Бог дождя - читать онлайн книгу. Автор: Майя Кучерская cтр.№ 35

Он стоял в какой-то кривой, неловкой позе, уже и не боком, как обычно, а почти отвернувшись, почти спиной.

– Грустно мне, – повторил он и повернулся.

И не успев еще почти ничего увидеть, почти инстинктивно, невольно она спрятала взгляд – хоть как-то защититься от этого страшного, неузнаваемого лица!

Отец Антоний плакал.

Без слез, одними глазами, исказившимся ртом, внезапно проступившими морщинами – горько.

И долго еще не мог говорить.

– Все бывает, все бывает. Но вот смотри – распятие, и ты стоишь вместе с Ним, с Ним на самом краю. И пусть вокруг бушуют бури, все рушится, все валится вниз, но ты… – он задохнулся, снова оборвал себя. – Постарайся остаться хотя бы у последней черты.

И опять жутко сделалось от непонятных слов: какой еще последней черты?

– За ней уже – бездна.

Он поднял епитрахиль. Прочтя молитву, взглянул на нее еще раз, но уже не плача, а просто с болью такой, что снова она спрятала глаза.

– Умоляю, молись!

Аня бросилась прочь. Где она была сейчас, Господи? Кто с ней, о Господи, говорил? В один миг и холод, и безнадежность, и все ее злое исступление растворились, и отходило, отмякало сердце – что было теперь сдерживаться…

Потом, уже вечером, уже окончательно придя в себя и успокоившись, она подумала, что, спроси ее теперь: «А что, знаешь ли ты, Анна, что такое любовь христианская, что такое любовь Христова?» – она ответит совсем просто: «Да. Я знаю».

Куда было после этого деться, опять они старались, вновь она сделалась прихожанкой Покровского храма, рассказывала батюшке грехи, и ее подбадривало, хотя и чуть-чуть смешило его изменившееся поведение: на исповеди был отец Антоний по-прежнему внимательным, ласковым – после исповеди ее не замечал. Рай продолжался всего несколько недель. Но потом у нее снова появились дела, вопросы, и некогда, невозможно было обсуждать их в краткие храмовые минуты, снова она стала звонить. Редко, по-деловому, ненадолго. Как будто ничего лишнего. Ну, может быть, словечко-два…

Тут-то и случилось событие неслыханное: сломался телефон.

Это было смешно почти, до того прозрачно, до того интерпретируемо – яко свят Господь Бог наш, сломался телефон. Сломался надолго, не на неделю, не на две, что-то произошло с линией, кабелем, и никак не могли устранить неполадку, ни через месяц, ни через два. Три месяца она промучилась, через день набирала его номер, пока не поняла однажды: не починят уже никогда; и тут же утомленное привыканье проникло в душу, сгладило углы – ну не починят… И не могла не признаться себе: так, без телефона, лучше. Чище и веселей.

Возможно, Аня утвердилась бы в этом окончательно, когда б не новое и странное, врезавшееся в едва сложившийся новый, молчаливый ритм обстоятельство.

Отец Антоний стал пропадать.

Всегда он отличался болезненностью, простужался от любого ветерка, но старался приходить даже больным, с температурой, гриппом, в крайнем случае пропускал день-другой, однако обычно можно было позвонить, разузнать, утешиться. Теперь он просто не появлялся. Телефон не работал. Спросить о нем было совершенно некого. Все те же знакомые лица, люди, всегда приходившие к нему на исповедь, также ничего не знали и ждали его. Через неделю-две после исчезновений он возвращался, как ни в чем не бывало, и вновь все забывалось. Батюшка поправился, слава Богу.

– Что с вами было?

– Хворал.

Это повторилось раз, другой. Пока он не исчез надолго. Навсегда? Прошла неделя, следующая, началась третья – отца Антония не было. И никто ничего не знал.

Измучившись, Аня решилась и все-таки подошла к другому священнику храма, тому самому старичку, когда-то проводившему первую в ее жизни исповедь:

– Отец Александр, простите, вы не знаете, что с отцом Антонием?

– Да, говорят, болеет. Сначала гриппом, только стал поправляться – ангина. Выздоровеет – придет.

Отец Александр улыбнулся, благословил. Но спокойней ей не стало. Какая еще ангина? Почему говорят? С ним что-то происходит, никогда еще он не отсутствовал так долго без предупрежденья, без отпуска – смутная тревога, неясные догадки сжимали сердце. Неужели он сам не может ей позвонить? Сказать, что все в порядке, хвораю, мол, скоро поправлюсь. И кто же ухаживает за ним? Пьяница-сосед?

В отчаянье она позвонила Петре. Но Петра повторила то же, что Аня уже слышала в храме – кажется, болеет, кажется, ангина…

– Ты точно знаешь? Почему кажется?

Через каких-то общих знакомых, которым он звонил из автомата и сообщил это, не ей же сообщил – поэтому и «кажется», ты не волнуйся.

– Кто за ним ухаживает, когда он болеет, приносит ему еду?

– От нашего храма иногда направляют старушек. Но он этого не любит. Никого к себе не пускает.

«А ты, что ли, пробовала?» – так и подмывало огорошить Петру неприличным вопросом, но вместо этого Аня спросила:

– Когда же он собирается выйти?

Не сказал.

Его не было в храме целый месяц.

Она не ожидала, что это будет невозможно так. «Какая бездна разверзлась!» – батюшка, батюшка однажды ей сказал эту восторженную фразу, когда рассказывал об отпевании какого-то человека, праведника – светлую бездну, вечность он, конечно, имел в виду. Но вот не бездна разверзлась – бесконечная пустота.

С внезапной жадностью она начала слушать классический рок, прежде вовсе ей неведомый – достала у недоумевающих знакомых Rolling Stones, Doors, Genesis, Queen… Это мостик возводился, хрупкий, хотя бы так, хоть с черного хода, дойти, добраться до тебя, до бессмертной души твоей, слышишь.

Только поначалу эта музыка не шла, все в ней сопротивлялось, отворачивалось, ее тошнило почти – это было чужое, недоброе, не ее. Она слушала все равно, сжавшись и мучась (мостик!), пока однажды, не отца ли Антония молитвами, пока однажды в наушниках сквозь весь этот музыкальный шум и хрипы не раздался вдруг отчетливый внутренний хруст. После этого дело пошло легче, Аня почувствовала, что вошла, оказалась допущена в этой жутковатый незнакомый мир – моих ушей коснулся он, и расслышалась вдруг больная красота этих мелодий, различилась сцепляющая их непростая гармония, неожиданно она даже сделала открытие: вот, оказывается, чьим блюзам пытался подражать совершенно забытый к тому времени Юра Наумов! Это же был Led Zeppelin, неумело переложенный на русский устный. Видите как – все по вашим советам, архимандрит Киприан, ищите и обрящете, прислушаться, приглядеться, и сквозь искаженное, сквозь израненное грехами и прошлой судьбою лицо воссияет лик, сквозь потускневшее изображение проступит яркое, ясное виденье!

Она снова входила в жесточайший ступор. И все чаще ей казалось: православие, ее православие, разумеется, – лишь обольщение, самообман. Острота проклятого вопроса была приглушена на время, погашена новыми впечатлениями и образами, которые, однако, его не разрешили, не разрушили. Да, теперь жить она не могла без служб, праздников, исповедей, причастия – безо всего этого множества неуловимых словом радостей души, которые хорошо знает каждый имеющий веру, но даже эта горячая волна церковной жизни не решала проблемы главной. Смысла не было все равно. Господь был, а смысл? Не было. Жизнь ее не имела никакого смысла.