вишневыми садами и теплицами, в которых выращивались и арбузы, и виноград, и чудный заморский овощ – ананас.

А вот и Казань. Правда, покуда виднелись только ее колокольни и минареты, как бы вырастающие из серебристого тумана. И только через четверть часа показался сам город.

«Ниагара» вошла в устье Казанки и сбавила ход. Она прошла мимо ряда пароходных пристаней, сделала оборот вокруг горы с монастырем на ее маковке и причалила у пристани с прибитой под крышей большой вывеской «Пароходное об-во „НАДЕЖДА“. Затем машина встала, и из окна трактира пристани послышалось ухарски-пьяное:

Со святыми упокой, да, упокой.

Человек я был такой, да, такой.

Любил выпить, закусить, закусить

Да другую папрасить, па-пра-сить!

– Ну, вот и прибыли, – сказал Савелий, ступая на сходни. Его неизменный кожаный саквояж, как обычно, был при нем. Впереди шел стюард с чемоданами, позади Савелия, держась за него, стучала каблучками ботинок по деревянному настилу сходней Лизавета.

На пароходе пассажиры разных классов держались друг от друга отдельно. Путешествующим первым классом не было никакой нужды спускаться на нижнюю палубу, где размещался второй класс, и уж тем паче бывать в третьем. Исключением явились разве что бывший депутат Государственной думы Дорофеев да Савелий с Лизой, но на то, как известно, были свои причины. А пассажирам второго и третьего классов нечего было делать на верхней палубе. Более того, сунься они без особой нужды в первый класс, стюарды или коридорные имели право выпроводить их обратно. И выпроваживали, ибо так гласило пароходное предписание. Не в счет были только приглашенные Дорофеевым «артисты из Италии» Гарольдо Гарольдини и Карменцита да каскадные певички, которые, попарно меняясь, буквально проживали в каюте сластолюбивого грузинского князя.

Такая же картина повторилась и на пристани. Бывшие пассажиры «Ниагары», прощаясь друг с другом, группировались отдельно, по классам. И разъезжались по-разному.

Первый класс убывал: местные – в присланных за ними собственных экипажах; приезжие – на извозчиках. Пассажиры второго класса извозчикам предпочитали трамвай, третьего – полагались почти исключительно на собственные ноги. Каскадные певички были не в счет, их опять заангажировал ненасытный князь, да еще Мамай, взявший извозчика и небрежно бросивший ему:

– На Воскыресенскую, нумира «Франсия».

– Теперь не нумера, а отель, – поправил его извозчик, на что Мамай промолчал. Похоже, в Казани ему бывать приходилось, но довольно давно.

Последним, с кем попрощались Савелий и Лиза, был подполковник Прогнаевский.

– Очень приятно было с вами познакомиться, – сказала Лизавета, подавая ему руку. – И вы совсем не похожи на жандармского офицера.

– Благодарю вас, – поцеловав ее руку, произнес Прогнаевский. – Всего наилучшего вам.

– И вам удачи в ваших поисках, – улыбнулся Савелий, пожимая ему руку.

Мимо них, обдав ветерком, лихо промчался велосипедист в сером клетчатом костюме, клетчатом же кепи и синих гетрах. Он, верно, хотел кого-то встретить, но этот кто-то не приехал, и велосипедист, обидевшись или даже впав в отчаяние, весьма истово жал на педали.

Конечно, Савелий и Лиза взяли извозчика. Тот лихо домчал их до Воскресенской улицы, где в угловом двухэтажном здании с сандриками, волютами и мифическими грифонами находился отель «Франция». Записавшись в книге постояльцев, Савелий и Лиза прошли на второй этаж, где их ждал дорогущий люкс с телефоном.

– Не желают ли чего господин и госпожа? – спросил коридорный, провожавший их до номера и несший чемоданы.

– Госпожа и господин желают отдохнуть, – ответил Савелий, протягивая коридорному рубль. – Во сколько у вас обед?

– В три пополудни, – ответил коридорный.

– Хорошо, – произнес Савелий. – Мы закажем обед в нумер. До того времени прошу нас не беспокоить.

Выпроводив коридорного, Савелий подошел к окну гостиной. Город за окном жил своей обычной жизнью. Лихо катили в обоих направлениях пролетки и эгоистки, торопились по своим делам прохожие, проехал, громыхая на стыках рельс, трамвай с открытыми по случаю летнего времени вагонами. Словом, имелось все, что полагалось иметься в крупном губернском городе.

У фонарного столба пытался было поднять ногу бродячий пес, но его шуганул бдящий за благочинием и порядком городовой; прямо под окном сердито чвыркали и дрались воробьи, сражаясь за горсть семечек, рассыпанных какой-то сердобольной старушкой; у дома напротив, не слезая с велосипеда, охмурял молоденькую модистку парень в клетчатом кепи. На нем был серый клетчатый пиджак, клетчатые же брюки чуть ниже колен и синие гетры. Кажется, дело у этой парочки шло на лад…

– Ты когда проведешь себе телефон? – без стука вошел в кабинет начальника сыскного отделения Савинского сухощавый плешивый человек с усами и бородкой клинышком. Это был Алексей Иванович Васильев, в прошлом легендарный пристав шестой полицейской части города, а ныне полицмейстер Казани. Около десяти лет он держал свою часть в кулаке, а была она в городе самой беспокойной. Шутка ли, блюсти благочиние и порядок в таких казанских слободах, как Ягодная и Гривка, кишащих воровскими притонами да публичными домами, а ведь в его ведении были еще Адмиралтейская, Козья, Кизическая и обе Игумновы слободы, мало чем, собственно, отличающиеся от первых двух. Кузнецкая, Заверниха, Пенза, Тулуповка, Тимофеевка, Кокуй – улицы, кои чаще иных фигурировали в полицейских сводках и на которые отваживался ступать даже днем не каждый городской обыватель. При Васильеве эти слободы поутихли и стали мало чем отличаться, скажем, от Касаткиной, Старогоршечной или Гоголевской улиц в городском центре Казани.