Созвездие мертвеца - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Могилев cтр.№ 35

Когда мы очнулись от происшедшего и съехали на обочину, уже Тыну достал фляжку и отхлебнул глоток. Потом он вышел из машины и размял ноги, походил чуть-чуть, посмотрел на небо. Затем вернулся к нам. Говорил он совершенно без акцента, смотрел прямо перед собой.

— Слушайте меня внимательно. Вы, естественно, ни на каких финнов не похожи. Вы даже на эстонцев не похожи. Тем более что паспорта наверняка уже погашены. Заява пошла от родственников. Поэтому дайте-ка их мне сюда.

— А как же нам жить? Ехать как? — поинтересовался совершенно пьяный Желнин. Я как-то быстрее трезвел, а он лыка еще не вязал, говорил с трудом.

— Прежде дайте. Потом объясню. Во всем должен быть порядок. Вот так. Чудненько.

Мастер собрал наши документы, отнес к ближайшему пеньку, вынул бак из багажника, плеснул бензина, чиркнул зажигалкой.

— А нам-то как?! — настаивал Серега.

Тыну вернулся, достал из-под сиденья сумочку черную, небольшую, и вынул новые документы. Мы снова оказались русскими, только имена другие. Жгут постарался на славу.

— А почему нельзя было по этим паспортам просто убыть?

— Потому что с русской стороны вас бы не выпустили. И на русской границе Суоми бы не приняла. Паспорта не совсем хорошие. Но покинуть страну в другом направлении можно. Риска почти никакого. Кстати, больших денег стоило. Вы Жгуту сильно задолжали. А у него сейчас проблемы. Так что цените. А каково качество работы? Вы только посмотрите. Кстати, новые имена выучите. Года рождения, места. Мало ли. В принципе, здесь вы всем до фени, но грубо ошибаться не нужно. Жгут далеко. Русское посольство в любой стране найдется. Не говоря об остальных атрибутах власти. Ну все. До Гельсингфорса сами доберетесь. Сейчас на автостанцию вас заброшу.

Так начался наш путь во Францию — страну чудесную и трагическую.

Мы проехали еще немного, и Желнин попросил остановиться. Мы видели, как он отошел метров на пятьдесят назад — там были ближайшие деревья, — и завидовали ему даже. Я и сам был не прочь сейчас прогуляться, вдохнуть воздуха этого уже не русского. Он шел легко и весело, потом скрылся за соснами — и тут-то все и случилось.

Полицейская машина, следовавшая от границы, остановилась прямо против того самого места. Желнин, естественно, выходить не спешил. Он был не дурак. Но вот к нашему авто медленно пошел финн, помахивая жезлом, и в подлесок этот углубились еще двое. Мы как бы и не отказывались, но и не стояли на месте. Машина медленно тронулась, накатывая и ускоряя ход, а полицейский уже не шутил, и вот сквозь заднее стекло видно, как проволокли Желнина на шоссе, и как стартовал джип этот ненавистный. Мы рванули с места.

Через полчаса, уже автономно, добрались до станции, где нас никто не потревожил.

…И лег где-то на мерзком столе бывший корреспондент уездной газеты под инструменты вивисекторов.

Мы обменяли часть долларов на франки и пустились во все тяжкие. Попав в Париж волею судеб, очень скоро должны были его покинуть, день был солнечным, и по голубому небу плыли легкие облака. Думать о том, что станет с нами через несколько дней, не хотелось. Увидеть Париж и умереть.

Мы купили схему города и отдали за нее кучу денег. Совершенно напрасно. Можно было и так, наверное, понять, что к чему. После мук при входе в метро и того, что мы там увидели, не хотелось больше ни в какое подземелье.

На Дядю Ваню напало совершенно романтическое настроение. Он привел меня на перекресток бульваров Монпарнас и Распай. «Купол», «Дом», «Ротонда».

— Анька!

— Да.

— Здесь бывали великие люди. Они здесь абсент пили.

— Абсент — это серьезно.

— Тебе стаканчик божоле.

— И абсента. На кончике ножа.

— Договорились.

Пустые столики на террасе. В обеденном зале тоже почти никого. Художников, натурщиц, поэтов, журналистов. Никого. Скучные дядьки и тетки.

— Анька! Здесь Пикассо сидел. Давай спросим, где?

— Не стоит. Я думаю, везде. Не держали же для него столик.

— Может, для Модильяни держали?

— А вы кого еще знаете?

— Давай на «ты».

И с этого мгновения мы стали на «ты».

— Мы товарищи.

— Ты, Игорь, должен знать французскую поговорку. «Вначале знакомые, потом любовники, потом товарищи».

— Это предложение?

— Констатация. Все равно ты меня трахнешь скоро.

— Я же твой учитель.

— Ну и научишь кое-чему. Ты почему не женат?

— Был.

— И что?

— Был, и все.

Один из скучающих официантов подошел к нам.

— Один абсент и божоле.

— Что кушать будете?

— Сыр.

— Какой?

— Бри.

— Ты так хорошо знаешь ассортимент французского кафе? — спросила я, когда официант отошел.

— Я говорю первое, что приходит в голову.

— Мог бы и в меню заглянуть.

— Дурной вкус. Никогда этого не делай. Проси, что хочешь, и тебе дадут.

На стенах висели в деревянных рамах картины. Дядя Ваня с лету называл: Дерен, Модильяни, Сутин.

— Я не знала, что ты так разбираешься в живописи.

— Только в ней я и разбираюсь.

— А французский? А катрены роковые?

— Это так. Озорство…

— Озорство, которое стоило жизни папе.

И тут я заплакала.

— Анька! Прости. Вот посмотри лучше, кто там стоит в конце бульвара Распай?

— «Черный ворон»?

— Нет. Бальзак. К сожалению, бронзовый.

Потом мы перешли в «Дом». Там посетителей оказалось побольше. Красивые цветные часы. Фотографии мастеров. Витринки с копиями. Мозаики. Здесь Дядя Ваня опять взял абсент и мне минеральную воду. Улучив момент, я отхлебнула изрядный глоток у него из бокала. Мне не понравилось, но в голову ударило изрядно. По счастью, в «Куполе» не было мест.

Оказалось, что по книгам мой старший товарищ знал Париж изрядно. Вскоре мы оказались на улочке Пассаж де Данциг. Там в «Улье» жили, кто бы вы думали? Конечно, художники. Красный кирпичный восьмигранный дом. Мы прошли в круглый вестибюль и прогулялись по мастерским. Крохотные комнаты. Как они здесь умещались?

— Хочешь снять здесь комнату?

— Нет, Анна. Здесь не хочу. Я хочу в другое место.

— Со мной?

— Выпила лишнего?

— Ты не увиливай.

Но на этом хождение Игоря Михайловича в искусство не закончились. Даже в тот самый последний день, то есть тот, который мы посчитали за последний, он, кажется, решил, что жизненное его предназначение выполнено. Он состоялся как художник. Никогда он никаким художником не был, и никто его этому ремеслу не учил. Но вот мы оказались на улице Гранд-Шомьер.