– Чего так? – с вялым интересом поинтересовался Егор, вытянув шею.
Впереди вроде бы образовался просвет, и, если повезет, можно будет юркнуть в ближайшую улочку, чтобы проехать до дома отца окольными тропами…
– Инна была. Долю требует в «Индиго».
Егор напрягся.
Формально в компании отца «Индиго», занимавшейся продюсированием артистов и организацией праздников, гастролей и прочей атрибутики концертной деятельности, он тоже числился. Егор вспомнил, что какое-то время назад Инна уже намекала, что желает выкупить его долю.
– Чего это она? – недовольно спросил Егор. – Поработать хочет?
– Да куда уж там, – зло ответил Боталов. – Блистать она хочет. Светская львица и все такое. Просто у нее статуса никакого нет. Раньше она была жена Боталова, а сейчас – ноль, вошь на гребешке. Таких, как она, – вон, пол-Москвы, никто и внимания не обратит. Не поверишь: она пыталась петь!
Пробка, двинувшаяся было с места, вновь замерла.
Егор раздраженно стиснул зубы.
Надо же… Блистать!
Грозного Боталова все боялись, и он к этому привык, а тут жена, белобрысая пигалица, мало того что затеяла развод, так еще и попыталась вылезти из его тени, потребовав свой кусок жизни и успеха. Егор усмехнулся, представив, что она пришла бы к нему на программу как певица. Тоже мне, Монсеррат Кабалье…
– Как тебе это нравится? – ехидно спросил отец.
– Так у нее вроде нет для пения данных, – удивился Егор. Боталов зло рассмеялся:
– Вот именно! Даже на компьютере не вытянули ничего хорошего. Хоть ума хватило понять, что она не певица. А намедни мне донесли, что в кино хотела сниматься. Так с нее такие бабки запросили, что как-то сразу расхотелось.
– А сейчас она чего хочет?
– А х… ее знает. Светиться в телике, в любом статусе. Ведущая, актриса, певица – кто угодно, лишь бы страна знала и любила.
– Зачем ей «Индиго» тогда?
– Затем. Руководить оне желают.
Егор фыркнул. Мысль о том, что мачеха, которая не знала, с какой стороны подойти к тостеру, может чем-то руководить, показалась ему забавной. Нет, ей, конечно, принадлежали какие-то салоны красоты и вроде даже ресторан, которыми она якобы руководила, но все это было типичной фикцией. Инна приезжала, оглядывала вылизанные до блеска залы, с барским высокомерием слушала подобострастные отчеты, пила кофе, снимала кассу и уезжала. Вряд ли она вникала в дела. А теперь она хочет руководить компанией. Бред какой-то! Может, правда, пусть лучше уж поет?
– Ну, так и пусть светится, тебе-то что? – миролюбиво предложил Егор.
– Ничего. Просто не люблю, когда это делается за мой счет, – жестко сказал Александр, а потом добавил мягче:
– Ладно, приезжай. Ты так редко бываешь, я скучаю.
В конце сентября Егор осознал, что катастрофически не успевает жить.
Работа на двух телеканалах давила на темечко пудовой гирей. Сюда же добавлялись еженедельные корпоративы, которых с каждым днем становилось все больше. К тому же на телевидении повсеместно шла подготовка к новогодним праздникам. Сценарии писались в бешеном темпе, за кулисами царила суета и неразбериха. Звезды торопились из студии в студию, путаясь в репликах, костюмах и репертуаре. Неторопливыми лайнерами фланировали только маститые авторитеты, подгонять которых было зазорно. Подлинная звезда на шоу в новогоднюю ночь – это рейтинг. А рейтинг – это деньги. Спонсоров заманивали «под кого-то», словно артисты были изысканными блюдами.
«Не желаете ли вложить бабло в наш мюзикл? Участвует сам Теодор Алмазов! Мы ведем переговоры с Самой…»
«В нашем представлении будет Алмазов, непременно будет! И даже его бывшая обещала заглянуть!»
«Мы снимаем совершенно классический «Голубой огонек»… Ха-ха… Нет, не «Огонек голубых». А как же! «Сама будет непременно, вместе со своим молодым фаворитом. Нет, Алмазова она лично выкинула из сценария…»
Все телеканалы, где планировался хоть малый намек на музыкальное действо, трясло от двух вопросов: выступит ли у них Алмазов и заглянет ли на огонек якобы отошедшая от дел Великая и Ужасная, не стареющая и не вылезавшая из «ящика» певица всех времен…
Помимо Алмазова и его экс-супруги, решалось много организационных вопросов, но звезд первой величины это не касалось. Они приезжали, когда им было удобно, снимались ровно столько, сколько считали нужным, спорили с режиссерами, мотали нервы обслуживающему персоналу, ссорились друг с другом, но мило улыбались, стоило поблизости показаться хотя бы одной камере…
Молодые артисты заискивали перед мэтрами, ловили каждый их чих, строили козни друг другу, надеясь оказаться в прайм-тайме новогодней ночи в эфире.
Егор, который впервые до конца понял выражение «рвать на части», приходил домой совершенно измученным. Его телефон беспрестанно звонил. Одни артисты мечтали попасть в его музыкальное шоу, другие просили замолвить словечко перед продюсером и пригласить их в новогоднее кулинарное шоу… Катастрофически не высыпаясь, он стал путаться в мероприятиях, но в общей суматохе это было почти незаметно. Да и программы почти всегда шли в записи.
Первого октября на его шоу пришла старая знакомая.
С певицей Рокси Егора связывали приятельские отношения. Они познакомились на каком-то концерте, который вел Егор, перекидывались парой фраз за кулисами, а потом Рокси закрутила тайный роман с Димкой. На «Кулинарной битве» Егор все время ловил себя на мысли, что Димка, умчавшийся на гастроли еще летом, до сих пор не подает весточек, отделываясь короткими СМС. Впрочем, Егору было не до друга. Закончив съемку, Егор пригласил Рокси пообедать.
Они выбрали дорогой клубный ресторан далеко от Останкино, куда не совалась пресса. Рокси совершенно не улыбалось, чтобы ее вполне мирный обед журналисты восприняли как очередной роман. Отношения с олигархом, который спонсировал ее карьеру, и без того висели на волоске.
Пока они ждали, когда принесут обед, Егор разглядывал Рокси с удовольствием и легким недоумением. Ему казалось странным, что такая женщина могла связаться с Димкой. Слишком уж они были непохожи. Она – веселая, броская, с характером сильной женщины, знающей себе цену, привыкшей рассчитывать многоходовки на десять лет вперед. И Димка – нервный, недалекий балбес, живущий одним днем. Находиться в ее компании было… комфортно. Кажется, в Рокси автоматически влюблялись все, кто оказывался рядом. Она была в доску «своим парнем», могла и крепко выпить, послать далеко и надолго, на тусовки часто приходила в простых штанах цвета хаки и тяжелых армейских ботинках, непричесанная и ненакрашенная. С равным интересом она обсуждала и женские наряды, и чисто мужские забавы, вроде рычащих «Харлеев» и пейнтбола.
К достоинствам принадлежали и ее незлобивый характер, и бюст третьего размера, на котором мечтали прикорнуть абсолютно все представители сильной половины человечества.
– Думаю, мой лысик чего-то такое заподозрил, – меланхолично поведала Рокси, разглядывая бокал с вином на свет. – В последнее время мне кажется, что меня пасут.