Лестница на шкаф - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Юдсон cтр.№ 7

— Не ешь снег, — наставительно сказал Илья.

— А он чистый, — махнул рукой мальчонка. — Здесь Котельных нет.

Они обошли покрытый льдом и занесенный снегом фонтан, в центре которого возвышалась высеченная из цельного песцового бивня фигура писающего Патриарха. Задрав, как для пляса на Троицу, на камланье, малицу и ризы, он мочился на какой-то обрывок электропровода. Так, во всяком случае, показалось Илье — ну, вестимо, всякие там аллегории и экивоки!

Но мальчик, хихикая, объяснил, что все гораздо проще — это старикашка Патрик мощной своей, живительной, очищающей (проходили же!) струей побивает всем известного горбоносого аспида, извивающегося у его лыж.

— Писанье, — бойко заявил мальчик. — Оно же, по догадке юдаиков, Писание, сутра уж не помню какая, стих номер такой-то… «А ссуть оне во снег». А вот мы и пришли, отец учитель, вам туда, в учительскую, только там нет никого, они все на молитве сейчас, потом позовут пороть с поученьицем, ну я пошел.

И он ускакал по коридору.

В пустой холодной учительской Илья бросил свой тулуп в угол, порылся в шкафу и разыскал журнал десятого «В». Журнал бывал в переделках! Обтрепанная обложка со следами не раз ставленной сковороды, выпадающие листы, разрисованные рожицами с рожками, кроме того, его, видимо, скручивали в трубку, озирая горизонт.

Посреди учительской лежало толстое длинное бревно, к нему с обеих сторон были прислонены широкие наклонные доски. На досках этих, укрывшись телогрейками, обычно спали учителя на ночных дежурствах. Называлось сооружение — «самолет».

Илья присел на бревно и полистал журнал: физика, ботаника, прыжки через нарты, Закон Божий, химия (лист какой обгорелый — «…и яко же лед обратить в злато…»), история Патриархии, метание топора, математика…

Ну что ж, пора было идти на съеденье. Он еще раз осмотрел себя, поправил воротник свитера, подтянул белые шелковые чулки, отряхнул сюртук и вышел в коридор.

6

По коридору бегали, прыгали, ходили на головах, а может, и летали невысоко. Как обычно. Илья шел, лавируя. Продираясь. Классный журнал он нес, выставив перед собой, как икону, чтобы еще издали могли увидеть: «Учитель идет, раз-зойдись!» (В смысле: пропусти-ите убогого!)

Но по засевшей в мозжечке школьной привычке он все ждал, что вот-вот кто-нибудь с уханьем прыгнет сзади на загривок и придется, кряхтя, бросать его через плечо, а потом треснуть по голове (журналом!) и убегать… Скользя валенками по паркету. Да, школьная перемена не претерпевает перемен, скажем так.

Илья прошел мимо молельной комнаты — там шло бдение, из-за высоких мозаичных дверей доносилось стройное бубненье православных мантр, шерстяной шорох свитка с «Толкованиями» и периодическое постукиванье лбами то в пол, то в коврики. Далее он заглянул в трапезную, куда как раз вносили с улицы большой короб, полный собранных Х-ради кусочков. Дежурные служки, гремя кружками, разливали из бадьи снежевичный кисель, пробивали гвоздем дырки в банках сгущенки и расставляли кушанья на столах.

Миновав светлую рекреацию с цветущими в горшках лишайниками и аквариумом, в котором ручной песец, шевеля щеками, забавно лущил шишку, Илья подошел к толстой железной двери с табличкой — 10 «В».

Рядом, примостившись с ногами на гладком мраморном подоконнике, сидел уже знакомый мальчик.

— Слезь с подоконника, — строго сказал Илья.

— А он чистый, — ухмыльнулся мальчуган. — С тех самых пор, как на дворе был воздвигнут новый заветный сортир, у нас куда попало не вляпаешься!

Илья вздохнул, взялся за массивную ручку в виде Вульвы-страдалицы, держащей в зубах кольцо, потянул — дверь открылась, и он вошел в класс.

Никто, конечно, при этом не встал, никого там еще не было. Влетят по звонку, а то и после — рельса нонче не услышали, суставы опухли, сани опрокинулись, десны кровоточат, вожак захромал, а вы оценки нам в журнал будете ставить или понарошку?..

Печь в классе, видимо, с утра топили, было тепло, уютно. Илью даже слегка разморило, с умилением вспомнилось: «Взять цибик «красного песца» и жменю «зеленого дракона», смешать постепенно на медленном огне, три раза прочитать «сгинь отченаше» и намазать этим стул учителя — тут ему и конец, а кто слушал — молодец». Сладко позевывая, Илья принялся готовиться к уроку. Прежде всего принадлежности. Вот они. Наличествуют. Верный белый мел и старая добрая мокрая тряпка. Сколько зим!..

Доска тщательно навощенная… В отрочестве что ни день, бывало, вызывали к доске и допытывались: «Перед лицом своих товарищей… Ты кто по нации?»

Он высыпал на стол из мешочка разноцветные счетные камешки; разложил загадочные, так до конца и не расшифрованные четырехзначные таблицы — заинтересовать ребятню! Выдвинув ящик учительского стола, обнаружил там сломанную самодельную пращу и сморщенный использованный песцовый пузырь… тьфу!.. Возле доски стояли большие деревянные счеты на ножках, и Илья задумчиво перебросил несколько косточек. Легкое их скольжение, дружеское математическое пощелкивание всегда как-то успокаивало, наводило на мысль о разумной расчисленности сущего. Он откусил кусочек мела и задумчиво пожевал… Раньше вкуснее был.

Ну ладно. Значит, холодновато- или даже ледовито-деловито: «Здравствуйте, садитесь, меня зовут Илья Борисович, я буду вести у вас математику, откройте тетради, запишите число, период (с утра, помнится, керахнозой был), тему урока…»

Нет, это диктат, тиранство рутинное! Тогда суматошно-проникновенно-восторженно: «Доброе утро, ребятки, отложите свои тетрадки и перышки, сегодня они вам не понадобятся, я просто расскажу о том, какая занимательная штуковина эта самая математика, о, это не примитивные догмы древних чучмеков в рваных хитонах и драных бурнусах, не мономахова «рихметика в хитрадке», но как бы лишь чудесная проталина в закопченной наледи на очочках, отважные попытки лупить зенки, мохнатые от инея, просекая гармонию в окружающем хаосе…» Ну и так далее. Тоже квело, конечно. Учителишка. А ты чего хотел — причисленья к лику?

Топот. «Кони»? Инок? Приближается звук! Голоса приближаются!

Плавно отворилась (а не отвалилась с грохотом и лязгом) дверь, и они явились ему, вежливо пропуская вперед девочек. Десятивэклассники.

Мальчики в серых гимназических рясах, подпоясанных широкими кожаными ремнями с блестящими заточенными бляхами, и девочки, одетые по-монастырски изящно и строго.

Они вошли спокойно и все вместе, как будто ждали друг друга возле школы. Организованное какое пришествие, удивился Илья.

— Здравствуйте, — сказал он. — Проходите, садитесь.

— Доброе утро, Илья Борисович, — отвечали они дружно, улыбаясь ему.

Илья тоже улыбнулся:

— Вы уже знаете, как меня зовут?

Ну слава тебе Адонай, подумал он с облегчением, кажется, разумные существа, не одичалая отрицаловка. А он-то боялся, что начнут «встречать» практиканта — в смысле «Бей жида-физрука!» (или там химика, или математика).