— Уверены?
— Да, сэр. Мы с Пеленгатоном два раза все перепроверили. Ох, ну и воняет же там…
— Ладно, дышите, — я хлопнул его по плечу. — И заодно поглядывайте на воду — вдруг наш пловец покажется? А я пока внутрь наведаюсь, осмотрю там все, что называется, свежим взглядом.
Роксбери кивнул и направился к борту. Я же побрел к раскрытой двери каюты.
Сержант не соврал: воняло внутри до того жутко, что я, поначалу закрыв за собой дверь, поспешно распахнул ее настежь. Рука моя сама собой потянулась к внутреннему карману куртки и извлекла оттуда баночку с ментоловой мазью. И как тут вообще можно было находиться?.. Макнув палец в липкую белозеленую субстанцию и проведя им под носом, я облегченно вздохнул: да, так гораздо лучше. Без чудесной мази сносить запах разлагающейся плоти было крайне затруднительно.
Наверное, убийца спал прямо на палубе, под открытым небом, решил я, разглядывая гномьи останки на кушетке. Сложно представить, что кто-то может провести дольше пяти минут в одной комнате с разложившимся трупом. Хотя, возможно, мы имеем дело с человеком, начисто лишенным обоняния… но это один шанс на миллион.
Ладно. К Вирму лирику. Пора заняться делом.
На первый взгляд ничего примечательного в рыбацкой каюте действительно не было — кроме самого трупа, разумеется. Под кроватью валялся старый чайник, удочка и порванный невод. Я живо представил, как дядюшка Скрэби орудует снастями, и на душе стало донельзя грустно и обидно.
Порой мне кажется, что смерть слишком торопится забрать очередную душу и отправить ее в царство ненасытного Вирма. Когда я видел Скрэби в последний раз, он ничем не походил на гнома, которому остался день или два. Взгляд его еще не утратил задорного огонька, а улыбка была какой угодно, но не вымученной, не натянутой.
И, тем не менее, Вечный Червь забрал его душу к себе.
Странный жестокий мир…
Ничего в итоге не найдя, я вынырнул из каюты и плотно закрыл за собой дверь, дабы запах мертвечины не распространялся по палубе. Роксбери и Пеленгатон дежурили у перил, а рыжий, мрачнее тучи, скучал у противоположного бортика.
— Ну что, не объявился наш убийца? — спросил я, подходя к сержантам.
— Нет, не было, — ответил Роксбери.
— Такое ощущение, что вы его все-таки убили, — вставил Пеленгатон.
— Сомневаюсь, что вообще в него попал, — покачал головой я.
— Ну а почему же тогда он не всплывает? — недоуменно поскреб затылок Роксбери.
— Честно сказать, из более-менее вменяемых версий у меня всего одна — зацепился ногой за какую-нибудь подводную корягу и захлебнулся. Но так ли это на самом деле, мы с вами проверить не сможем. Это ведь не Серпантинка. Это проклятое Бессонное море. Может быть, его труп уже рвут на куски глубинные твари?
Мы, как по команде, повернулись к нашему рыжему провожатому. Почувствовав наши взгляды, он оглянулся через плечо и робко поинтересовался:
— Обратно надумали, сэр?
— Надумали, — подтвердил я. — Злоумышленник скрылся, а значит, делать нам тут больше нечего.
Рыбак вымученно улыбнулся и полез обратно в лодку.
Я в последний раз посмотрел за борт, втайне надеясь, что убийца все-таки покажется из воды, однако он и не думал выныривать. Сказать по правде, мне не верилось, что это дело закончится так быстро. Все, что мы нашли, — жалкий обломок пуговицы, но этого оказалось достаточно, чтобы вычислить логово убийцы. Спасибо старику Скрэби, который не поленился придумать собственный значок и нанести его не только на борт шхуны, но и на каждую из пуговиц любимой рыбацкой куртки.
Настроение заметно улучшилось, и слепящее солнце уже не раздражало глаз.
Мы возвращались в Бокстон с победой — неожиданно легкой, но от того не менее ценной.
Думаю, капитан будет доволен.
* * *
Сэр Алекс Моукер, в преступном мире более известный, как Пересмешник, преспокойно пил кофе со сливками, когда в его кабинет, тактично постучав, заглянул дворецкий.
— Простите за беспокойство, сэр, — виновато промямлил он. — К вам пришел мистер Фурри. Прикажете впустить?
— А вы что же, сами не догадались это сделать? — удивленно выгнул бровь Алекс.
Дворецкий едва открыл рот для ответа, как кофейная чашка, полив ковровую дорожку бледно-коричневой жижей, пролетела через весь кабинет и разбилась о дверной косяк. Слуга поморщился, но смолчал: к подобным вспышкам ярости «птенцы» Моукера давно успели привыкнуть.
— Живо извинитесь и проводите мистера Фурри в гостиную, — тоном, не терпящим возражений, произнес Пересмешник. — И непременно угостите его чаем с можжевельником! А я сейчас спущусь.
Дворецкий без лишних слов закрыл дверь, а Моукер, встрепенувшись, принялся оглядываться по сторонам, разыскивая потерянную чашку. Лишь когда взгляд его наткнулся на осколки, разбросанные по полу, и темные пятна на ковре, он вспомнил, что с ней приключилось.
— Посуда бьется к счастью, — глупо ухмыльнувшись, пропел Пересмешник и резко вскочил.
Старое кресло, не ждавшее от хозяина подобной прыти, натужно крякнуло, однако Алекс этого даже не заметил. На ходу развязав пояс, Моукер сбросил махровый халат на пол, после чего метнулся к шкафу. В зеркальной двери отражался худосочный мужчина с узкими плечами и вытянутой физиономией; фисташковые глаза, крохотные, почти незаметные уши, коротко стриженные темные волосы с бронзовым отливом — все в образе Пересмешника было необычно. Для устрашения врагов Алекс, не слишком одаренный физически, нарочно поддерживал имидж психопата, наивно полагая, что взаправду он абсолютно здоров. На самом же деле по нему давно плакала клиника Милы Врачевательницы. Причуды, провалы в памяти — все это там лечат, пусть и с переменным успехом. А уж для такого клиента, как Алекс, тамошние доктора расстарались бы вовсю. Но он, к сожалению, упрямо не признавал своих болезней… которые, впрочем, ничуть не мешали ему править Южным Бокстоном и быть четвертью легендарного преступного Квартета.
Выбор Моукера пал на темно-синий костюм с бирюзовыми отворотами. Облачившись в белоснежную сорочку, Алекс, насвистывая, застегнул все пуговицы до одной и присел на корточки, дабы отыскать в ящике подходящие носки.
Подошли желтые.
Довершила экстравагантный наряд Моукера зеленая бутоньерка. Слегка растрепав волосы, Пересмешник улыбнулся своему отражению в зеркале и поспешил к обувным полкам. Скинув пушистые тапки с зайцами, Алекс нырнул в начищенные до блеска коричневые мокасины, распахнул дверь и выпорхнул наружу.
Первое, что он услышал, — доносящийся снизу раскатистый бас Мохнатого Тони. «Как бы от мощи его голоса дом не развалился», — с опаской подумал Моукер, медленно шагая вниз по ступенькам.
Сидя на широком диване, хозяин Севера напевал старую кабацкую песенку: