Интервью взяли, поставят в номер, и, наверное, даже денег дадут…
Анастасия новому соседу не порадовалась. Вот уже несколько месяцев она занимала кабинет одна. И дело было отнюдь не в ее блистательных репортерских данных. Непотопляемость в «Желтухе» ей обеспечивали несколько иные качества и обязанности, с которыми она отлично справлялась в апартаментах Искандера Давидовича. Через койку редактора прошли многие молоденькие стажерки, но лишь Настя смогла так долго терпеть грубые шалости пятидесятилетнего ловеласа. Конкурентки были глупы: хотели слишком многого, требовали все и сразу. Амбициозные – пост редактора отдела, иногородние – прописку в столице, алчные – квартиру, машину и много-много денег.
Настя Цирулюк в открытую не требовала ничего. Слишком зыбким ей самой казалось положение дел в газете. Искандер в койке требовал многого, демонстрируя неукротимый восточный темперамент. Иной раз от его штучек хотелось не просто плакать, а выть, зализывая синяки и ссадины, и больше никогда (ты слышишь, сволочь? Ни-ког-да!) не приходить к нему. Настя даже радовалась, когда утешать стареющую плоть вызывалась другая гетера – пухлогубая, длинноногая, с амбициями и желаниями. Но вскоре она сбегала, наплевав на работу и льстивые обещания шефа. Впрочем, Искандер никогда не держал слова.
В периоды увлечения Искандера другими Настя тоже пускалась во все тяжкие. Москва призывала к действиям, стабилизирующим собственное положение.
Однако время шло, а звездные личности смотрели на незвездную Настю с плохо скрываемым презрением, игнорируя ее попытки перейти из категории «акул пера» в спутницы жизни. Да и что это были за мужики?! Гламурненькие, в блестящих нарядах, с куда большей охотой заглядывающиеся на мужские торсы…
В новом сотруднике редакции было нечто притягательное. Не отдавая себе отчета, Настя вдруг ощутила странные, двойственные чувства. С одной стороны, Егор вызывал вполне женский инстинкт: холеный, благополучный… вон, машинка стоит под окном. Не «Хаммер», конечно, но ведь и не «Ока»! А Настя все на метро, да на маршрутках…
С другой стороны, парень раздражал. Он смог то, что не удалось ей! А ведь после ночи с Михайловым тот был просто обязан отнестись к ней куда более благосклонно. Недаром она орала, как резаная, лежа под ним в имитации бурной страсти. Но спустя всего месяц Ефрем ее даже не вспомнил. А этот… Настя презрительно посмотрела на Егора, который расчищал рабочий стол. Ну, ничего, еще посмотрим, что там из тебя выйдет. Скорее всего, дольше полугода удержаться на работе тебе, дружок, не светит! И дело даже не в старании или умении взять интервью. Будь ты хоть семи пядей во лбу, Искандер тебя выгонит по весьма тривиальной причине…
Ведь Искандер, как истинный султан, не любил конкуренции в гареме.
Распихав по шкафам залежалые бумаги, Егор удовлетворенно оглядел новое рабочее место. Еще бы пыль вытереть… Но, наверное, этим уборщица должна заниматься. Настя, делавшая вид, что пишет статью, косилась на него с неудовольствием. Бурная деятельность в ее апартаментах вызывала как минимум аллергию от взметнувшейся к небесам пыли, заплясавшей в ярких солнечных лучах, заливавших кабинет. А бурный восторг Егора вызывал непонимание. Неужели этот сопляк думает, что в рай попал?!
– Настя, а где мне сисадмина найти? – бодро осведомился сопляк.
– По коридору, последняя дверь направо, – неприязненно ответила Настя. – Если он не сидит в своей норе, значит, пошел жрать в кафе напротив. Он у нас такой. Живет как крыса: жрет и гадит.
– Гадит?
– Гадит. Обращаться к нему приходится, будто он Господь Бог! Если «винда» полетит или червя схватишь, Славочка приходит с такой рожей, словно ты его лично наградила триппером. В конце концов, это его работа, следить за состоянием рабочих компьютеров! А уж если ему кто-то не нравится, он вообще на просьбы не реагирует, приходится шефу жаловаться.
Егор задумчиво почесал подбородок. Вытащив из сумки банку кофе и шоколадку, он демонстративно положил их на видное место.
– Чего ж он такой… нелюдимый?
Настя маневр оценила и повеселела. А этот новенький – с понятиями! Кофе и шоколадка, конечно, не коньяк, но лиха беда начало. И ведь не в стол спрятал, а в шкафчик поставил. Не знает, бедняга, что как только закроется дверь, от его гостинца ничего не останется. Журналисты – народ вечно голодный и страдающий тотальной амнезией, когда дело касается закупки чая, кофе и плюшек. А уж если волею судьбы кто и принесет снедь, то старается спрятать ее подальше от глаз коллег! Ничего, поработает пару недель, поймет, что жратву надо беречь. Настя включила чайник и, отломив от шоколадки добрую треть, с удовольствием продолжила сплетничать:
– Славка вообще у нас такой… жизнью обиженный. Увидишь – поймешь. На весь мир озлобился, затравили пацана с детства. Но, конечно, понятно: только если ты сам как крысеныш злобный, никто тебя любить не будет, будь ты даже Ди Каприо! Впрочем, чего я говорю, сам поймешь. Ты тут не рассиживайся. Работы еще навалом. Иди, бухнись в ножки, глядишь, он тебе из своей норы чего и натаскает.
Настя захихикала.
Егор поднялся с места и вышел за дверь, с размаху влетев во что-то странное. Странное сдавленно чертыхнулось и развалилось на сегменты, с грохотом посыпавшиеся на пол.
– Смотри куда прешь, – сказал странный голос снизу.
Егор прищурился. После ослепительного кабинета Насти Цирулюк разглядеть что-то в полутемном коридоре было тяжело.
Непонятной субстанцией, в которую врезался Егор, оказался молодой парень с примечательной внешностью и куча картонных коробок, сложенных до столкновения в небольшую башню. Очевидно, парень куда-то их перетаскивал.
Сидевший на полу напоминал героя старой сказки, которую в детстве Егор очень любил. Там, на неведомых дорожках, околачивалось Одноглазое Лихо – костлявое, несуразное, с буйной шапкой курчавых рыжих волос. Лихо делало путникам пакости, вскидывая хорошо растянутые балетные ноги, сбивало всадников с лошадей, валило витязей и разгоняло войска. Нечто подобное сидело сейчас на грязном полу, поблескивая из-под шапки волос а-ля ранний Джексон настороженным взглядом. Разница была разве что только в цвете шевелюры. Это Лихо было брюнетистым мулатом, с кожей цвета кофе с молоком, большими пухлыми губами и расплющенным носом.
– Простите, пожалуйста, – сказал Егор, – я вас не заметил. Давайте помогу.
Лихо поднялось с пола.
При ближайшем рассмотрении оно оказалось мужского пола и было облачено в черную толстовку с изображением каких-то гоблинов и широченные, эффектно разодранные джинсы. Сквозь дырки виднелись тощие коленки. Широкий негритянский нос украшал пирсинг в виде двух колечек с обеих сторон. Бровь тоже была проколота, в ней торчал то ли гвоздик, то ли шип. Под густыми бровями блестели черные глаза-бусинки.
– Аккуратнее надо, – пробурчало Лихо и принялось собирать коробки в кучу. Голос был странный: ломающийся, срывающийся с баса на тенор. К тому же Лихо плохо выговаривало слова, безбожно проглатывая и гласные, и согласные. Егор принялся укладывать коробки в пирамиду на руки парню, но получилось неровно – пирамида угрожающе накренилась. Егор испуганно схватил пару коробок с самого верха.