Столкновение с бабочкой - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Арабов cтр.№ 21

«Предложите ему Берлин», – сказал он в Министерстве иностранных дел. Отдал распоряжение и призадумался: разумно ли перегибать палку? Этими перегибами он страдал уже пару лет. Миллионы германских марок, которые он отдал на антивоенную пропаганду в России, – социал-демократы помогли и взяли! – грозили ему полным конфузом. В Германии зрела революция, причем на деньги, которые он переправлял большевикам!.. Странное дело. Или курьеры присвоили себе часть средств, или сам Ленин передал их обратно в Германию, но только почва под ногами у кайзера начинала дрожать. У плебеев нашлись вожди, нашлись и средства, и недовольство от затянувшейся «победоносной» войны грозило превратиться в шторм.

Из Министерства иностранных дел доложили: «Нет, не хочет. Настаивает на Гельсингфорсе». А что такое этот Гельсингфорс?

Ему говорили, что в Финляндии всегда зима. Много сосен и замерзших озер. Народ груб и малограмотен. Учиться не любит, но пьет и работает за двоих. А почему бы не потребовать у Ники, чтобы он отпустил Финляндию на свободу? Потребовать можно, но зачем? Чтобы уменьшить Россию, она и так слишком большая. Но если от океана отнять ложку воды, кто увидит, что он обмелел? Никто. Значит, требовать можно лишь назло – чтобы унизить «русского Гамлета» и показать ему его истинное место.

Он запросил справку о Гельсингфорсе. Ему принесли через полчаса. Основан шведским королем Густавом Васа в 1550 году. Неинтересно. Только шведов нам не хватало. Передан России, как и вся Финляндия, в 1809 году по Фридрихсгамскому мирному договору. Зачем? Значит, и мы, немцы, тут постарались. А зря. Ошибка, которую необходимо исправить. Великое княжество Финляндское под протекторатом России – глупость, граничащая с преступлением. В годы Крымской войны город обстрелян англо-фран-цузской эскадрой. Вот это уже теплее. Жаль, что разрушений оказалось мало. А почему эскадра не дошла до Санкт-Петербурга? Еще одно упущение западных держав. В 1870 году построена железная дорога, соединившая Петербург и Гельсингфорс. Вот оно что. Ники в своем бархатном салон-вагоне, не выезжая за границу, хочет прикатить в холодную Чухонию и навязать кайзеру унизительный мир. Не получится. Старики злопамятны. Я ему этого не позволю и не прощу.

Однако к вечеру Вильгельм получил из Министерства короткий и обстоятельный доклад. В нем утверждалось, что русская армия разложена совершенно, что ее близкая победа – блеф царских генералов и промышленников, не способных обеспечить ее нужды в военное время. Приводились доводы, которые говорили, что Ники, по всей вероятности, запросит у Германии унизительного мира, чтобы предотвратить революцию в собственной стране.

…Вильгельм шел по заснеженным дорожкам Сен-Суси, опираясь на палку и время от времени сшибая ею снег с обледеневших деревьев. Весна в этом году приходила с опозданием. В положении обеих стран находилось много рифм. Усталость. Ожидание внутренних потрясений. Потеря ориентиров и неверие в собственную победу. Что ж, можно рассмотреть и Гельсингфорс в качестве возможного места для переговоров. Но я должен его унизить. Этот мальчишка должен знать свое место. Унизить, запугать, а потом подписать почетный для Германии мир. Быть может. И все силы бросить против англичан и французов. Неотесанных и диких американцев я не принимаю в расчет. Слишком много чести.

Вильгельм Второй направлялся к Большому королевскому дворцу, где располагалась его резиденция. Дворцы Царского Села казались макетом перед громоздким великолепием логова Гогенцоллернов, возведенного Фридрихом Великим в XVIII веке.

Наступала затяжная весна тревожного 1917 года. Кайзер не знал альтернативы. Не знал, что в случае неподписания с Россией сепаратного мира этот громадный дворец будет разрушен через тридцать лет ударами англо-американской авиации. На уцелевших руинах аккуратные немцы будут справлять свою нужду, а в 1959 году остатки дворца снесут, оставив лишь задние конюшни. Зато на исходе ХХ века здесь построят синематограф, где будут демонстрироваться ленты эротического содержания.

Человек ограничен и конечен в своем взгляде на бесконечный мир. И в этом его главное отличие от Бога. Если бы было по-другому, то Вильгельм умер бы сейчас на этих дорожках из-за отчаяния и позора, которые готовит будущее. И врачи бы констатировали внезапную смерть от апоплексического удара.

Не знаю, откуда она пронюхала. Откуда ей принесли удушающую для ее гордыни весть. У нее есть свои доносители, я это знаю. Кто из правительства? Разберемся. Но только она сказала мне перед сном:

– My darling , нам нужно серьезно переговорить!

– Я весь внимание, мое солнышко!

– Что такое есть Гельсингфорс?

– Столица княжества Финляндского… А что, моя дорогая?

– Зачем вы собираетесь туда уехать?

Вот он, выстрел. Убила наповал. Узнала, что у меня есть от нее тайны, сейчас еще придется врать. Ведь я уже в голове своей всё придумал и уложил: я снова еду в Могилев в Ставку, а сам в это время…

– Я никуда не собираюсь ехать.

Первый прокол. Я подстриг бороду, а значит, она видит, как я покраснел от собственной лжи.

– Мой бедный глупый мальчик!.. Вы опять врете!

– Нисколько.

– У вас в Гельсингфорсе любовница. Давно. Или?..

– Нет. Это исключено!..

Он произнес эти слова с таким искренним испугом, что императрица поверила: правда!

– Сядем, – предложила она и первая присела на широкую супружескую постель.

Разгладила на коленях прозрачный фиолетовый пеньюар. Ее колени были круглыми и гладкими, как у любой полноватой женщины. Легкий дым ночной рубашки скрашивал неровности кожи с крупными порами и волоски под коленями, которые она срезала английской бритвой. От этого кожа ее становилась шершавой, но он любил гладить эти ноги, когда ладонь слегка покалывало от коротких обрезанных волосков. Это было детское ощущение, возвращавшее его к телу матери. У матери на руках выступали крупные цыпки, когда ей бывало холодно, и он любил их царапать ногтями.

– Нам нужна полная победа над Германией, – медленно и сурово произнесла Александра Федоровна.

– Кому это – нам?

– Вашему царствующему дому.

– А что вы подразумеваете под победой?

– Кайзер у ваших ног, – объяснила императрица. – Мерзкий старик просит пощады. Вы пинаете его сапогами. А в Берлине пируют наши доблестные казаки.

– Отчего не иначе?..

Пытаясь скрыть волнение, он начал быстро ходить по спальне.

– Вас не оскорбит, если я закурю?

– Иначе, – пояснила она, – это вы под сапогами кайзера.

– Нет. Все может быть по-другому.

Не дожидаясь ее согласия, Николай Александрович закурил папиросу без мундштука.

– По-другому… Это компромисс. Условия его должны составить дипломаты. Компромисс и взаимоуважение. Мы заключаем мир в тех границах, которые были в августе четырнадцатого. Без аннексий и контрибуций. Братский мир. И оплакиваем свои жертвы. И русские, и немецкие.