Муж, жена и сатана - читать онлайн книгу. Автор: Григорий Ряжский cтр.№ 57

Далее… А далее затеялось исправленье усадьбы Толстых. За сей труд принялся подрядчик, постановивший началом дел своих ограду, что охватывает усадебную землю. Свалил ее наземь тем же днем и более не давал о себе знать в течение полуторанедельного срока. Подобная счастливейшая для меня безответственность и позволила оградке оной пребывать в вывернутом состоянии все это время, благодаря чему Лёвушка, прогуливающий преданнейшего Черепа, сумел отыскать нашу ручку на брошенной калитке».

— Ну и как тебе? — Лёва спросил так, будто только что покинул космический корабль, приземлившийся после сотни оборотов вокруг Меркурия, и затянулся очень специальной сигареткой. — Нет, вообще, как это все тебе, Адусь?

— Я-то с этим давно живу, — тихо ответила Аделина, — для меня гораздо важней, чтобы сам ты все понял окончательно. Скажи мне, теперь душа твоя на месте?

Вместо ответа Гуглицкий обернулся к стенке — к зоне примерного нахождения черта:

— Николай Василич, вы нам так убедительно все разъяснили, что не поверить в это ну совершенно невозможно. Но только скажите, успокойте мою душу окончательно — при чем здесь пишущая машинка, которую вы калечили и уродовали, пока мы от нее не отказались совсем? Это чтобы просто навредить нам, что ли? Там у вас Белинский этот Виссарион с рефератом и бергамотом, тут — ковшик для яиц, «Оптима» с кастрюлей и сползающее одеяло. Это вы так тренировались на нас, что ли? Личные магнитуды отрабатывали?

Едва заметная рябь возникла над дощечкой, потекли буквы, островерхие и наклонные, — как всегда.

«Вот мы и добрались, Лёвушка, до первостепенного. Хотя, если быть откровенным, полагал, такая подробность уже давно сделалась вам ясною. Именно затем и наносил я непоправимый вред печатающему устройству, чтоб вы, наконец, отвергли его и завели себе в дом компьютер, и непременно с выходом в Сеть. Впрочем, это уже само собой разумелось.

Помилуйте, Лёвушка, княгиня! Ну как еще мог бы я достучаться до вас, как не посредством Сети? Да никак, сколько безобразий в вашем милом доме я бы ни устраивал!

И еще. Посудите сами, просто проследите мысленно всю цепь счастливых и неслучайных совпадений: Лёвушка обнаруживает ручку и в тот же миг безошибочно определяет принадлежность ее к моей скромной личности, тем самым открывая мне в каком-то смысле доступ к вашему дому. Это первое.

Я перемещаюсь в ваш дом и обнаруживаю там великолепную птицу, имя которой совпадает с моим, несмотря на нелицеприятные обвинения в грехах, мною не совершаемых. И это два.

Открывается родство ваше, Аделина Юрьевна, с моим добрым знакомым Михаилом Александровичем Урусовым. Это было третьим.

Далее идем. Оба вы, что один, что другая, оказываетесь людьми чрезвычайной культуры и образованности. Об этом кроме всего прочего говорит прекрасное собранье старинного оружия и предметов древности. Подобные изумительные экспонаты оказали бы честь любой, самой изысканной музейной коллекции, и в этом у меня нет ни малейших сомнений. И то было четвертым в перечне счастливых совпадений.

Пятым же удивленьем стала для меня семейная ваша фамилия — Гуглицкие, и этот неслучайный факт в свете моих компьютерных изысканий также примечателен.

И, наконец, последнее, шестое. Вы, княгиня, окончательно поразили воображенье мое, когда я, переместившись вслед за вами в гимназию, имел честь и наслажденье присутствовать на вашем литературном классе, где вы с горящими от восхищенья глазами беседовали с детьми, столь еще незрелыми сердцем и неопытными душою, такими непохожими, однако уже ставшими такими самостоятельными — не по возрасту, но рассужденьями своими. Вы говорили с ними о прекрасном, о подлинном, о самом главном — о великом русском языке. В том числе и о моей скромной писательской личности. И не скрою — мало от кого слыхал я подобные слова за все мои литературные годы. А все оттого, княгинюшка, что служил я не искусству, а отечеству моему — уж не укоряйте за возвышенный штиль…»

— Надо же, прям Хоттабыч какой-то, — хмыкнул Лёва.

Аделина еле слышно цыкнула на него, пытаясь незаметно для невидимого гостя соорудить недовольную физиономию. Однако она тут же опомнилась и, переменив выражение лица, как ни в чем не бывало обратилась к воздушному собеседнику:

— Николай Васильевич, а хотите, я вам Набокова скину, на «душа-гоголь-нет»? — неожиданно спросила Адка у потолка. — По-моему, лучше, чем он, никто о вас не написал. А называется просто — «Николай Гоголь». У меня, к сожалению, нет в электронном виде. Но я могу сканировать текст и переслать отдельным файлом. Не будете возражать? Сегодня же вечером и скину.

«Княгиня, драгоценная вы моя, безмерно благодарен и рад, буду ждать с нетерпеньем, ведь чтенье для меня неизменно было делом чрезвычайно тяжким, почти неосуществимым — уложить книгу перед собой усилий моих еще довольно, однако перевертывать страницы несподручно, они немедля ворочаются обратно, и дело на том оканчивается…»

— Так, ясно! — Гуглицкий поднялся с кресла и начал мерить спальню шагами. — С этим разобрались. С тем… с тем вроде тоже. Ну и со всем остальным, кажется. — Он выдержал сценическую паузу, вздернул руки к стене и спросил в воздух: — Что дальше делаем, Николай Василич? Чем, как говорится, помогать будем, раз уж мы с Адкой такие для вас подходящие?

«Для начала отыщем череп… — буквы побежали без малейшей задержки, — а уж после будем решать, каким путем предадим мы его земле. И тогда остаток продолжительной жизни вашей, искренне хочу думать именно так, проживете вы безо всякого беспокойства с моей стороны, бесценный друг мой Лёвушка и ненаглядная моя Аделина…»

— Ну это-то ясно. — Лёва по-деловому пожал плечами, словно вопрос при обоюдном непротивлении сторон был уже давно решен и обсуждению теперь подлежали лишь мелкие детали. — И с чего начнем?

«Полагаю, с Мишани Шварцмана, коль скоро сами вы о нем упомянули, Лёвушка, и, наверное, также с супруги его, Ленки? Елена Шварцман величать ее, надо думать?» — встречно осведомились с экрана.

— Нет, не Шварцман она, не брала, не захотела. Суходрищева. Сказала, когда расписывались, что, мол, если б уверена была, что не сядешь, Мишаня, то, по крайней мере, понимала бы, ради чего терплю такую фамилию. А поскольку тебя все равно рано или поздно посадят по делам твоим, то уж лучше останусь Суходрищевой, хотя и ненавижу ее, фамилию эту, еще больше, чем твою. Так и живут по сегодня: он не сел и уже теперь не сядет по гроб жизни, а ей уж смысла нет фамилию менять, она с ней больше прожила, чем осталось, — объяснил ситуацию Гуглицкий. — Короче, делаем так: я связываюсь с Мишаней и договариваюсь о встрече. Если все нормально, едем к Бахрушину этому в музей. А там как Бог на душу положит. Или на дух, — поправил он сам себя, — в общем, как само получится.

С Мишкой удалось встретиться лишь через четыре дня — того просто не было в городе. Лёва подумал еще, может, не стоит ждать, а самому потолковать с Ленкой по душам. Но в итоге не решился, побоялся завалить дело в самом начале. Этих мне все равно не обойти, подумал, а напрямую в музей сунуться — попрут и больше на порог не пустят.