Триптих. Одиночество в Сети - читать онлайн книгу. Автор: Януш Леон Вишневский cтр.№ 65

До Франкфурта они ехали с американцем, военным из специального подразделения американской армии, квартирующего недалеко от города. Американец этот — редкостный случай — прекрасно говорил по-французски. Его страшно веселило то, что Ася разговаривает с ним на французском, а она на английском. Никогда еще она не встречала мужчину с такой красивой улыбкой.

Город Ним он знал. Там он останавливался во время поездки на Лазурный берег, где ежегодно проводил отпуск вместе с детьми. Она поразилась, услышав, что у него четверо детей и он сам воспитывает их, потому что его жена, которая тоже служила в американской армии, погибла при попытке взрыва американского посольства в Тель-Авиве. После того как он это сказал, в машине стало тихо-тихо.

Тишину прервала Ася, попросив американца остановиться на следующем паркинге. Там она побежала в телефонную будку. А когда вернулась, сказала по-польски:

— Знаешь, а этот железнодорожник из Берлина успел выучить несколько слов на польском. Мне стало так грустно, и я почувствовала, что обязана позвонить ему и еще раз поблагодарить. Он сделал гениальную вещь, подвезя нас на автостраду. Представляешь, он чуть не онемел, когда услышал меня. А в конце страшно смешно, как ребенок, произнес: «Дзенькуем, пани».

Во Франкфурте американец довез их до студенческой конторы, которая занималась тем, что помогала дешево доехать на попутной машине в любой крупный город Европы. Так, например, за небольшие деньги можно было добраться до Лиона. Американец перегрузил их рюкзаки в багажник черного «БМВ», стоящего у конторы, о чем-то поговорил по-немецки с водителем, а потом сказал им, чтобы они пересели в «БМВ». Они даже не успели попрощаться с ним: водитель «БМВ» мгновенно резко рванул с места. Она смотрела на этого американского военного и думала о его жене, погибшей в Тель-Авиве.

К Лиону они подъехали под утро, но застряли в гигантской пробке, которую удалось ликвидировать лишь после полудня. Жара доходила до тридцати пяти градусов. Водитель без конца ругался. Они вторили ему. Потом со скуки научили его ругаться по-польски. Когда они высаживались на окраине Лиона, у них были все основания гордиться собой. Водитель, молодой белокурый немец в элегантном костюме от хорошего портного, сидя в своем декадентски оформленном «БМВ» с кондиционером, сосредоточенно ругался, как последний ханыга у пивного ларька на Воле. И вдобавок в перерывах, когда движение на шоссе замирало, записывал транскрипции всех ругательств, которым они его научили. Поразительная педантичность! Хотя, может, у немцев так принято, и они все записывают.

Но время поджимало. Завтра утром им следовало явиться на ферму под Нимом, если они рассчитывали получить работу. Ближе к вечеру на окраине Лиона их взял с собой испанский грузовик. У водителя была стоянка в Ниме.

Когда Ася увидела на указателе «Авиньон», то тут же поинтересовалась у шофера, тот ли этот Авиньон, в котором на мосту «танцуют девушки и парни». И когда услышала, что тот самый, упросила водителя свернуть с автострады в город и высадить их там.

— Я не простила бы себе, если бы проехала мимо этого города, не увидев моста. Ведь ты тоже не простила бы себе, правда же? — оправдывалась Ася. — Мы поглядим на мост, перекусим и поездом доедем до Нима. Ну не дуйся ты, — уговаривала ее Ася.

Да, конечно, и она тоже хотела увидеть этот мост. К тому же она давно уже не была такой голодной. От самого Франкфурта у них во рту не было и маковой росинки.

Мост был как мост. Ничего особенного, достойного такой славы, в нем не было. Единственная драматическая деталь: он неожиданно кончался посреди реки, не доходя до другого берега. Это, конечно, заставляло работать фантазию. Но только у тех, кто не знал историю его разрушения. Но Асе она была досконально известна, так что для фантазии места не оставалось.

Они прошли до самого конца моста и присоединились к находившимся там туристам. Уселись на рюкзаки. Расстегнули блузки и стали загорать.

А когда они пришли на вокзал, оказалось, что в Ним, находящийся на расстоянии ста километров, уже ничего не идет. Тогда они вернулись к мосту и разбили палатку, которую Ася взяла «на всякий случай». Хоть это и было нарушением правил, но ночь они провели под авиньонским мостом, укрывшись вместе с палаткой за стоящим на паркинге грузовиком.

На ферму они приехали с опозданием на полдня. Сборщики винограда были уже набраны. Молодой алжирец, занимавшийся набором рабочих, лишь разводил руки и изображал, что он огорчен. Она помнит, как со слезами на глазах она мысленно проклинала Авиньон, Асю, Эву Демарчик, певшую про этот идиотский мост, и алжирца, который ничем им не мог помочь. И тут в винный погреб, где была конторка алжирца, вошел огромный мужчина. Он был в белой футболке, испачканной кровью, и кожаном переднике, перепоясанном по бедрам широким ремнем. Несмотря на жару, на ногах у него были галоши. И тоже красные от крови. Выглядел он совершенно жутко. Алжирец приветствовал вошедшего как хорошего знакомого, не обращая ни малейшего внимания на его вид. Когда этот мужчина подошел к холодильнику и повернулся к ним спиной, доставая коробку с минералкой, они увидели на спине его футболки черную поблекшую надпись «Варшавский университет». Алжирец принялся что-то ему рассказывать, указывая на них. Гигант подошел к ним и, краснея, как мальчик, сказал по-польски:

— Рядом есть еще одна ферма. Там выращивают цветную капусту. И им как раз нужны рабочие. Платят они меньше, чем на сборе винограда, но поработать можно дольше чем две недели. Если хотите, он позвонит и спросит, примут ли вас.

Они хотели. И еще как.

Уже со следующего дня они вставали в пять утра и ехали с семьей владельца фермы на поле. Работа заключалась в защите цветной капусты от солнца. На левую руку от запястья до плеча надеваешь несколько сотен тонких резинок и подходишь к растущему соцветию цветной капусты — она не представляла себе, что оно может быть таким большим, — оборачиваешь его листьями и концы их скрепляешь резинкой. Это защищает цветную капусту от солнца, поэтому она не буреет, и ее можно выгодно продать.

В пять утра капуста мокрая от ужасающе холодной росы. Поле, которое им досталось, имело в длину шесть километров. Надо было все их пройти, наклониться над каждым растением, обнимая его, как ребенка, и надеть резинку. После нескольких наклонов ты вся мокрая и дрожишь от холода. В полдень тоже мокрая, но теперь уже от пота; от зноя не укрыться, так как на капустных полях нет деревьев. А когда доходишь до края поля, надо поворачивать обратно. Обратный путь — те же шесть километров. По-настоящему помнишь об этом, когда обнимаешь первый кочан первого километра.

После первого дня она ненавидела всю цветную капусту, какая только есть на свете, и того, кто привез ее в Европу. После второго левая рука у нее была синяя, оттого что в течение десяти часов ее сжимали резинки. А на третий день после получения платы за трехдневную работу ненависть к цветной капусте заметно уменьшилась, да и рука уже не была такой синей.

В тот день они решили проведать великана в футболке Варшавского университета. Они знали только его имя — Анджей, однако ничуть не сомневались, что отыщут его, полагая, что не так уж часто на французских виноградниках работают такие великаны, тем более из Польши.