– К тому же, я бегунья, – сказала она. – А бегуна вредные лучи, по определению, поражают с меньшей вероятностью, чем человека, который стоит или идет пешком.
Дениза повернулась ко мне, всплеснув руками, всем видом своим умоляя вразумить эту женщину.
– Самые опасные лучи – прямые, – сказала Бабетта. – А значит, чем быстрее движется человек, тем больше вероятность, что попадание будет лишь частичным – косыми, скользящими лучами.
Дениза разинула рот, у нее едва не подкосились ноги. Честно говоря, я не был уверен в том, что ее мать не права.
– Все это – принудительный ассортимент, который навязывают нам корпорации, – подвела итог Бабетта. – Солнцезащитный гель, система сбыта, страх, болезнь. Одного без другого не бывает.
Я отвез Генриха и его приятеля, укротителя змей Ореста Меркатора, пообедать на торговую улицу. Было четыре часа – время, когда Орестов тренировочный график предусматривал самую сытную еду. По его просьбе, мы пошли в ресторан «Каса Марио Винсента» – блокгауз с узкими окнами, казавшийся частью некоей системы береговых укреплений.
Мысли об Оресте и его змеях не давали мне покоя, и я искал удобного случая продолжить давний разговор.
Мы сидели в кроваво-красной кабинке. Толстыми руками Орест держал украшенное кисточкой меню. Казалось, плечи его стали намного шире, и серьезная голова утонула в них.
– Как идет подготовка? – спросил я.
– Я немного снизил интенсивность. Не хочу достигнуть пика слишком рано. Я умею заботиться о своей спортивной форме.
– Генрих сказал, что вы учитесь спать сидя, чтобы легче было в клетке сидеть.
– Этому я уже научился. Теперь у меня другая задача.
– Какая же?
– Употреблять побольше углеводов.
– Потому мы и пришли сюда, – сказал Генрих.
– Каждый день я немного повышаю дозу.
– Дело в том, что в клетке он будет расходовать колоссальную энергию. Придется быть настороже, напрягаться, когда подползет мамба, да мало ли что.
Мы заказали макароны и воду.
– Скажите, Орест, вас не беспокоит, что решающий момент уже близок?
– Что значит, беспокоит? Я хочу войти в клетку, вот и все. Чем скорее, тем лучше. Таков у Ореста Меркатора характер.
– Вы не волнуетесь? Не думаете о том, что может случиться?
– Ему нравится быть оптимистом, – сказал Генрих. – Нынче все спортсмены таковы. О неудачах никто не думает.
– В таком случае объясните мне, что значит быть пессимистом. О чем вы думаете, когда представляете себе неудачу?
– Я думаю вот о чем. Без змей я никто. Вот и весь пессимизм. Неудача – это если ничего не выйдет, если общество защиты животных не пустит меня в клетку. Как я смогу быть лучшим в своем деле, если мне не разрешат этим делом заниматься?
Мне нравилось смотреть, как Меркатор ест. Пищу он всасывал по законам аэродинамики. В соответствии с разностью давления, скоростью поглощения. Он ел молча, целеустремленно, сосредоточенно набивая брюхо и с каждым комком крахмала, скользившим по его языку, преисполняясь, по-видимому, все большего самомнения.
– Вы же знаете, что вас могут укусить. В прошлый раз мы об этом говорили. Вы думаете о том, что произойдет, когда ядовитые зубы сомкнутся у вас на запястье? Думаете о смерти? Вот что я хочу знать. Смерть вас не пугает? Может, мысли о ней не дают вам покоя? Позвольте мне играть в открытую, Орест. Вы боитесь умереть? Испытываете страх? От страха вы дрожите или потеете? Когда вы думаете о клетке, о змеях, о ядовитых зубах, вам не кажется, что на комнату падает какая-то тень?
– Как раз на днях я где-то прочел одну вещь. Сегодня умирает больше народу, чем за все прошлые периоды всемирной истории, вместе взятые. Подумаешь, еще один. Но уж лучше умереть при попытке внести имя Ореста Меркатора в книгу рекордов.
Я посмотрел на сына. Потом спросил:
– Не хочет ли он сказать, что за эти сутки умрет больше народу, чем за всю историю человечества до сих пор?
– Он хочет сказать, что сегодня мертвых больше, чем когда-либо прежде, в общей сложности.
– Что это за мертвые? Уточни.
– Он говорит о людях, которые уже мертвы.
– Что значит уже мертвы? Все, кто умер, уже мертвы.
– Он говорит о людях в могилах. О покойниках, которые известны. О тех, кого можно сосчитать.
Я слушал внимательно, пытаясь понять, что они имеют в виду. Оресту принесли вторую порцию.
– Но люди иногда сотни лет в могилах лежат. Может, он хочет сказать, что в могилах больше мертвецов, чем во всех прочих местах?
– Смотря что ты имеешь в виду под прочими местами.
– Сам не знаю, что я имею в виду. Утопленников. Тех, кого взрывом в клочья разорвало.
– В наши дни мертвых больше, чем когда-либо прежде. Вот и все, что он хочет сказать.
Еще некоторое время я смотрел на него. Потом повернулся к Оресту:
– Вы сознательно идете на верную смерть. Твердо решили сделать то, чего люди всю жизнь стараются не делать. Умереть. Я хочу знать, почему.
– Мой тренер говорит: «Дыши и ни о чем не думай». Он говорит: «Стань змеей, и ты познаешь неподвижность змеи».
– У него теперь есть тренер, – сказал Генрих.
– Он мусульманин-суннит, – сказал Орест.
– В Айрон-Сити, возле аэропорта, живут несколько суннитов.
– Сунниты, в основном, – корейцы. Правда, мой, кажется, араб.
– Разве это не муниты, в основном, корейцы? – спросил я.
– Он – суннит, – сказал Орест.
– Но ведь именно муниты, в основном, – корейцы. Хотя нет. Корейцы только руководители.
Они задумались. Я наблюдал за Орестом. Смотрел, как он вилкой бросает макароны себе в глотку. Серьезное лицо, неподвижная голова с входным отверстием для пищи, которую швыряет внутрь автоматическая вилка. Какая целеустремленность, какая верность намеченному курсу. Если каждый из нас – центр своего существования, то Орест, казалось, настойчиво стремился расширить этот центр, превратить его в пуп земли. Неужели все спортсмены таковы – делают более полноценной собственную личность? Возможно, их отвага, которой мы завидуем, имеет мало общего со спортом. Готовясь храбро встретить опасность, они тем самым избегают ее в каком-то более глубоком смысле и под бдительным присмотром некоего ангела-хранителя обретают способность уберечься от каждодневного умирания. Но разве Орест – спортсмен? Он будет просто-напросто сидеть – сидеть шестьдесят семь часов в стеклянной клетке и ждать, когда его укусят на виду у всех.
– Вы не сможете защищаться, – сказал я. – Мало того, вы будете сидеть в клетке с самыми склизкими, жуткими и мерзкими тварями на земле. Со змеями. Люди видят змей в страшных снах. Видят скользких, ползучих, холоднокровных яйцекладущих позвоночных. Люди обращаются к психиатрам. В нашем коллективном бессознательном змеи занимают особенно гнусное место. А вы добровольно входите в замкнутое пространство с тридцатью или сорока самыми ядовитыми змеями на свете.