Портмоне из элефанта - читать онлайн книгу. Автор: Григорий Ряжский cтр.№ 52

— Откуда это у вас? — взволнованно спросил Юра. — Это мой бумажник…

— Это ваш спаситель, — улыбнулся опер, — а пока — наш вещдок. Он спас вам жизнь, между прочим. Еще бы полсантиметра и… — Он забрал пакет из Юриных рук и улыбнулся: — Скажите спасибо, кожа толстая оказалась, натуральная, — повезло необычайно. Выздоравливайте, Юрий Лазаревич. Я еще зайду… И не раз… — Капитан поднялся…

— Погодите… — Юрка умоляюще посмотрел на него, — я хотел попросить вас… Это — не повезло… Это другое… Но пропасть не должно никак, слышите? — он кивнул на майоров портфель, куда исчез его раненый слон, — никогда… Слышите?.. Никогда…

— У нас не пропадет, не беспокойтесь, — успокоил его мент, — если только не потеряют… После суда получите назад.

Он кивнул больному и вышел из палаты. Юрка закрыл глаза и подумал: «Не потеряют… Точно… Все равно найдется… Он у меня домашний зверь, ручной…»

— Господи… — тихо прошептал он про себя, — спасибо Тебе, Господи, за все, что Ты для меня сделал… — Он подумал еще немного, не будучи уверен в точности формулировок, и на всякий случай добавил: — И прости, Господи, за все, что я не сделал для Тебя…

— Осторожно, двери закрываются! Следующая станция — «Новослободская»!

В этот момент очки у меня сползли на кончик носа, и спасти их от падения удалось лишь в самый последний момент. Незадолго до этого я выяснил, что легкий пластик для моей оправы, в отличие от тяжелых стекол, стоит на сто сорок рублей больше, и я решил на этом сэкономить. Очки были первые — и сразу — +1,75. Тогда я еще, помню, порадовался, что не +2, потому что, как вычитал в медицинской книжке, такое падение зрения по дальнозоркости для пятидесятилетнего возраста даже чуть меньше допускаемого наукой ухудшения глазастости. Тем более что полтинник мой намечался через полтора года, если я только снова чего-нибудь не путаю в силу недостаточно быстрого мозгового кровообращения. Если бы я знал, что эти отечественные стекла весят столько, что постоянно будут стягивать очки вниз, в направлении земного тяготения, я бы, конечно, трижды подумал для начала, прежде чем выбивать чек. Кроме того, кто же знал, что с этого момента — я имею в виду точку начала ношения очков — так резко начнет увлажняться переносица и смазывать потной жижей металлическую дужку оправы, обеспечивая ей легкое и раздражительное сползание.

Поезд дернулся, но я успел. Дужка очков уже крепко сидела у меня в руке, в той самой правой руке, что держала перед глазами журнал «Катера и яхты», развернутый на статье, объясняющей различия между постоянным балластным килем для морских яхт, килем обыкновенным и швертом. В общем, очки уцелели, но журнал вывалился из руки и улетел на пол вагона. Я нацепил очки на прежнее место и нагнулся. Сзади хрякнуло: несильно и не слишком больно, но хватило для того, чтобы понять, что — у меня. Таким образом, подцепить «Катера и яхты» с первого захода не вышло, и поэтому пришлось присесть. И именно в этот неловкий момент взгляд мой, уже вооруженный по новой, уперся в чьи-то стройные ноги и вынудил меня задержаться в нелепом положении еще неизвестно сколько времени. Я говорю «неизвестно сколько», потому что, когда я очнулся наконец, то обнаружил, что двери снова закрываются, но это уже была не «Новослободская», а что-то другое, а расслышать я толком не успел.

Стояло жаркое московское лето, и девушка, которой принадлежали прекрасные конечности, была в мини-юбке, предельно короткой и узкой, в обтяжку. Лица ее я не видел, тем более что она что-то читала, тетрадку какую-то, полностью его перекрывающую, но взгляд мой тем временем пополз выше, вдоль гладкой смуглой кожи ног, обследовал коленные чашечки, острые, но достаточно округленные по форме, а затем как-то само собой получилось, что он поплыл еще дальше, в глубину, вдоль бедер, и плыл до тех пор, пока не высветилась узкая белая полоска трусиков, — оттуда, из плохо скрываемого в вагонном полусвете запретного промежутка между бедрами и краем юбки. То, что трусики на девушке были шелковые, мне было понятно с бесспорной очевидностью: просто стало ясно сразу и без объяснения причин. Где-то внутри екнуло и сразу вслед за этим гулко отдалось в затылке. Я резко захлопнул глаза, мотнул два раза головой и так же резко разлепил веки обратно. В результате такой встряски я окончательно пришел в себя и поднялся с корточек. Кровь отхлынула от головы и теплым потоком потянулась книзу широкой равномерной полосой. Голова снова стала легкой, без внутреннего эха и шумных приливов…

Девчонка, казалось, ничего не замечала: начиная со соскочивших очков, последовавшей вслед за этим нелепой позы и моего же полукоматозного исследования с корточек смуглых прелестей в пространстве от высоких каблучков до узкого кожаного ремешка, продернутого сквозь юбочные шлёвки. Она машинально закинула ногу на ногу, не прерывая чтения, и, перекрыв новой позой едва видимую белую полоску интимного фрагмента, обнажила на этот раз кожу левого бедра, с другой, нижней стороны, такую же гладкую и загорелую.

«Сучка…» — подумал я и тут же оглянулся по сторонам в поисках возможных свидетелей этой некрасивой мысли. Никто вокруг не реагировал, лишь бабка в противоположном углу вагона бросила на меня вялый взгляд и бесцветно улыбнулась чему-то своему. «Господи, а какая станция-то?» — внезапно подумалось мне, и я забегал глазами в поисках схемы метрополитена.

Но взгляд мой слушаться на этот раз не пожелал, а заставил нужные механизмы вновь развернуть глазные яблоки на сидевшую прямо передо мной девушку. Что-то явно было не так. И слишком длинным мне стал казаться перегон, как будто остановки не было уже целую вечность. И опять я обнаружил, что никого это не смущает…

«Сучка…» — снова подумал я, не в силах оторвать приклеившийся к пассажирке взгляд. Но подумал на этот раз с какой-то нежной истомой.

Девчонка поменяла ноги местами, перекинув их наоборот, и перевернула страницу тетрадки. Общей ученической тетрадки в зеленом пластиковом переплете. И то, как она это сделала, каким-то привычным для меня образом, неуловимо знакомым жестом, заставило меня на этот раз вздрогнуть. Что-то явно продолжало иметь место, происходить, но что — никак не улавливалось мозгами; мозги не желали участвовать в этой поездке по кольцевой с выходом на «Новослободской». Сердечный насос тоже вел себя вполне по-обычному: продолжал накачивать организм соленой жижей — ни медленней, чем нужно, ни быстрей, чем обычно, а так, вполне равномерно. Непокой происходил из иных мужских географий: не головных или сердечных, а гораздо более неопределенных — откуда-то из-под кожи, из-под нижнего ее внутреннего слоя, где он уже совсем почти закончился, но не успел еще окончательно врасти в тело. Оттуда же исходил и тихий настойчивый зуммер: сладкий и волнительный, но в то же время беспокойный и настороженный.

«Сучка… — в очередной раз подумал я с необъяснимой на этот раз злобой, — хороша, сучка…»

Девчонка скинула ногу с ноги, вытянула их вперед, слегка задев мою левую штанину, и повела стопами туда-сюда, разминая затекшие конечности. Зуммер взревел неслышно, там же, под эпидермисом, и я почувствовал, как покрываюсь пупырышками, тоже изнутри, по всей внутренней его поверхности.