– А где «спасибо»?
– Спасибо, барыня, век не забуду, – комично выпятив губы, произнес Димка и, с удовольствием посмотрев в зеркало, отвесил сам себе земной поклон. – По гроб жизни!
– Дурачина!
– Да, я такой. Ты бы знала, как я рад.
– Я знаю, Димочка, я сама рада, – ласково сказала Инна. – В общем, весть я донесла. Сегодня отдыхай, а завтра к семи утра заеду. Чтобы как штык был готов. Понял?
– Понял! – крикнул Димка. – Я в шесть буду готов! В пять! Когда скажешь!!!
– В семь, – строго сказала Инна. – Не проспи.
– Сама не проспи! Блин, как же здорово! Я тебя обожаю!
Инна рассмеялась.
Положив трубку, Димка поежился и потер озябшие плечи руками. Бросив в зеркало довольный взгляд, он снова полез в кровать под бок большому и теплому, продолжавшему уютно сопеть. Под откинутым одеялом он увидел узкую и очень красивую спину, с затейливым иероглифом у самой шеи. Покоившаяся на подушке голова в разметавшемся вихре черных волос вдруг повернулась к нему и уставилась чернющими, как переспелые сливы, глазами, бессмысленными со сна.
– Кто звонил? – сонно спросила Рокси.
– Инна. Меня приглашают на съемки «Голубого огонька», – хвастливо сказал Димка.
Рокси повернулась на бок и, тесно прижавшись, обняла его.
– Я всегда в тебя верила, – сказала она.
На телевидении все было вверх дном, но Димка, для которого это были уже не первые съемки, не обращал на суету никакого внимания. Волновали его совершенно другие вещи. Он грыз ногти и доставал Инну расспросами:
– А что я буду петь? Ихние песни?
– Дима, правильно говорить «их», – раздраженно поправила Инна. – Их, а не ихних. Так вот выведешь тебя в люди, а ты опозоришься на всю страну.
– Ничего я не опозорюсь.
– Еще как опозоришься. Бери пример с Егора. Вот кто интеллектуал. А ты… Книг не читаешь, новостей не смотришь, одни сиськи на уме…
Ждать продюсера пришлось в кафе.
Сначала они долго сидели в приемной, но у главного шло совещание. Сновавшие туда-сюда люди с кучей папок в руках косились недобро и вопросительно дергали бровями, беззвучно спрашивая у секретарши: мол, кто такие и почему торчат тут?!.
Секретарша картинно закатывала глаза, всем своим видом показывая: ничего особенного, даже волноваться не стоит.
Вот сидел бы тут на диванчике Алмазов, тогда был бы повод для паники, а так… Ну, сидят какие-то.
Вроде бы он певец, а она его продюсер.
Или наоборот, кто их знает.
Узнавать ни Димку, ни Инну никто не спешил.
На телевидении все давно привыкли к звездам, ниц не падали и за автографами в очередь не выстраивались.
Неофитов это раздражало. Димка со скуки принялся ковырять обивку дивана, выдергивая из нее нитки, но, натолкнувшись на яростный взгляд секретарши, смутился и покраснел.
– Пойдем вниз, – тихо сказал он. – Чаю попьем. Неизвестно, сколько еще эта бодяга продлится.
Инна с сомнением поглядела на секретаршу, но та не обратила на посетителей никакого внимания и даже не подумала предложить кофе. Вместо этого она ожесточенно барабанила по клавишам, словно вымещая злобу на Димку.
– Мы спустимся в кафе, – решительно сказала Инна, поднимаясь с места. – Когда Марат Игоревич освободится, перезвоните нам.
Инна сунула секретарше под нос визитку.
Та подняла глаза и изобразила слабое подобие улыбки.
– Конечно-конечно, – сказала девица. – Я вам сразу позвоню.
Голос показался Инне лживым, но спорить она не стала.
В конце концов, никуда продюсер не денется, даже если после совещания улизнет с работы. Вечером они намеревались встретиться в клубе, обсудить дальнейшее сотрудничество. Подумав, в какую копеечку влетит участие Димки в новогодних программах, Инна поморщилась.
– Ты чего? – подозрительно спросил Димка.
– А?
– Чего скукожилась вся? Зуб болит?
– Ничего у меня не болит, – отрезала она. – Где тут кафе, ты знаешь?
– Знаю, конечно, – обиделся Димка и пошел к лифтам.
Пока спускались вниз, Димка дулся и молчал, но надолго его не хватило.
В кафе он засыпал ее вопросами о шоу: в каком качестве ему придется там участвовать?
Инна отвечала скупо, поскольку деталей не знала, но показать этого подопечному не хотела.
Наконец Димке надоело болтать, и он, получив свой чай и пирожное, притих, уткнувшись носом в чашку.
Чтобы вернуть хорошее расположение духа, он подумал о Рокси. Проведенная вместе ночь настроила его на благодушный лад. Честно говоря, он уже и не думал, что между ними что-то снова случится. В свой последний визит Рокси забрала из его квартиры кое-какие безделушки, а когда он попытался ее остановить, отпихнула его, как щенка, и обозвала размазней. На звонки больше не отвечала, сама не звонила, а на совместных концертах пролетала мимо, как торпеда, важная и опасная. Инна, кажется, подозревала, что между ними что-то есть, потому как косилась на Рокси с большим подозрением, но вслух свои мысли предпочитала не озвучивать.
А потом Рокси позвонила как ни в чем не бывало.
– Мой лысик сегодня в отъезде, – спокойно сказала она. – А мы, как я поняла, вместе выступаем в «Пурге». Оттянемся после?
– Ты же вроде ушла навсегда? – насмешливо сказал Димка, чувствуя в животе приятную жаркую истому.
– Ну, знаешь ли, я хозяйка своего слова, – невозмутимо ответила Рокси. – Слово дала, слово обратно взяла. Так что? Не возражаешь?
Естественно, он не возражал!
Ему всегда нравился ее гренадерский напор и нагловатая бесцеремонность.
Ночь прошла восхитительно, а утро началось еще лучше, потому что позвонила Инна.
Инна вытянула длинные ноги и с наслаждением откинулась на спинку стула.
Суета вокруг новоявленной звезды оказалась чертовски утомительной, но ей такая жизнь нравилась. Это было куда интереснее, чем изображать хозяйку салона красоты или пребывать в ипостаси чьей-то жены или спутницы – ей всегда это казалось унизительным. Сейчас, договариваясь о выступлении, она продолжала ловить на себе презрительные взгляды, в которых сквозило недоверие: мол, баба, какой с нее спрос? Поиграет и бросит. И хотя это задевало, Инна втайне злорадствовала. Хотелось взять плакат, написать на нем большими буквами: «Я вам всем еще покажу!» и выйти с ним на улицу. Или потом, когда Димка станет очень знаменитым, идти мимо всех этих снобов и с наслаждением повторять: «Я же говорила, что всего добьюсь!»
Больше всего подобным образом хотелось пройтись мимо бывшего мужа, который ее ни в грош не ставил.
От мысли о такой возможности Инне стало хорошо и тепло.