Как общаться с вдовцом - читать онлайн книгу. Автор: Джонатан Троппер cтр.№ 59

— Вообще-то меня ударил Расс.

— Тебя ударил Расс?

— Но он хотел ударить Джима.

— Ты это в переносном смысле?

— Я налетел на его кулак.

— Ага.

— Короче, Расс теперь живет со мной.

Брук улыбается.

— Ну вот, хоть какая-то хорошая новость. И как ты?

— Как ни странно, нормально, — признаюсь я. — Только немного боюсь. Если честно, до ужаса. Но в хорошем смысле.

— Все будет хорошо.

— Спасибо.

Какое-то время мы смотрим друг на друга.

— Так ты пришел, чтобы рассказать мне об этом?

— Нет. Я пришел, чтобы спросить, что ты думаешь о свадьбе.

— Дуг, ты очень мил, но, пожалуй, я пока не готова взять на себя такие обязательства.

— На выходных моя сестра выходит замуж.

— И тебе нужна спутница.

— Мне не нужна спутница. Мне составят компанию Расс и Клэр. Я просто подумал, что было бы здорово, если бы ты пришла.

Она вздыхает — глубоко, меланхолично, словно борясь с противоречивыми чувствами.

— Послушай, Дуг. Ты мне нравишься. Но я должна знать вот что: быть может, у тебя сейчас такой период, что каждый раз, как мы будем сходиться ближе, ты станешь паниковать и сбегать. Если это так, то нет проблем, я все пойму. Я просто не хочу в этом участвовать.

— Думаю, что я уже это пережил, — признаюсь я.

— Ты уверен? — с сомнением переспрашивает Брук.

— Уверен.

— Дуг!

— Я серьезно.

— Для сложностей слишком рано.

— Я понимаю.

Она смотрит на меня долгим изучающим взглядом, задумчиво покусывая нижнюю губу. И мне вдруг кажется жизненно важным, чтобы она согласилась. Перед нами, словно развилка дороги из желтого кирпича, простираются разные пути, и все, что произойдет потом, зависит от того, что случится в ближайшие пять секунд. Конечно, я говорил, что судьба — полная фигня, но я ошибался. Если бы я верил в Бога, я бы произнес коротенькую молитву: «Господи, ты достаточно портил мне жизнь, и сейчас я даю Тебе шанс загладить вину». Но я не верю, поэтому и не молюсь. Мне остается только сидеть и нервно ждать, пока пройдет время. Но время тянется, раздуваясь, словно огромный красный воздушный шар, и мне остается только сидеть и делать жалобный вид, дожидаясь, пока шар лопнет.

— Дуг.

— Брук.

Она медленно и громко вздыхает, качает головой.

— Мне нечего надеть.

Свадьба Дебби состоится на выходных в загородном клубе в Норуолке, штат Коннектикут. Вечером в пятницу запланирован ужин-репетиция для близких друзей и членов семьи, а в субботу на закате на побережье пройдет церемония, после которой в главном зале клуба будет дан прием на пятьсот персон. Эту свадьбу моя мать обдумывала всю жизнь. Свадьба Клэр прошла на обширных землях Чаппаки, поместья родителей Стивена (когда никто не слышал, мы называли Чаппаку «Золотарней»), а мы с Хейли объявили о своем решении в тесном кругу друзей на вечеринке в «Таттингере», нашем любимом ресторане на Манхэттене. Мать встретила эти оскорбления многозначительным молчанием, как человек, которого подвергли несправедливым унижениям. Но с Дебби, ее малышкой, таких сложностей не возникло, и мать расстаралась вовсю.

В пятницу днем я в спальне одеваюсь к обеду и вдруг нащупываю что-то в кармане пиджака: это оказывается тюбик губной помады и скомканный счет из «Гудзонской таверны», ресторана, где мы с Хейли ужинали в наш последний вечер. Такие мелочи возвращают нас в прошлое — увы, но это так. Последние притаившиеся до поры осколки жизни, которые ждут, когда их раскопают, как артефакты: запах Хейли на рубашке, каракули списка покупок на семь страниц в записной книжке у телефона, ее помада и счет в кармане пиджака — ошметки исчезнувшей жизни. Вопреки благим намерениям и здравому смыслу я разворачиваю счет и вижу написанные смазанными синими чернилами названия заказанных нами блюд: супы, мясной салат, филе, бутылка кьянти и на десерт пирог с яблоками «Грэнни Смит». На меня накатывают воспоминания того вечера — остро и ослепительно ясно: обтягивающее красное платье Хейли, волосы, заколотые на затылке, так что видна ее тонкая шея, то, как она смеется, запрокинув голову, но сильнее всего — чувственная память о том, каково быть единым целым, принадлежать ей, быть самим собой. Мой живот снова охватывает привычная ноющая дрожь, в груди — тяжесть и опустошенность, но я не заплачу. Я закрываю глаза и возвращаюсь в прошлое: я снова сижу напротив нее, пью ее, точно вино, и у меня опять расходятся шрамы, открываются раны, и жгучая боль потери остра как никогда — словно в кишках шуруют раскаленной кочергой. Но я не плачу. У меня была жена. Ее звали Хейли. Ее больше нет. Как и меня.

В ванной на ручке двери, там, где Хейли его и оставила целую жизнь назад, висит красный бюстгальтер. Я снимаю его с ручки и бросаю в ящик комода. Я убираю с ее тумбочки все — книги, каталоги, флакон духов, заколку — и швыряю в верхний ящик вместе с губной помадой, которую обнаружил в кармане пиджака. У меня подкашиваются ноги, и я присаживаюсь на краешек кровати на стороне Хейли. Я чувствую, как в глазах закипают слезы, но я их смахиваю. Потому что даже сейчас из комнаты Расса до меня доносится приглушенный стук задвигаемых ящиков комода: парень переодевается к ужину. Я слышу чечетку каблучков Клэр по плитке кухонного пола. Я слышу эти звуки как сквозь сон, и они пробуждают меня к жизни. Судорожно вздохнув и стараясь побороть ощущение горечи утраты, я рывком поднимаюсь с кровати и иду вниз, чтобы Клэр завязала мне галстук.

Репетиция званого ужина проходит в одном из самых маленьких банкетных залов клуба: официанты искусно накрыли здесь фуршет. На сцене ансамбль из трех человек играет легкую музыку. Свет приглушен, по периметру зала расставлены канделябры, и комнату заливает теплое свечение, точно в готическом соборе. Мать в своей обычной манере превратила ужин для самых близких в торжество, и когда мы приехали, в зале было полным-полно друзей родителей и родственников, которых я бы предпочел не видеть. Клэр указывает мне на барные стойки в противоположных концах зала, как стюардесса, демонстрирующая запасные выходы. Они с Рассом отправляются искать наши места среди скопления банкетных столов, расставленных в центре комнаты, а я пробираюсь по краешку, стараясь не привлекать к себе внимания, и оказываюсь у барной стойки. Я быстренько пропускаю пару глотков виски для храбрости, а когда это не помогает, выпиваю еще два, чтобы сохранять невозмутимость. Потом я наливаю себе бокал «Джека Дэниелса» с кока-колой и неохотно присоединяюсь к толпе гостей.

Вот этого я и боялся: люди, которые меня знают всю жизнь, испытующе, с любопытством меня рассматривают, показывают пальцем, взволнованно пожимают руку — им кажется, что они все понимают. Я вдыхаю их удушливую жалость, словно споры сибирской язвы. Я своего рода знаменитость: своей грандиозной славой я обязан пережитым несчастьям. Тут главное — не останавливаться ни на секунду, как кинозвезда, которая выходит из ночного клуба, на ходу улыбаясь камерам. Я притворяюсь, будто у меня срочное дело, и быстро шагаю сквозь толпу, кивком приветствуя знакомых и не останавливаясь ни с кем пообщаться. Вокруг меня, словно злые духи, материализуются родственники. Вот дядя Фредди, младший брат отца. Когда мы были маленькими, мы думали, что он невероятно крут: дядя носил мотоциклетные ботинки и стригся под Джона Бон Джови. А теперь он лысый, с пивным брюшком, у него трое детей от двух бывших жен и мешки под глазами, морщинистые, как кожа крокодила. Вот моя двоюродная сестра Николь, раскаявшаяся лесбиянка — она стала лесбиянкой после колледжа, а потом вернулась к прежней ориентации и вышла замуж за Питера, своего школьного возлюбленного. Вот мой двоюродный брат Нейт, несколькими годами старше меня. Когда мне было восемь, он рассказал мне, что такое анальный секс, и впервые угостил меня сигаретой на бар-мицве своего брата Барри. А когда нам было по четырнадцать, Барри дал Клэр двадцать долларов, чтобы она показала ему сиськи. Вот тетя Эбби, сестра моей матери, ей удалось победить рак груди, после чего она за свой счет опубликовала абсолютно нечитабельные мемуары, которые до сих пор дарит всем при каждом удобном случае. Взгляды родственников пронзают толпу, словно инфракрасные лучи музейной сигнализации, а я, будто коварный похититель произведений искусства, виляя, описываю круги по залу, не поднимая тревоги. Разумеется, кому-то из них все-таки удается меня остановить, обнять, покачать головой и с вызывающей искренностью сообщить, как я чудесно выгляжу, — словно я жирдяй, который похудел на двадцать килограмм, и у него снова появилась шея. Они нападают со всех сторон, и я в панике вытягиваю шею, выглядывая безопасное местечко. Тут я замечаю отца, который пробирается ко мне через толпу.