Страна изобилия - читать онлайн книгу. Автор: Фрэнсис Спаффорд cтр.№ 71

Через некоторое время голоса в доме сменили темп, шокированные, возмущенные выкрики снова превратились в волнообразный деловитый гул. Они продолжали без него. Наверное, когда совещание закончится, кто-нибудь выйдет, чтобы сообщить ему, что с ним будет дальше. Эмиль вытащил сигареты, постучал трясущимися руками по пачке, чтобы высунулся кончик фильтра, и тут щелкнула дверь. Он выпрямился, поскреб руками по карманам пиджака, случайно растерев незажженную сигарету, которую держал в пальцах, в кашу, но вышедший человек замахал своими длинными руками, желая его успокоить, приблизился, облокотился на перила рядом с ним, едва ли не по-приятельски. Это был тот черноволосый дылда, лет пятидесяти или около того, худой до крайности, который во время унизительной сцены сидел в заднем ряду, по-паучьи подоткнув ноги. Насколько помнил Эмиль, он ничего не говорил и, вероятно, не ухмылялся.

— Мохов, из Госплана, — сказал он, протянув руку, ощетинившуюся черными волосами, доходящими до самых костяшек. — Вы сигарету уронили. Попробуйте лучше мою. Шведские, неплохие.

Он церемонно поднес зажигалку сперва Эмилю, потом прикурил сам. Голубое пламя почти растворилось в голубизне дня, а дым на вкус напоминал лишь сконцентрированный жаркий летний воздух, но обладал успокаивающим действием. Эмиль втянул его в себя и почувствовал долгожданное онемение. Мохов устроился у перил, похожий на арку из длинных, тонких черных звеньев, подождал. Он был похож на аллегорическую фигуру — символ массового голода. Рассудив, что Эмиль пришел в себя, он начал:

— Знаете, товарищ академик, товарищ Косыгин о вас самого высокого мнения.

— Не может быть, — сказал Эмиль.

— Может, — возразил Мохов. — Он просто немного удивлен, что вы так переживаете. Будь на вашем месте человек, который всю жизнь провел в университете как у Христа за пазухой, тогда конечно; но вы-то в аппарате не первый день Вы же знаете, как делаются дела. Если не ошибаюсь, вы работали в Комитете по труду?

— Да — при Кагановиче.

— Вот жесткий человек был.

— Телефоны у него на куски разлетались, — сказал Эмиль. — А в плохом настроении мог и синяк под глазом поставить.

— А он вас ценил?

— Более или менее.

— Ну вот, видите, — продолжал Мохов. — Сломанные телефоны, а то и хук слева иногда, а товарищ министр просто позволил себе немного сарказма — вы же понимаете, что не надо принимать это на свой счет. Так уж делаются дела. Вот и все. Товарищ министр хочет, чтобы вы знали: в его добром расположении вы можете не сомневаться и дальше.

Эмиль почувствовал до стыдного сильное облегчение. Он не сводил глаз с горящего кончика сигареты.

— Знаете, — тон Мохова сделался куда менее серьезным, даже поддразнивающим, — скажите спасибо, что вам не Брежневу докладывать досталось. По всем сведениям, он человек, как бы это сказать, такой, что в луже утонет. Говорят, если ему сказать что-то такое, чего он не понимает, то он сразу, — Мохов придал лицу выражение дружелюбного слабоумия, — “хм-м, это не по моей части. Моя сильная сторона — это, как ее, организация и, как ее, психология”.

Эмиль опасливо улыбнулся. Теперь, когда страх унялся, наверх карабкался другой щенок, злость. Мохов взглянул на его лицо и, видимо, не нашел там того, чего ожидал.

— Но зачем меня было вызывать из такой дали, — сказал Эмиль, — если ему не нравится то, что мы предлагаем? Не понимаю, какой смысл проводить реформу, которую мы предложили, исключив самое главное.

— О господи, — сказал Мохов.

— Я просто не понимаю, что тут делаю я.

Да, оно и видно, — Мохов наклонился и аккуратно затушил сигарету о подошву туфли. Потом зажег другую и сказал: — Давайте пойдем, прогуляемся?

Но разве нам не… — Эмиль указал на дверь дома.

Мы им какое-то время не понадобимся, — ответил Мохов. — Нет, правда, все в порядке. Пошли.

Он выпрямился и первым двинулся с веранды. Подошли охранники, но резиновое бормотание и попискивание, донесшееся из рации, подтвердило, что им разрешается прогуляться, и Эмиль последовал за Моховым к аллее, шедшей к домику у ворот: там росли не длинные, тонкие сосны и березы Академгородка, а сучковатые лиственные чудища, с густыми, похожими на кочаны цветной капусты кронами, под ними царил зеленый мрак. Тут воздух походил на медленно текущую, тепловатую воду. Мохов дождался, пока они отойдут на достаточное расстояние, так, чтобы их не слышали охранники, и только тогда приподнял черные брови, приглашая Эмиля высказаться.

— Я думал, нас поддерживают, — выпалил Эмиль. — Думал, на самом верху по-настоящему поддерживают реформу.

— Так оно и есть, — сказал Мохов. — В политическом смысле товарищ Косыгин действительно делает ставку на реформу. Он целиком за нее, пока она не мешает более важным вещам.

— А именно?

— Стабильности, разумеется. Он человек разумный и осторожный, ему важнее закрепить имеющиеся успехи, а не проводить эксперименты, которые могут поставить это под угрозу. Он согласен с вами в том, что хорошо было бы увеличить благосостояние. Те темпы роста, которые вы обещаете, ему, конечно, нравятся. Однако главная его цель — не нарушить упорядоченной работы нашего народного хозяйства.

— Даже если упорядоченная работа нашего народного хозяйства не способна удовлетворять потребности людей? Я имею в виду уже имеющиеся потребности. Она ведь совершенно им не отвечает.

— По моему опыту, потребности людей растут в точности с той же скоростью, с какой и средства, доступные для их удовлетворения, — спокойно ответил Мохов. — Вы оторвитесь на минутку от светлого будущего и посмотрите вокруг. У нашего народного хозяйства есть свои недостатки, однако благодаря ему наши граждане накормлены и одеты лучше, чем большинство людей на планете. Посмотрите на индийцев. Посмотрите на китайцев. По сравнению с ними средний советский человек богат как Крез.

— А по сравнению с американцами? По сравнению с европейцами?

— Ну, что уж там, — ответил Мохов.

— Вы хотите сказать, мы больше не стремимся обогнать капитализм?

— Я вам объясняю, что товарищ Косыгин и его сотрудники боятся всего, что может заставить нас потерять уже достигнутое.

— И оптимальное ценообразование подпадает под эту категорию.

— Совершенно верно.

— О господи, да почему же?

— Вы что, правда не понимаете? Слушайте, ваши цены — не просто цены. Они сами по себе являются политическим курсом. Они — элементы плана. А вы нам все твердите, что их никто не будет устанавливать. Они будут создаваться — как вы там говорили? — автоматически, с помощью какого-то математического черного ящика, который нам придется принимать на веру, и все. Они выйдут из-под контроля, как и их последствия.

Эмиль вышел из себя.

— Именно эта иллюзия и есть самое вредное, — сказал он. — Вы что, действительно считаете, что последствия неправильных цен находятся под контролем потому лишь, что эти цены определяет комитет? Да из-за них происходит столько нарушений, что все не сосчитать!