Ошибка Лео Понтекорво - читать онлайн книгу. Автор: Алессандро Пиперно cтр.№ 82

В целом все, казалось, стало на свои места. Лео снова стал сознательным и образцовым родителем, который никогда не кричит на своих любимых мальчиков, едва переступивших порог подросткового возраста, которые пользуются всеми благами, предоставленными им любящим состоятельным папочкой.

Но перед сном атмосфера снова испортилась. Старший сын Лео имел отвратительную привычку засыпать с наушниками, слушая всю ту же устаревшую музыку, и продолжал биться головой о подушку. Он просто не мог обойтись без этого. Поэтому, после того как Лео выключил свет и пожелал спокойной ночи, он ничего не сказал, услышав этот досадный шум, обозначавший, что Филиппо бьется о подушку головой. Он начал выходить из себя только тогда, когда заметил, что Самуэль придвинулся к брату сзади и начал повторять его движения. Его сыновья, вместо того чтобы спать, крутятся в постели как какие-то педики. Один это делает, потому что не может иначе. А другой из нездорового подражания ему. Лео не знал, что хуже, но в любом случае ему это было невыносимо. Но Лео знал, что должен контролировать себя. Он не хотел больше испытывать чувство вины. Чтобы не слышать сыновей, он даже закрыл себе уши руками. Затем спрятал голову под подушкой. Затем вышел в ванную. Потом снова вернулся в кровать. Пока не понял, что на самом деле его раздражает не шум, производимый сыновьями, а с чем этот шум ассоциируется. Ему было мало просто не слышать их: он желал, чтобы они стали нормальными. Именно это заставило его вмешаться. Лео включил абажур. Вздохнул и закричал: «В конце концов! Прекратите это! Вы выведете себя как психи!»

Если для Самуэля было не так уж сложно прекратить то, чего он обычно не делал, для Филиппо это было страданием. Но тем не менее с тех пор все дни каникул он даже не попытался сделать это. Он лежал не двигаясь. С трудом пытаясь уснуть. Без сомнения, ему не удавалось. Но не только из-за этого ночь превратилась в кошмар: Лео терзало чувство вины. Все то, что психологи, педагоги, учителя, логопеды, профессора запрещали делать ему с самого рождения Филиппо, он сделал за один день. Он запретил ему выражаться. Он упрекнул сына. Он указал ему на то, что его поведение странное. Он дал ему название. Дал ему понять, насколько это неприятно. Но в любом случае уже было поздно исправлять ошибки. Если в первую ночь странные привычки сына выводили Лео из себя, все последующие ночи он мучился осознанием того, что Филиппо старательно пытается себя сдерживать. Ему так и хотелось сказать сыну: «Ладно, сынок. Все это не важно. Продолжай». Но как? Он и так уже сделал все, чтобы ухудшить положение дел. И так выходные, которые Лео желал сделать незабываемыми в воспоминаниях своих сыновей, превратились в список «упущенных возможностей и мелких неприятностей». Остаток этих маленьких каникул им владело мрачное настроение. Бессонные ночи Филиппо стали для него немым упреком, принявшим вид вежливого терпения и упорного отсутствия энтузиазма. Возможно, из-за перенесенных в детстве страданий, возможно, из-за своего характера, но этот парнишка мог быть по-настоящему упрямым и непреклонным. Окей, казалось, сказал он отцу, ночью я не буду вытворять глупостей, но за это весь день ты будешь иметь рядом с собой соляной столб. И только Богу известно, как горек был этот урок для Лео.

С тех пор много чего произошло: Анзер, первые обвинения, выходки Камиллы, публичный позор, окончательный разрыв с семьей, тюрьма, процесс, самоизоляция… Возможно ли, что только сейчас Лео вспомнил о тех днях, когда он не смог очаровать сыновей, как хотел, когда все пошло не так, как надо? Возможно ли, что только сейчас он вспомнил о том, насколько отвратительным показалось ему зрелище ненормальности его сыновей? Наблюдать, как они обнюхивают друг друга, как бьются головой о подушку, чтобы уснуть. Его сыновей так легко было разочаровать и так трудно завоевать их доверие.

Должно быть, несчастный случай с Филиппо заставил его вспомнить о Лондоне и о том, что имело значение. Сейчас он видел своих сыновей в нескольких сантиметрах от себя, они были в очередной критической ситуации, переживали очередную травму: старший со сломанной ногой, младший — напуганный болью брата, не говоря уже о чувстве вины за произошедшее.

Воспоминание о тех днях в Лондоне и о его нерешительности в те дни подвигали его на действие. Наконец-то какое-то действие после стольких лет бездействия. Он был почти готов выйти. Но именно в тот момент, когда он уже почти сделал первый шаг (столь сложный для него), откуда-то появилась Рахиль. В тот момент, когда она склонилась над Филиппо и начала что-то делать с уверенностью человека, получившего медицинское образование, Лео наконец-то увидел ее лицо. Он осознал, что не видел его почти год. Она показалась ему очень красивой, так же как и сыновья.

Нет, он был не в силах испортить эту красоту (что может быть прекрасней матери, помогающей своим сыновьям) своим жутким видом. Нет, он не сделал бы этого. Последняя возможность, дарованная ему Богом, — воссоединиться со своей семьей, сгорела за несколько секунд. Благодаря Рахили, которая пыталась приподнять скулящего от боли Филиппо, и Самуэлю, который с надоедливостью, столь хорошо знакомой Лео, вопрошал ее: «Мама, ведь не случилось ничего страшного, правда?»

Это была последняя картинка, которая предстала у него перед глазами. Равно как и остальные, пока кто-то не заставил его упасть у двери. Незаметно.

Мы уже достаточно хорошо знаем Лео, чтобы сообразить, что вид подобных картин должен расстроить и возмутить его. А тот, кто все это задумал и устроил, после того как задумал и устроил все остальное, был, судя по всему, настроен серьезно. Неизвестная сила вовлекла его в эту извращенную игру, в которой Лео совсем не хотел участвовать: впервые они осмелились изобразить его семью. Что бы это значило? Прелюдия к дальнейшему развитию событий? Изменение перспектив и амбиций? Предупреждение? Угроза? Они устали мучить его самого и решили взяться за самых дорогих ему людей, за тех, кого он любил больше всего на свете?

Да, именно за тех, кого он любил больше всего на свете. Хотя в данный момент Лео имел на это право, но он не мог разлюбить Рахиль, Фили и Сэми, даже ценой мучений. Лео Понтекорво не был обидчивым или мстительным человеком. Эта особенность его характера вынуждает меня заметить, что картина, открывшаяся его взору, могла произвести на него самое тяжелое впечатление. Возможно, он разозлился бы. И нашел бы силы выйти из укрытия и вернуться к своей жизни. Но автору, увы, не остается ничего, как только делать предположения: из-за стечения определенных обстоятельств Лео увидел только часть этой сценки и не смог оценить ее в полной мере, как остальные.

Хотя автор сего повествования довольно дотошно описал все сценки и образы, в сознании Лео они представали, за исключением последней, несколько рассеянно и без уважения к хронологическому порядку. Первым был эпизод в горах с оставленной в ванной прокладкой — о нем он вспомнил несколько дней спустя после выхода из тюрьмы. За этим последовало бегство вниз по лестнице. Но то, что заставило Лео начать сомневаться в ясности своего сознания, стало впечатление, будто он стал персонажем бульварного романа.