Клон - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Могилев cтр.№ 35

— Хочешь, расскажу тебе про волка?

— Про камышового?

— Нет, про волка вообще.

— А кто просил не поминать его?

— А ты перекрестись и сплюнь через левое плечо. И постучи по дереву.

— А где оно?

— Везде.

Я постучал по крышке снарядного ящика, которая заменяла нам стол. Они были везде, эти зеленые доски. Удобная и практичная мебель, дрова, предмет интерьера и многое другое. При желании можно из них соорудить добротный гробовой ящик.

— Сухожилие волка поможет найти вора. А кончик хвоста может присушить.

— Что сделать?

— Приворожить.

— А у тебя он есть?

— Был. Да потерялся. Я так жалела.

— А откуда он у тебя?

— Кто?

— Волчий хвост.

— Еще со школы. Мальчик один подарил.

Она сильно похудела. Черты лица заострились, живот потерял упругость. Да и волосы оказались не теми, что раньше. Та женщина с ростовского автовокзала была иной, чем та, в Грозном, хотя между ними прошло всего-то день-полтора. Эта — не походила ни на ту, ни на другую. Только по глазам можно узнать.

— Один лай пас овец богача. К нему пришел волк и попросил одну овцу. Но пастух сказал, что он не хозяин этому стаду. «Я посторожу, а ты спроси у хозяина, он непременно даст, — сказал волк и произнес клятву, которой пастух не мог не поверить: Пусть меня настигнет грех, который должен покарать хозяина, обманувшего гостя, сказав, что накормил его коня, оставив его не накормленным, если я до твоего возвращения трону хоть одну овцу». Пошел лай и спросил хозяина, и хозяин велел отдать волку три овцы, но пастух отдал лишь одну. Уходя, волк крикнул: «Пусть эти две овцы будут долгом для человека. Во все времена человек будет мне должником».

— Вся сказка?

— Вся.

— И что?

— А то, что вайнахи считают, что, совершив набег, волк забирает лишь свою долю, некогда утаенную бесчестным лаем.

— А как же хозяин лая?

— А с ним вайнах всегда договорится. А рабов будет грабить. Это генетический долг.

Когда-нибудь она мне все расскажет. Про две войны, про второй этаж в доме Дудаева, про хохлов из расстрельной команды и про палатку. Про ту самую. Это будет еще не скоро. Тогда мы будем все знать оба, и нам будет легче все это забывать. Но прежде нужно выбраться отсюда.

— У волка много разных прозвищ. Борз, Барзанакьа, бараза, борзиг, берзан кьеза, то есть волчонок.

— А скажи мне, растут в Чечне одуванчики?

— Тут растут такие травы, каких ты не видел и не увидишь. И одуванчики растут обалденные. С человеческую голову. — Она засмеялась хрипло и осеклась. — Растут, милый, а почему ты спросил?

— Стихи.

— Один раз уже были.

— Это другие.

— Такие же хорошие?

— Наверное.

— Тогда прочти.

— Поле из одуванчиков.

— Давай.

— Даю.

— Ну, давай же.

Но прежде я опять вошел в нее, потом она опять плакала, и я гладил ее волосы, и тер соски ладонями, и она почти уснула, но вспомнила про стихи.

— Поле из одуванчиков.

— Ну же… А СПИДа не боишься? Контрацептивов не было…

…Все, что росло, выжжено.

Нет в городах шарманщиков.

Как же оно выжило,

Поле из одуванчиков?

Свет на краю земли,

Легкая боль в предсердии.

Как мы давно шли

К белому милосердию.

Поле нам откликается.

Поле нам в души просится,

То ли оно кается,

То ли оно возносится.

Не упади в цене,

Облачко подвенечное.

Снова пришли ко мне

Прошлые мои женщины.

Я их любил, крадучись,

Чтобы забыть, утренних,

И уходил, радуясь,

Не навсегда будто бы.

Так как течет река,

Превозмогая лишнее,

И уже далека

Женщина моя нынешняя.

Ночи мои звездные.

Позднее пробуждение.

Вот и с души розданы,

Угли, что во сожжение.

В белую канитель

Падает стук стаканчиков.

Наша с тобой постель —

Поле из одуванчиков.—

Из камыша. Моя душа.

Она оперлась на локоть и подвела итог этой ночи:

— Тебя спасает то, что ты клинический дурак.

И наконец-то рассмеялась.

Я уснул ненадолго, и сон этот, подобный колесу обозрения, наполненный событиями и лицами, увлек меня за собой. Как будто в колесе обозрения закрутился наш камышовый домик. Парение и падение ниц. Я прижимал ее к себе, как мог крепко, и одновременно отталкивал и снова стремился за своей женщиной по окружности. Я позабыл, когда это все началось, и мог лишь цепляться до потери последнего зрения за центр вращения. В тело мое, стремящееся по касательной, врезались страховочные ремни, и мираж довоенного Грозного сиял своими живыми окнами под нами. Я знал, что нужно остановиться и покинуть этот аттракцион, но закон сохранения зла охранял меня и стерег. Потом пришел служитель, остановил механизм и выпустил нас по одному.

Но она проснулась гораздо раньше и опять провела на реке и на своем камне почти час, смывая следы любви, думая о чем-то таком, о чем я не должен был знать, ожидая Старкова.

Я замерз. Меня просто качало от усталости. Хотелось вернуться в шалаш и отключиться до полудня, но через час следовало быть в условленном месте, это во-первых. А во-вторых, следовало покидать место ночевки по возможности без промедления. Если хочешь выжить, сделать дело и вернуться в город СПб. Но я не знал в то утро, что жить по правилам, вложенным мне в голову Старковым, придется еще долго.

Ровно в семь утра «Жигули» с полицейской символикой остановились в условленном месте, на развилке. Водитель-чеченец, слева Старков, позади еще один парень — «стрелок-радист». Старков в камуфляже с полицейскими нашивками выскочил из машины:

— Время — деньги. Девушка готова?

— Готова.

— Прощайтесь, и вперед. У нас мало времени.

— Ну, привет, — сказала Стела.

— Привет, — повторил я.

— А вещи? Что, не будет вещей? — спросил Старков?

— Не будет.

— Ну и чудненько.

Она села на заднее сиденье, парень с ручным пулеметом и рацией пересел на переднее, машина взяла с места, и все.

— Не переживай, через два дня она будет в Ростове, — сказал Старков.