– Да.
– А билеты заказали?
– Разумеется.
– Хомяка, я так полагаю, завезем по пути?
– Совершенно верно.
Фил улыбнулся:
– В таком случае – в путь?
Марго кивнула:
– В путь! Навстречу нашему маленькому счастью ценой в пять миллионов долларов!
Глава 5
Сделка
Париж, июнь 1910 года
1
Сегодня утром Андрей Иванович Линьков был бледен и мрачноват. Беседуя с Анной, он вежливо улыбался, но улыбка эта, в силу своей неестественности, была Анне неприятна. Уж лучше бы он просто хмурил брови. Впрочем, каждый волен поступать как хочет.
Линьков подлил себе в чашку кофе из серебристого кофейника и вежливо спросил:
– Николай опять в музее?
– Опять, – ответила Анна. – Его увлечение неотвратимо превращается в манию.
– Мне кажется, вы сгущаете краски.
Анна едва заметно качнула головой:
– Ничуть. Вот увидите, не пройдет и полгода, как он снова уедет в свою Африку. Гумилеву скучно среди обыкновенных предметов. Его душа, как наркоман, требует все новых ощущений. Думаю, в одном из предыдущих воплощений он был мореплавателем или миссионером.
Линьков помешал ложечкой сахар в чашке, глянул исподлобья и вдруг сказал:
– Анна, я все знаю.
Ахматова отпила кофе и прищурила серые глаза.
– Что? О чем вы?
– Знаю про вас и этого художника.
В спокойном, надменном лице Ахматовой не дрогнул ни один нерв.
– Андрей Иванович, – медленно и четко проговорила она, – а вам не кажется, что вы суете нос не в свои дела?
Линьков усмехнулся:
– Вы правы, это не мои дела. Но что, если я… – Тут он запнулся.
– Договаривайте, – проговорила Ахматова.
– Я к тому, что Николай Степанович – мой друг. И долг дружбы требует от меня… – Он вновь запнулся.
– Чего от вас требует долг дружбы? – уточнила Анна снисходительным голосом, каким графиня общается со своим приказчиком.
Под ее холодным взглядом Линьков слегка поежился.
– Он требует от меня… искренности, – выдавил он не без усилия.
– Вы подразумеваете под искренностью доносительство? – все тем же убийственно спокойным голосом поинтересовалась Ахматова.
Поручик побагровел.
– Анна Андреевна… – выговорил он, невольно сжимая руки в кулаки. – Анна, я, кажется, не давал вам повода для подобных обвинений.
– В таком случае я вас неправильно поняла и прошу у вас прощения. Мне показалось, что вы собираетесь донести моему мужу о моих отношениях с мсье Модильяни. – Ахматова вежливо улыбнулась. – Иногда мне в голову приходят дикие мысли. Еще раз извините.
Линьков сидел перед ней с хмурым и растерянным видом. На его смазливом лице отражалась целая гамма противоречивых ощущений. Анна Андреевна поставила на стол чашку и поднялась со стула.
– Теперь я должна идти. Прощайте.
У Линькова дернулась щека.
– Мы еще увидимся? – хрипло спросил он.
Анна задумчиво посмотрела куда-то мимо него и медленно покачала головой:
– Не думаю.
Она повернулась, чтобы идти.
– Подождите! – окликнул ее Линьков.
Анна остановилась и, обернувшись, посмотрела в глаза Линькову так спокойно, что ему стало не по себе.
– Что?
Линьков сделал над собой усилие, улыбнулся и сказал:
– Я хотел сказать, что вы правильно меня поняли. – Тут бывший поручик попытался улыбнуться, но вместо улыбки у него получился отвратительный звериный оскал. – Я обязан рассказать все вашему мужу.
Она несколько секунд смотрела на него в задумчивости, как энтомолог смотрит на пойманное насекомое, пытаясь отыскать для него место в устоявшейся зоологической классификации.
– Странный вы человек, Линьков, – сказала она наконец. – Что бы вы ни задумали, я не в силах вам помешать. Поступайте так, как от вас требует долг дружбы.
Она вновь хотела идти, но Линьков схватил ее за руку холодными, влажными пальцами.
– Анна!
Женщина взглянула сперва на его пальцы, дождалась, пока они разожмутся, и лишь затем удостоила взглядом самого Линькова.
– Да что с вами такое, господин Линьков? – сухо проговорила она.
– Анна Андреевна, я… – Он быстро облизнул пересохшие губы. – Я ничего не скажу вашему мужу! Но при одном условии!
Анна холодно усмехнулась:
– О каком условии идет речь?
– Я хочу, чтобы вы провели со мной ночь, – выпалил Линьков и сам испугался сказанных слов.
Некоторое время Анна в упор разглядывала его, без особого, впрочем, интереса, затем пожала плечами и обронила:
– Знаете… Вы казались мне умнее.
– Одну только ночь! – дрожащим голосом проговорил Линьков. – Умоляю!
Линьков был бледен. На лбу у него выступили бисеринки пота. И вдруг он заговорил быстро, взволнованно, глотая окончания слов:
– Анна, неужели какой-то нищий художник имеет на это больше прав, чем я? Там, в Африке, я спас жизнь вашему мужу. Я вытащил его из лап свирепого льва! Я сделал много добрых дел. Я… Я воевал за Россию!
– И теперь, в качестве платы за доблесть, вы хотите получить в награду мое тело?
По лицу Линькова – красному, потному – пробежала мучительная судорога.
– Вы все не так поняли, – глухо проговорил он.
– Напротив, – спокойно сказала Анна, – я отлично вас поняла. И знаете что… – Она смертельно побледнела, но в лице не дрогнул ни один нерв. – Пожалуй, я приму ваше предложение.
Линьков оцепенел.
– Что? – едва справляясь со звуками, пробормотал он.
– Я согласна, – просто сказала Ахматова.
– Это правда?
Она кивнула:
– Да.
Линьков вновь схватил ее руку и принялся покрывать пальцы поцелуями. Анна задумчиво смотрела на его лысоватый затылок.
– Но у меня будет одно условие, – сказала она.
– Хоть тысяча! – воскликнул Линьков, продолжая целовать бледную, мягкую руку. – Я готов на все!
– Модильяни сказал, что я напоминаю ему египетскую императрицу. Как вы думаете, он прав?
– Прав! Тысячу раз прав! Вы лучше всех императриц мира!
Анна усмехнулась и продолжила:
– Говорят, царица Клеопатра была так красива, что мужчины готовы были пойти ради нее на смерть. Вы думаете, я тоже могу требовать от своих мужчин подобных жертв?