Что делать со складом и его странными обитателями, гоблины не знали. Гоблин любит всё объяснимое, а необъяснимое доставляет ему беспокойство. Шеф умотал на очередную конференцию по вопросам спасения новых галактик, телефоны отключил, поэтому узнать его мнение о библиотеке не удалось.
И тогда один усатый агент, известный под прозвищами Профессор, Мурзик, агент 013, Очень Мудрый Зверек и многими другими, вызвался на свой страх и риск пойти на разведку. Вокруг здания собрался целый стадион любопытных, им хотелось зрелища.
«Коты и магия вполне совместимы!» – заявил Профессор, и гоблины согласились. Зрители зааплодировали: ждали долго, заскучали. Кот, преисполненный чувством собственной значимости, дождался, пока отъедет бронетехника.
Гоблины рывком приоткрыли дверь (она в библиотеке раздвигается на две половинки, как занавес), агент 013 перекрестился и прыгнул в пугающую темноту. Пропал на несколько дней, но, вопреки ожиданиям, вернулся целым и невредимым. Зрителей заметно поубавилось, но те, что остались (в основном безработные домовые, которых интересовали пустующие помещения), подтянулись поближе. «Не знаю, что за параллакс случился в этом континууме, но библиотеку мы получили что надо! – сказал кот. – Теперь у нас будут любые книги, даже ненаписанные!».
Слова Профессора, первоначально воспринятые как бред сивого мерина, впоследствии подтвердились. Увы, откуда взялся библиотекарь, до сих пор загадка, но что есть, то есть: глядя на это создание, вы как будто встречаете самого Сальвадора Дали в рубашке Пабло Пикассо. Переселение душ? Поди объясни ученому гоблину…
Гоблины побродили по зданию, попищали приборами и заявили, что Самвел Далиевич колдун и одновременно существует в четырех измерениях. Со временем гоблины выяснили, что он может запросто заглянуть в избу ко Льву Толстому или на хаус Агаты Кристи, чтобы стребовать с них автографы на новые поступления; он легко может одновременно прогуливаться по трем читальным залам и за раз выдавать литературу трем читателям. Когда один его двойник заполняет формуляры, другой протирает полки и заменяет перегоревшие лампочки в настольных светильниках, а третий в ту же самую секунду, но много веков назад, отчитывает Гоголя за сожжение «Мертвых душ»… Вот такая реальная мистика.
3. Фокусы Пикассяна
Надеюсь, я доходчиво объяснил, почему хоббиты редко суют нос в странное место под названием «Библиотека», и всё же я рискнул сунуться: если и заниматься самолечением, то лучше по солидной книге. А где взять такую, если не у Пикассяна?
– Болезни пищеварения в ту сторону, – подсказал голос, стоило мне войти. Накатила тошнота: в библиотеке сразу теряешь понимание, где пол, потолок и стены; вроде идешь по полу, смотришь – а это стена, поднимаешь глаза, а пол оказывается сверху, хуже морской болезни.
– Спасибо, схожу, попозже, – прошептал я, но, как и следовало ожидать, поначалу не заметил и намека на библиотекаря.
Он любил появляться и исчезать по частям, как чеширский кот, поэтому, когда в пустоте напротив возник один-единственный глаз и удивленно покосился в мою сторону, я даже обрадовался.
– Странно, – произнес голос, но теперь с противоположной стороны. – Обычно хоббиты интересуются промыванием желудка, реже – лечением психических расстройств. Ты что, расстроился, маленький хоббит?
Я вздохнул и снова обернулся, и снова в пустоту.
– Да. Есть чуточку, Самвел Далиевич, – признался я. – Расстроился… Хотел попросить у вас что-нибудь о вампирах почитать. Очень они меня беспокоят в последнее время.
Хорошо получилось: вроде соврал, а вроде и правду сказал. Уродливые коты на крученых ступеньках вышли из дремы и навострили ушки; где-то сверху заржала желтая лошадь, и грянул гром. Душа рвалась честно выложить колдуну все как есть, в мельчайших подробностях, но страх перед разоблачением запрещал трепаться. Самвел и шеф вроде как друзья, расскажу – хуже будет. Я молча следил за появлением библиотекаря: руки, ноги, туловище, голова…
– Читающий молодой хоббит, боже мой, в наше-то время! Похвально, похвально. Сэру Джону Толкиену будет приятно, – он схватил проплывающие мимо часы, встряхнул (вытряхнул облако пыли) и уставился на циферблат. – В ближайшее воскресенье мы встретимся, выкурим по трубочке. Как тебя зовут, мохноногий читатель?
Я представился, Пикассян гибко, по-цирковому наклонился ко мне:
– Беллетристикой интересуешься, Боббер? Молодец, вампиры – вечная тема, и могу тебя обрадовать, стая скоро будет здесь…
Стая? Какая стая? Вслух я уточнить постеснялся. Исчезая, он пожал мне руку. Жмущая ладонь осталась видимой, она и послужила мне указателем, поплыв по воздуху, как рыба.
– Самвел Далиевич, мне бы еще научную литературу, справочники там всякие, – добавил я на ходу дрожащим голосом, боясь потерять руку из вида. – Понимаете, для общего развития, а то мало ли что в романах навыдумывают.
Главное, не вызвать подозрений. Ладонь состроила кольцо из большого и указательного пальцев и понеслась в нужном направлении. Я – за ней. Передвигаться по библиотеке всегда страшно: сорваться с винтовой лестницы в пропасть, заблудиться или сойти с ума здесь также просто, как в обычной библиотеке – заскучать. Пришли. Указательный палец Пикассяна нацелился на письменный стол.
В нормальной библиотеке и стол был бы нормальный, стоял бы он себе спокойно на полу и ничем особенным не отличался. На Базе всё по-другому: стол возвышался на куче желтого песка цвета вареной кукурузы и слегка кренился набок. На нем я сразу выделил красный дисковый телефон, старинный, блестящий, лаковый, с проводом-пружинкой и трубкой в виде омара. Возле аппарата лежала толстая раскрытая книга, из страниц постоянно выплескивалась вода и тихо падала в жадный песок.
Я понял без подсказок – мне туда, и начал медленно, осторожно взбираться на кучу. Рука исчезла. Вопросы, конечно, были, но что-то внутри подсказывало – лучше оставить их при себе. Библиотека сама решала, что должно видеть гостю, а что не должно. Главное – терпение и координация движений. Насколько хватало глаз, кроме стола и кучи песка вокруг ничего не было. Вместо привычных стен, пола и потолка – сплошная черная пустота, похоже на сцену во время спектакля, когда луч света выхватывает всего две-три точки, сцена кажется бесконечной. И единственный зритель – Самвел Далиевич Пикассян. Ты его редко видишь, а он тебя – всегда.
Говорят, люди и андроиды, заходя в библиотеку, в девяти случаях из десяти попадают в самую обычную обстановку – книги, полки, столы, стулья. Всё на месте, привычно и понятно. «Везет им, – думал я, подбираясь к вершине, – входят, выходят без приключений, зевают, бутерброды лопают, а тут идешь, как по минному полю, шарики об ролики стукаются, и понятия не имеешь, где находишься, почему, и есть ли выход». Я взобрался на холмик цвета вареной кукурузы, вплотную приблизился к столу, наполовину скрытому в песке. Осторожно обогнул, рассмотрел телефон, дотронулся пальцем до диска. Холодный. Послышалось легкое шуршание: со страниц книги задувал свежий морской ветерок. Я подтянул ее к себе, но не увидел ни одной буквы. Там, где следовало пробегать печатным строчками, смешались волны и пена, настоящие, мокрые, соленые. Брызги фыркали в лицо, орошали стол и сморкались на красный телефон. И вдруг из этой глубины высунулась рыба, усатая. Мы уставились друг на друга, разинув рты.