В сетях Твоих - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Новиков cтр.№ 41

Зимой хорошо видно – сколько зверья вокруг. Зайцы, волки, белки. Росомаха порой прошлепает по берегу да перейдет на другой по тонкому льду. Лось прошастает размашисто через поляну. Хорошо хоть мишки зимой спят в основном. Если зимой на снегу след медвежий заметишь, да и ранней весной тоже – осторожней смотри, у голодного разума нет, даже звериного.

А еще следы рысьи есть. Я один раз ее живьем видел. Ехал на машине по дороге уже к городу. Смотрю – собака большая перебегает. Желтая такая, с куцым хвостом, боксер или бульдог американский. Вот, думаю, кто-то в лес собаку выпустил, недотепа, волки ее быстро возьмут. А она перебежала дорогу, на обочине обернулась, и зеленью изумрудной блеснула глазами в свете фар. И кисточки на ушах успел заметить.

Ходит рысь по местным лесам, ходит.

Коля тоже рассказывал – раньше охотники маску на затылок в лесу надевали, с глазами и ртом. Потому что пройдешь, не заметишь ее на дереве, а она затаится, и глядишь – не решится броситься под пристальным взглядом неживого лица.

Собаки местные наши – карельские лайки. Маленькие, рыженькие, словно лисички. Только хвост колечком. Но злобные, чуть что – куснут не задумываясь. А тут приезжаем к Коле с отцом, а у него возле дома вертится щен подрощенный. Быстрый такой, прыгает – ластится. Коля с Таней из дома выскочили. – Держите, держите!!! – кричат. Мы бросились его ловить. А он ловкий, выворачивается, играет. Наконец поймали, на руки схватили. Коля подошел, глянул:

– А-а-а, это не наш, – говорит. – Отпускайте.

Собачка эта подросла потом, ничейная бегает по деревне, а то и по лесу. Не боится никого, ни волков, ни людей. И ласковая, не злая. Хорошая собака.

– Бери его к себе, – Коля мне советует. – Не охотник уже, но охранять хорошо будет. Гляди он какой – умный и смелый.

Я жене рассказал, она смеется:

– Ну прямо как ты, – говорит.

Собаку я не взял, куда ее в город. А в деревне я еще на постоянку не поселился. Но про смелость и ум ее часто вспоминал. Потому что самому ни того ни другого не хватает порой в лесу. Особенно на внутренних лесных озерах. Ведь пойдешь на рыбалку по первому льду или по последнему – тот трещит, гнется, стреляет пушечно. Это тоже в грозном голосе внутренних озер. А ты все равно лезешь по нему, не думаешь о плохом. Такая уж это страсть – северная рыбалка.

Или следов когда кругом звериных – тоже жутковато городскому. Идешь, озираешься, коловорот в руках поудобнее сжимаешь – лишь бы чем отбиваться пришлось. Но Коля смеется тогда:

– Если, – говорит, – ты медведя или волка хоть раз за всю жизнь увидишь – это огромное счастье тебе. Потому что к природе прикоснешься. А так – не дадутся они взгляду, осторожные и хитрые очень. Зверей в лесу бояться нечего.

И вот идешь зимой по лесу. Иногда на лыжах, чаще – так, тропинку торишь, недалеко обычно ходишь, если места знаешь. Идешь и налюбоваться не можешь. Словно сказочные терема стоят деревья под снегом. Будто в величавом, неспешном хороводе склонились кусты. Все движенья плавные, куда взгляд кинешь – везде узоры да росписи. А солнце выглянет – заискрится все кругом острыми морозными звездами! А зайдет за тучку – опять неспешный плавный танец затянутых в тяжелую парчу деревьев. Да еще пара черных глухарей вспорхнет с грохотом при твоем приближении, да полетит вдаль по делам своим – то-то красота. Ласково в зимнем лесу. Если дорога не дальняя, мороз не сильный, да знаешь – куда идти…

А еще хорошо зимой – змей нет. Зато щуки навалом. Особенно в этом озере. Только научиться ловить ее нужно. Способ нехитрый, а действенный.

Сетями я ловить не люблю, да и не умею, честно сказать. Есть в этом что-то неправильное – сеть воду цедит, словно левиафан сквозь зубы пропускает, все живое себе оставляя. Не честно это как-то, механически. Вот жерлицы – другое дело. Их и поставить нужно правильно, на места, которые опытом узнаешь. И наладить грамотно. А щука схватит, поманит, посопротивляется тебе хорошенько да и уйдет обратно в озерную глубину, сорвавшись. И останешься ты словно Емеля – у разбитого корыта.

Есть в этом хорошая борьба, есть знание того, что не просто так тебе озеро добычу отдает – лишь в награду за труд и усердие. А нет – так просто красотой насладишься.

Вот и отправились мы зимой вдвоем с приятелем на заветное озеро, что Коля показал. Шли долго, по сугробам лезли, по тропинкам плутали. На озеро вышли – там не легче, снег по колено, под ним вода надо льдом, ветер с острым снегом поднялся. Намаялись в тот день. Но хорошо, живцов наловили да поставили пару десятков самоловок. Еле до темноты домой успели – хорошо, десять километров – не сто. Ночью спалось плохо – все мнилось, как хватает сейчас живца на жерлице большая щука – сказочная рыба. Как стоит потом в темной глубине неподвижно, решая – вырвать с корнем ли проклятую снасть или потихоньку внатяг отойти, чтобы лопнула от напряжения звенящая леса. Было так несколько раз – срабатывал внезапно красный флажок на самоловке и начинала крутиться катушка: чем ближе ты подходил – тем быстрее. Еще быстрее, еще. Я опять просыпался среди ночи и снова засыпал, валился в сладкое ожидание поклевки. Даже во сне не отпускала меня большая рыба, в этом было ее щучье веление.

Наконец наступило утро. Погода заладилась, ветер стих, и небо стало ясным. Правда, подморозило весьма, и стало понятно – придется долбить лед в лунках, плохо присыпанных накануне снегом. Где с вечера поленились – там с утра потрудились. Добрались до озера. С утра шлось легче, чем вчера, – бодрил окрепший морозец, подгоняло ожидание удачи. На лед выскочили вприпрыжку, тщательно вглядываясь в даль…

Нет, пожалуй, более щемящего чувства, чем на зимней рыбалке ждать появления, выстрела жерличного флажка. Ярко-красный на белом снегу, он весь – символ надежды. Так же трепещет на ветру, так же лишь обозначает возможность – ведь вся борьба еще впереди. Так же, как и она, – лишь призрачная иллюзия возможного счастья, ведь что такое рыба, по большому счету – еда, добыча, мираж. Или все-таки призрак нашего далекого счастливого прошлого, когда мы были по-настоящему свободны.

Я как-то читал, что спорили о рыбалке два нобелевских лауреата по литературе. Хемингуэй кричал, разводил руки, обозначая рыбью величину и мощь. Стейнбек же спокойно заметил:

– А мне никогда не нравилась рыба, которая не помещается на сковородку…

На ровной и белой ладони озера ярко реяли несколько флажков. Что-то происходило здесь ночью. Что-то трагическое и великое. Пока я выбирался из лесных сугробов, приятель мой уже снял одну небольшую щучку со своей самоловки.

– Травянка, травянка, – возбужденно шептал он, – пусть маленькая, но вкусная. Их много тут.

Я подступил к ближайшей своей жерлице. Вокруг лунки было много следов. Слишком крупные для волка, круглые, кошачьи. Рысь. Она полночи ходила тут, чувствуя, что внизу, в глубине, что-то происходит. Что-то важное, возможно – вкусное. Сама жерлица была свернута на ребро. Катушка полностью размотана. Кошка трогала лапой? Или такой силы был удар снизу, что выбил из лунки пластмассовый круг-основание. Сердце мое билось медленно и спокойно. Я не верю в большую рыбу. Я не люблю, когда она не помещается на сковородку.