Лавка нищих. Русские каприччо - читать онлайн книгу. Автор: Борис Евсеев cтр.№ 60

Кося хотел сказать про смерть прямо, но ему вдруг показалось: вот он сейчас назовет смерть по имени, она к нему, пощелкивая косточками, помахивая маленьким справным резаком, каким косят камыш и кугу – враз и подступит.

Чуть поразмыслив, Кося швырнул-таки камнем в Капца.

Попал.

Капец взвыл, побежал через дорогу жаловаться мамке. А Кося пошел в дачную контору наниматься сторожем.

– Так ты ж сразу упадешь и умрешь, дядя Кося, – сказала ему в конторе симпатичная и еще ничуть не старая Азалия Павловна.

Это же подтвердил и какой-то случайный дачник, затесавшийся с утра в контору.

– Не умру, – соврал Кося, – у меня на этот случай трава припасена. Нечуй-ветер называется. Я ее пью и под подушкой сушеную держу. – Еще раз соврал он. – Так ты не поверишь, Азочка, как помогает! Во сне летаю! А всего-то и надо, выпить настою и сказать: унеси меня нечуй-ветер! Подымай и неси!

От необычности только что на месте придуманных слов Кося даже задохнулся. В жизни он врал мало. Так его зачем-то приучили. А тут сразу наврал с три короба.

Тут же Валуй со страхом стал думать: вранье не поможет, его засмеют, выставят с позором!

Однако вранье помогло, Косю взяли сторожем.

Он стал ходить с ружьем, а чаще без ружья, вокруг конторы. При ходьбе – удивлялся: «Вот оно оказывается, как жить надо было! Соврал – получил. Получил – ври себе дальше! Эх ты времечко, эх ты липовое!»

Получалось так: вся прежняя жизнь с казенной и неказенной правдой, с ее дурацкими поисками, с отказом от кладов и от присвоения чужих слов и мыслей – была излишней, ненужной.

Кося тут же решил на ту, старую, жизнь плюнуть, начать новую.

И теперь из прежней жизни его беспокоила одно только трава нечуй-ветер. Беспокоила, потому что он не знал толком: для чего и зачем она все-таки существует, для чего так таинственно называется.

Да и Азочка все приставала: расскажи дед, да расскажи, даром, что ли, тебя на работу брали!

Оттого-то, походив часок с ружьем, а потом покемарив сколько душа требовала в тепло-пахучем собачьем закутке, Кося ближе к ночи шел в дачную контору, заступал на дежурство, начинал читать травяные книги. Но потом от нетерпения их бросал, бродил по краешку темных лугов, внюхивался – снова-таки, как собака, – в траву, тихо рыкал, даже скулил от нетерпенья...

Прошел год.

Кося ходит все так же медленно, но живет и живет, и умирать не собирается.

Теперь ему нравится рассказывать небылицы. Иногда он даже запирает ладонью рот, чтобы не соврать лишнего. Сладкая лживость разгладила ему лицо, сделала глазки маслеными, рожицу по-стариковски довольной.

Лишь иногда тень испуга ложится на его лицо. Но это происходит только тогда, когда с губ срываются два слова, которые в Косином произношении придвигаются друг к другу все тесней, становятся все неотделимей друг от дружки: как дно и поверхность, как земля и небо.

И придвигаются эти слова до тех пор, пока не сливаются в одно: тихо тающее, вот-вот – как беспамятливая жизнь – от Коси откочующее:

– Нечуй ветер. Нечуй-ве. Нечуй... Невей...

Не вей ты и надо мной, не вей над всеми нами – нечуемый ветер исчезновений. Ветер потемневшей от горя любви и осевшей на землю растертой в пыль травой беспричинной радости.

Нечуемо улетят ложь и правда, счастье и несчастье.

А что останется? Одна слеза на щеке.

Слеза светлая, слеза радостная, мир наш и есть. Только через эту слезу и просматривается то, что дороже самого мира: будущая встреча.