Посылаю Вам текст Валентины, полученный в конце октября прошлого года.
Жан
Отрывок из письма Валентины
«…Я нашла человека, который за деньги проводит меня в район, где находится колония. Мы отправимся, как только позволит погода. Одному Богу известно, когда это случится.
Ты не представляешь, Жан, как трудно женщине быть одной. Уточню: не просто женщине — иностранке, приехавшей из Европы, да к тому же без всякого официального статуса, который может хоть как-то ее защитить. Меня никто не посылал, и я никого не представляю. То есть завишу от всего и от всех. Такая ситуация давит, возможно, наступит день, когда я выберу другую, более убедительную «легенду».
Иногда мне хочется, чтобы мужчина — такой, как ты, Жан, если бы ты чувствовал себя лучше, — мужчина «в полной силе и славе» присоединился ко мне, например, в роли миколога или специалиста по горючим ископаемым. Ты бы убедился, какой полезной помощницей в поисках я могу быть. Но ты не приедешь и никогда не узнаешь, какие густые здесь леса, какие сны снятся в избе, как хорошо здесь мечтать, когда в печи горит огонь, и как уютно читать при свечах.
Если туман долго не рассеивается, я иду пить чай к соседям. Я сказала, что пишу стихи, и они поверили. Разным людям рассказываю разные вещи и всегда стараюсь быть предельно убедительной. Старшая дочь супругов Т. дает мне уроки русского. Она милая, терпеливая и говорит, что я делаю успехи. Эта девушка скоро уедет еще дальше на север и будет работать инженером. В этих местах люди по-прежнему получают распределение на работу, как когда-то в Советском Союзе. И жалуются на судьбу, как в былые времена, что мы и делаем во время бесконечных чаепитий. Горюем о скором расставании с Надеждой, а она обнимает мать, чтобы утешить ее. На самом деле, это мать старается подбодрить дочь, позволяя ей ласки по отношению к себе. В пасмурные дни мы льем слезы, выплакивая отчаяние, покорность судьбе, радость, упоение коротким летом. Я пообещала Надежде навестить ее, если пробуду здесь еще несколько месяцев. Родители и братья вряд ли когда-нибудь до нее доедут, она это знает и радуется моему обещанию, как будто я ей родня.
Я пишу — когда не горюю и не обдумываю, куда и как ехать дальше. Теперь я многое умею — день и ночь поддерживать огонь, ездить верхом, ставить самовар, лепить пельмени, жить одним днем, как настоящая невозмутимая сибирячка».
~~~
28 февраля 2009, 22:46
Известно ли Вам, что в первых числах марта в Москве начнется новый процесс над Михаилом Ходорковским? Газеты пишут, что ему могут добавить еще двадцать лет. Если Ваша подруга Валентина серьезный человек, она наверняка вернулась в Москву. Каспер Краков это сейчас проверяет. Если Валентины в Москве нет, значит, она бросила свою затею. Обдумайте и такую возможность. Ваша подруга много ездила, разговаривала с людьми. Когда путешествуешь и общаешься, в конце концов понимаешь, что в Сибири есть и другие проблемы. Как и повсюду в России.
Юлия
~~~
1 марта 2009, 09:01
Юлия,
Люди в этом городе болеют. Все кашляют и лежат в постели с температурой. Елена приезжала и почти сразу уехала. Вы тоже могли бы вернуться, Юлия. И больше не уезжать.
Я знаю, что Ваш любимый «искупительный» олигарх вот-вот получит новый срок, и спрашиваю себя, не обвинят ли его в финансовом кризисе, падении рубля, инфляции, безработице и общем упадке. Если ему добавят двадцать лет, во многих исправительных учреждениях удастся сделать косметический ремонт.
Я попал в Петербург на излете зимы, но меняется не только погода — уходит целая страна. Вы вправе сказать, что на меня влияет гнилой климат, что я рассуждаю как типичный чудик-европеец, но признайте, дорогая Юлия, немногие искренне оплакивают смерть Ивана Ильича
[28]
, тех, кто всхлипывает «по команде», гораздо больше.
Я бы не захотел, чтобы чужаки проливали слезы над моей родиной, Вы наверняка чувствуете то же самое, но поймите: Россия для нас не просто страна, она — часть нашей культуры, а для некоторых — олицетворение дерзновенных надежд и устремлений. Не будь России, мы бы никогда не попробовали дотянуться до облаков у подножия рая и уж точно не стали бы рыть землю в том самом месте, где находится преддверие ада.
Прилагаю к письму страницы с текстом Валентины.
Не болейте,
Жан
Отрывок из письма Валентины
«…мне нужно сказать тебе очень много, но ничего интересного. Точнее — увлекательного. Об этом нельзя писать открытым текстом из того места, где я сейчас нахожусь. Мне пришлось бы ставить вместо слов многоточия, но я этого не хочу, чтобы не уподобляться закаленным «перьям» этой страны. Я слышу тут самые разные рассуждения. Одни утверждают, что в России теперь можно писать все, что угодно, ибо слова не имеют никакого значения. Другие уверяют, что роль слов не изменилась ни на йоту и лучше и сегодня быть очень осторожным. Кому и чему верить, кому можно доверять? Я не знаю ответа ни на один из вопросов. Насколько мне удается роль простушки? Будем надеяться, что удается. Если получается забыть о сомнениях, я чувствую невероятную привязанность к этим местам. Здешние пейзажи не наделены «упорядоченной» красотой наших пейзажей. Это тревожит, но заставляет двигаться вперед. Когда течение жизни увлекает меня за собой, я перестаю писать и по примеру окружающих предаюсь несбыточным мечтам — о лучшей, более справедливой жизни, о новых железных дорогах и поездах, несущихся по рельсам все дальше и дальше вглубь Сибири, где живые все чаще в полный голос оплакивают тех, кого убило прошлое и продолжает губить настоящее. К несчастью, надежды очень быстро исчезают, как солнце, закатившееся за гору на излете дня. В России по-прежнему приходится принимать в расчет молчание. Это молчание давит на людей так же сильно, как задушенная истина».
~~~
1 марта 2009, 23:16
Жан, стажер Краков установил полезный контакт с С., другом Вашей подруги Валентины, Вы наверняка его знаете — он пишет книги, а также с некоей Марин, полагаю, с ней Вы тоже знакомы. Результаты его достойной работы очень впечатляют.
Если появятся новости, я сразу же Вас оповещу.
Юлия
~~~
2 марта, 10:05
Юлия, я больше не надеюсь, что однажды, когда стажер Краков установит контакты со всем миром и перевернет вверх дном всю Сибирь, он объяснит, почему так и не счел нужным поговорить со мной — лучшим и самым давним другом женщины, которую разыскивает по поручению этого самого друга.
Не хочу думать, что Краков тратит время впустую. Не хочу думать, что Краков запутался. Я даже не хочу знать, существует ли Краков. Это имя — Каспер, и эта фамилия — Краков выводят меня из себя, что дурно сказывается на моих нервах. Если бы я не боялся вызвать Ваше неудовольствие, попросил бы больше не упоминать этого субъекта и исключить букву «К» из Ваших фраз, сделать так, чтобы любое слово, начинающееся с этой буквы, не выступало ни в роли подлежащего (не важно, активного или пассивного), ни дополнения, ни чего бы то ни было другого в наших с Вами языках. Я бы приказал Вам, Юлия, похоронить «К» на кладбище ненужных и вредных букв и глубоко вздохнуть от облегчения вместе со мной.