Белый шум - читать онлайн книгу. Автор: Дон Делилло cтр.№ 12

Зазвонил телефон. Стеффи схватила трубку.

– Никакого преступления я не совершаю, – сказала Бабетта. – Я хочу только изредка жевать несчастный кусочек безвкусной резинки.

– Нет, все не так просто, – сказала Дениза.

– Но это же не преступление. Да и жую-то я не больше двух маленьких кусочков в день.

– Значит, больше не можешь.

– Нет, могу, Дениза. И хочу. Оказывается, жвачка меня успокаивает. Не надо поднимать шум по пустякам.

Стеффи ухитрилась привлечь наше внимание одной лишь силой мольбы на лице. Рука ее лежала на микрофоне трубки. Она не говорила, а только беззвучно шевелила губами:

«Стоверы хотят прийти».

– Родители или дети? – спросила Бабетта. Моя дочь пожала плечами.

– Они нам не нужны, – сказала Бабетта.

– Не пускай их, – сказала Дениза.

– А что сказать?

– Скажи все, что хочешь.

– Главное – сюда их не пускай.

– Они зануды.

– Скажи, пускай дома сидят.

Стеффи отошла подальше вместе с телефоном и повернулась так, словно хотела заслонить его своим телом. В ее взгляде сквозили страх и возбуждение.

– Маленький кусочек жвачки не может причинить никакого вреда, – сказала Бабетта.

– Наверно, ты права. Все это ерунда. Всего лишь предупреждение на пачке.

Стеффи повесила трубку.

– Всего лишь опасно для здоровья, – сказала она.

– Всего лишь крысы, – сказала Дениза. – Наверно, ты права. Все это ерунда.

– Может, она думает, что они скончались во сне.

– Всего лишь никчемные грызуны, так что какая разница?

– Какая разница, что за шум по пустякам? – сказала Стеффи.

– К тому же, хотелось бы верить, что она жует только два кусочка в день, ведь она то и дело все забывает.

– Что это я забываю? – спросила Бабетта.

– Так, ничего особенного, – сказала Дениза. – Все это ерунда.

– Что я забываю?

– Валяй, жуй свою жвачку. Не обращай внимания на предупреждение. Мне все равно.

Я поднял Уайлдера со стула и громко чмокнул его в ухо, а он съежился от удовольствия. Потом я посадил его на стойку и пошел наверх искать Генриха. Тот сидел у себя в комнате и изучал расположение пластмассовых шахматных фигур.

– Все еще играешь с тем парнем, что сидит в тюрьме? Ну и как идут дела?

– Неплохо. Кажется, я загнал его в угол.

– Что ты знаешь об этом парне? Я давно хотел спросить.

– То есть, кого он убил? Вот что нынче важнее всего. Забота о жертве.

– Ты уже очень долго играешь в шахматы с этим человеком. Что тебе о нем известно кроме того, что он приговорен к пожизненному заключению за убийство? Молодой ли он, старый, черный, белый? Вы хоть что-то сообщаете друг другу помимо шахматных ходов?

– Иногда мы переписываемся.

– Кого он убил?

– На него оказывали давление.

– Ну и что дальше?

– Положение стало безвыходным.

– Тогда он взял да и застрелил кого-то.

– Кого?

– Каких-то людей в Айрон-Сити.

– Сколько?

– Пятерых.

– Пять человек.

– Не считая полицейского, которого убил позже.

– Шесть человек. У него была маниакальная страсть к оружию? Был целый арсенал, припрятанный в его убогой комнатенке неподалеку от шестиэтажного бетонного гаража?

– Несколько пистолетов да винтовка со скользящим затвором и оптикой.

– С оптическим прицелом. Откуда он стрелял? С путепровода, из окна арендованной комнаты? А может, вошел в бар, в прачечную, в контору, где раньше работал, и открыл беспорядочную пальбу? Люди бросаются врассыпную, прячутся под столами. На улице все думают, что начался фейерверк. Я как раз ждал автобуса, когда услышал такой треск, точно фейерверк начался.

– Он поднялся на крышу.

– Снайпер на крыше. А перед тем, как подняться на крышу, он сделал запись в дневнике? А может, записал свой голос на магнитофон, сходил в кино или, чтобы освежить все это в памяти, прочел книжки о других людях, совершавших массовые убийства?

– Записал свой голос.

– Записал свой голос. И что он сделал с записью?

– Послал людям, которых любил, попросил прощения.

– «У меня нет другого выхода, братцы». Жертвы были совершенно незнакомыми людьми? Или он имел на них зуб? Может, его с работы уволили? А голосов он часом не слышал?

– Это были совершенно незнакомые люди.

– Он слышал голоса?

– По телевизору.

– Обращались только к нему? Его выбрали?

– Велели ему войти в историю. Ему было двадцать семь. Безработный, разведен, машина на кирпичах вместо колес. Жизнь дала трещину.

– Настойчивые голоса, оказывающие давление. А как он вел себя с прессой? Раздавал интервью, писал письма редактору местной газеты, пытался заключить договор об издании книги?

– В Айрон-Сити нет прессы. Когда он об этом задумался, было уже поздно. По его словам, доведись начать все сызнова, он совершил бы не обычное убийство, а политическое.

– Сделал бы более тщательный отбор, убил одного знаменитого человека, прославился.

– Теперь он знает, что не войдет в историю.

– Как и я.

– Но у тебя есть Гитлер.

– Что правда то правда.

– А что есть у Томми Роя Фостера?

– Ну хорошо, обо всем этом он рассказывает тебе в письмах. А ты о чем пишешь, когда отвечаешь?

– О том, что лысею.

Я взглянул на него. Он был в тренировочном костюме, на шее – полотенце, махровые потнички на запястьях.

– Ты знаешь, что сказала бы твоя мама насчет этой игры в шахматы по переписке.

– Я знаю, что сказал бы ты. Ты уже это говоришь.

– Как там твоя мама? Она писала тебе в последнее время?

– Она хочет, чтобы летом я приехал в ашрам.

– А ты хочешь?

– Кто знает, чего я хочу? Кто знает, чего хотят все? Разве можно вообще быть в чем-то уверенным? Разве все это не зависит от химического состава мозга, от сигналов, посылаемых во все стороны, от электрической энергии в коре? Откуда тебе известно, что ты на самом деле чего-то хочешь? Может, это просто какой-то нервный импульс в голове? В каком-нибудь неприметном месте одного из полушарий головного мозга происходит некое незначительное изменение, и вот мне вдруг хочется поехать в Монтану – или не хочется. Откуда мне знать, что я и вправду хочу поехать, что это не результат деятельности каких-нибудь нейронов или чего-то подобного? Может, дело просто в случайном сигнале, полученном спинным мозгом, а я, оказавшись вдруг в Монтане, начинаю понимать, что вовсе не хотел туда ехать. Я не могу управлять процессами, происходящими у меня в мозге, и потому понятия не имею, чего захочу через десять секунд, а уж насчет Монтаны будущим летом и подавно не знаю. Все дело в этих процессах в мозге, и никто понятия не имеет ни о себе как о личности, ни о каком-нибудь нейроне, который попросту либо случайно возбуждается, либо случайно не возбуждается. Не потому ли Томми Рой убил тех людей?