Лестница на шкаф - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Юдсон cтр.№ 17

«Вовремя зажженная свеча

Да свежий нумер «Евреев Руси» —

Что еще нужно путнику на темной дороге…»

Правда, противно заныла от сырости левая рука, в прошлом году на Благовещенье порубленная в отдельных местах до кости. Это тогда соседи с верхних этажей, оскудев, вломились стрельнуть до заговенья пяток ефимков (вроде как они у Ильи под полом в горшке зарыты): «Дай, а то хуже будет!» Хуже… Оригинально! Хорошо коридорчик узкий — тут их Илья и сдерживал, пока не надоело им рубиться, отхлынули, отлив на стену из озорства, пахучую метку оставив, ушли… Ну, рука не культя безмясая, заросло все, как на песце. Да вот, побаливает…

И беспокоило, что мальчик куда-то исчез (он парень шалый) — бросил отца У одного, убежал, шельмец, отрекся.

Однако пребывание в яме оказалось недолгим. Чья-то косматая голова закрыла небо, наклонилась, всмотрелась и исчезла.

— Эй, дражайший! — закричал Илья.

Наверху заговорили визгливыми тонкими голосами. Илья терпеливо ждал. Наконец, в яму сбросили узкую веревочную лесенку («С собой они ее, что ли, таскают по кустам, избавители?» — кисло думал Илья, карабкаясь, и вечные мрачные предчувствия охватили душу).

Угрюмые люди в грязных свалявшихся шкурах окружили его. Были они все плотные, одутловатые, с безволосыми лицами. Некоторые держали в руках дротики с костяными зазубренными наконечниками. Илья подумал, что он забрался в порядочную глушь.

Откуда-то подтащили войлочную кабинку на носилках.

Человек без одного уха впихнул Илью внутрь: «Лезь, голубок!», задернул шторки, крикнул что-то вроде: «Лед с гор!» Понесли бегом.

Тряска была ужасная. «Полковник Ю прислал нам паланкины», — вытряхнулось при болтанке что-то из другой жизни.

Илья подпрыгивал на камышовом сиденье и размышлял: «Хроники скупо свидетельствуют… хотя и горазды приврать…

Недавнее давнопрошедшее время (введен сей термин в славянскую грамматику при Федоре Михалыче) воцерковления Руси…

Тогда еще благость была разлита, и свинчатки и кистени проверяли при входе в школу, и, ежели вдруг нет у тебя, всегда последним поделятся…

…тем лютым летом, когда II-я Вселенская Смазь Соборища исторгла приснопамятные «Толкования»…

…и воспоследовавшей затем отменой Савеловского эдикта… и Мытищинского чаепития… разрозненные толпы еретиков и непослушных в страхе бежали за Кольцевой Ров… бросая на Сходнях скарб…

…в окрестный Лес, где и залегли — зарылись в землянки, попрятались в зимовья…

Вопрос: интересно, кто же из множества причудливых разновидностей лесовиков его захватил и тащит неведомо куда, в чьи конкретно лапы он попал?»

Пока Илью не распознали и не изгнали (пригрозив напоследок ободрать кнутом) из Добровольного Народного Вечернего Ополчения, он аккуратно посещал закрытые семинары (клубню некуда было упасть, сидели на ступеньках в проходах, поставив секиры между колен), где им начитывали курс «Лесные бригады». Дремать было нельзя, ибо Зверь из Леса, того и гляди, мог выползти!

Разноверы дробились. В чащобах плутали, учащенно дыша, раскольники, недовольно таращась на след босой ноги на снегу; бродили, держась за бок, по темному бору иконоборцы; сидели где-то на торфяниках самосвяты. Сновал в снежных зарослях расстрига Радонеж-солнцевский, прибивались к нему всякие добрые люди — беглые отлученные да потерявшие гармонию, да лишенные сана. Строго ночами, утверждалось, все эти печальники, двигаясь пучком, выходили искать пропитания.

Но сейчас-то день! Вона, светило висит, вмерзнув в льды небесные! Значит, не они. Другие, выходит. Из дополнительного материала. Вспоминай, вспоминай повадки…

Существовали еще одинцы, утверждавшие, что Книга — она одна и есть, остальные — изводы. И надо плясать вокруг, и чтить, и прокалывать Ея. А все прочие бумаги с каракулями, считали одинцовские, можно сложить в лукошко да истратить. Или велеть понаделать из них пыжей. Но эти были вроде бы мирные, жгли себе костерки, путников не трогали…

Портшез внезапно остановился, носилки накренились, и Илью бесцеремонно вывалили вверх тормашками в сугроб.

Вокруг стояли мохнатые ели — одичавшие домашние растения, на одной еще сохранился красивый стеклянный шар и старинная поздравительная открытка на ниточке — со звездой над хлевом, тремя какими-то вахлаками в снегу и древлянской надписью позолотой: «Хрста ради!» Как же его, бродягу, кличут-то — Хрст?.. Сразу пахнуло Весенним висеньем, смолистой хвоей, вознесшимися пряниками и нынешними шишками.

Одноухий похититель пихнул ближайшую пушистую елочку меховым чоботом, она легко упала, обнаружилась деревянная крышка люка и скобы лесенки, ведущей вниз.

Илью подтолкнули:

— Лезь, тварь божья!

И услышал Илья, и пал на лицо свое. Страх вошел в его душу и трепет в его кости. Это был схрон. А значит, попал он к скопцам.

Внизу чадили плошки с жиром, дым тянулся вверх, к прокопченным балкам потолка. Пол в узилище был устлан вытертыми коврами.

Со словами «Приляг с дороги!» на него скопом, толкаясь, накинулись, грубо повалили на широкую низкую лавку и накрепко приторочили сыромятными ремнями.

— Лежи, блин горелый!

Хотя, обращение было, скорей, гуманное. Глазищи не только не выбили, но даже и не завязали. Ушей не лишили, головой можно было осторожно вращать. Так что молчи-радуйся, думай о душе, вспоминай прегрешения и Предвечного.

А что горелым обзываются — так действительно личность у Ильи местами паленая, частично лоснящаяся, как бы лишаястая. Это с запрошлого года — сморчок один, совсем дикий, из глухого угла, приехал на Преображенье на каникулы посмотреть Красную Прорубь и, столкнувшись нос к носу с Ильей в подземке и увидав такое впервые и ошалев, — выхватил из печи головню и ткнул Илье в самые усы…

Ну ладно. Итак, уже несомненно — скопцы. Они же — чтецы «Голубь-книги». Не повезло! В отличие от разных пришипившихся и затаившихся, эти были активные. Хорошее нужное общее дело спасения Руси они, начитавшись, понимали своеобразно — как очищение от плотской грязищи и воплощение чистокровной духовности. Поймать человеков да отчекрыжить у них оба-два — спасти, значит, от греха — вот их любимое занятие. Называли они этот процесс убеленьем — ну, операционная белизна снегов, белое мужское, так сказать, безмолвие, под самый корешок.

Вообще пытлив русский народище! Вот фрагмент из армейских лет. Когда Илья так уже обжился в хлеборезке, что оборзел вконец и даже мацу там выпекал, пришел к нему раз из медсанчасти ученый лекарь (ну, мочу он обычно анализировал, лубки накладывал) и очень просил, клянчил прямо (на плече вон отметина от его зубов) кусочек свежеиспеченной — чтоб определить у нее группу и резус. Стремился к знанью (вакцину варганил?), вгрызался! Но не успел! Забили его назавтра в больничке урапаты-шкилеты, косившие от отправки в запас — урыли за неверие в мощь — спицами всего утыкали и гипсом залили…