В гостиной действительно сидел человек, в шляпе с пером, бриджах и с нервной улыбкой на лице. Три вещи, которые всегда раздражали Ваймса. Нервная улыбка обычно значила, что человеку нужно нечто, на что он не имеет права; шляпы с перьями лично он считал дурацкой выдумкой; а что касается бриджей, то не стоит общаться со стражником, будучи в штанах, которые выглядят так, словно их обладатель только что спер где-то столовое серебро и торопливо засунул добычу в штанины. Ваймсу показалось, что он заметил очертания чайника, но, скорее всего, его подвело зрение.
Добровольный носитель тройной неудачи встал, когда Ваймс вошел.
– Ваша светлость?
– Иногда, – ответил Ваймс. – Чем могу помочь?
Гость робко взглянул на госпожу Сибиллу, которая уютно сидела в углу с тонкой улыбкой на губах, и сказал:
– Ваша светлость, боюсь, что должен вручить вам ордер о прекращении и воздержании, от имени местного магистрата. Мне очень жаль, ваша светлость, и я надеюсь, вы поймете, как неприятно приносить джентльмену такие новости, но все равны перед законом, и закону надо повиноваться. Меня зовут Уильям Стонер, я чиновник в суде… – Мистер Стонер замолчал, потому что Ваймс зашагал к двери.
– Просто хочу удостовериться, что вы не уйдете в спешке, – объяснил он, запирая дверь. – Присаживайтесь, мистер Стонер. Вы именно тот, с кем я хочу поговорить.
Клерк осторожно сел, явно не желая быть именно тем. Он выставил перед собой свиток с красной восковой печатью, которая, по общему убеждению, делает документы официальными – или, по крайней мере, дорогими и неудобопонятными, что, в общем, одно и то же.
Внезапно Ваймс понял, что годы конфликтов с патрицием Ветинари были, по сути, тренировкой. Жаль, что он не догадывался об этом раньше. Что ж, настало время экзамена. Он откинулся на спинку кресла, уселся поудобнее, сомкнул пальцы шпилем и нахмурился. В течение десяти минут он глядел на гостя поверх сомкнутых рук – достаточный отрезок времени, чтобы заставить его занервничать (на самого Ваймса это действовало безотказно, и уж точно должно было сработать с этим мелким поганцем).
Он нарушил молчание, сказав:
– Мистер Стонер, несколько дней назад на моей земле произошло убийство. Землевладение что-то да значит в этих краях, не так ли? Кажется, преступление было совершено, чтобы припутать меня к исчезновению некоего Джетро Джефферсона, местного кузнеца. Этого уже достаточно для оскорбления, но гораздо сильнее я оскорбился, когда познакомился со здешним старшим констеблем – он отличный парень и любит свою старушку мать, но, кажется, полагает, что отвечает перед каким-то загадочным магистратом, а не перед законом. Магистрат? Что такое магистрат? Какое-то местное управление? Никакого надзора за ними, никакого окружного судьи и… Я еще не закончил!
Мистер Стонер, с побледневшим лицом, опустился обратно в кресло, как и Ваймс, старавшийся не смотреть на Сибиллу, на тот случай, если она смеялась. Вновь надев маску невозмутимости, он продолжал:
– Насколько я понимаю, мистер Стоун, в округе гоблины официально считаются паразитами. Паразиты – это крысы, а также мыши, а также, если не ошибаюсь, голуби и вороны. Но все вышеперечисленные не играют на арфе, мистер Стонер, не делают замысловатых горшочков, а еще, мистер Стонер, они не просят пощады, хотя, надо сказать, мне доводилось видеть, как некоторые мыши трогательно поводили носом, вынуждая меня откладывать молоток. Но я отклоняюсь от темы. Гоблины жалки, грязны и вечно голодны, но в этом отношении они похожи на большинство людей. Где ваш магистрат проводит черту, мистер Стонер? Опять-таки, мы в Анк-Морпорке черты не проводим, потому что если гоблины – паразиты, то паразиты и бедняки, и гномы, и тролли. И та гоблинка молила о пощаде.
Он откинулся на спинку кресла и подождал, пока мистер Стонер вспомнит, что у него есть дар речи. Оправившись, тот поступил как истый чиновник – то есть проигнорировал проблему.
– Тем не менее, мистер Ваймс, здесь вы власти не имеете, и, позвольте заметить, не стоит поощрять местного констебля к подобному поведению и внушать ему образ мыслей, который дурно отразится на его карьере…
Мистер Стонер не успел закончить, потому что Ваймс его перебил.
– Какой карьере? У него нет карьеры! Он стражник, сам по себе, не считая разве что свиней. Фини Наконец – хороший парень, его не так-то легко напугать, он пишет разборчивым почерком и почти без ошибок, то есть, в моем представлении, автоматически переходит в разряд сержантов. А что касается треклятой юрисдикции, убийство – это самое страшное преступление! Третье из совершихся на свете, если верить омнианам!
[24]
В любой стране мира убийство считают преступлением, которое надлежит яро преследовать, понимаете? А что касается закона, даже не говорите мне о нем. Я не выше закона – я стою прямо под ним и поддерживаю его обеими руками! Сейчас я веду расследование вместе с мистером Фини, пособник убийцы сидит в камере, и мы служим правосудию, а не удобству!
– Отлично сказано, Сэм, – преданно произнесла Сибилла, чуть заметно, но весьма отчетливо хлопнув в ладоши, как делают люди, когда хотят, чтобы остальные к ним присоединились.
Но мистер Стонер парировал:
– Ловко сказано, сэр, но, тем не менее, у меня приказ на ваш арест. Магистрат, видите ли, привел меня к присяге как констебля, а юный Наконец освобожден от своих обязанностей.
От внезапно налетевшего холода он поежился.
Ваймс встал.
– Сомневаюсь, что сегодня вам удастся меня арестовать, мистер Стонер. Смею надеяться, Сибилла предложит вам чашечку чая, если пожелаете, но лично я намерен нанести визит старшему констеблю.
Он отпер дверь, вышел из комнаты и с неплохой скоростью двинулся к каталажке.
На полпути Вилликинс догнал его.
– Я невольно услышал всю эту чушь, командор, поскольку подслушивал у дверей, согласно параграфу номер пять кодекса камердинеров. Какая наглость! Вам понадобится человек, который прикроет спину.
Ваймс покачал головой.
– Сомневаюсь, что штатским стоит вмешиваться, Вилликинс.
Камердинеру пришлось бежать быстрее, потому что Ваймс поднажал, но на ходу Вилликинс все-таки выговорил:
– Черт знает что вы несете, командор.
И побежал дальше.
В каталажке что-то происходило – с точки зрения Ваймса, это могло быть домашней ссорой, перебранкой, стычкой и даже свалкой (в последнем случае кому-то, скорее всего, сильно не повезло). Ему в голову пришла счастливая мысль: может быть, это даже столкновение. Очень полезное слово, потому что никто толком не знает, что это такое, но звучит угрожающе.
Ваймс расхохотался, как только увидел, в чем дело. Фини стоял перед каталажкой, красный как свекла, с наследственной дубинкой в руках. Сначала Ваймс подумал, что юноша уже пустил ее в ход против небольшой толпы, пытающейся вломиться внутрь, потому что на земле лежал человек, который держался за низ живота и стонал. Но многолетний опыт подсказал, что за столь удачное попадание следует благодарить госпожу Наконец, которая стояла, окруженная людьми, готовыми в любой момент отпрянуть, и размахивала метлой.