Гонки на мокром асфальте - читать онлайн книгу. Автор: Гарт Стайн cтр.№ 4

Представляю вам собственную теорию: ближайшим родственником человека является не шимпанзе, как полагают люди в телевизоре, а фактически собака.

Следите за моей логикой.

Доказательство первое: коготь-отросток.

По моему глубокому убеждению, коготь-отросток, который часто срезается с передней лапы собаки в раннем ее возрасте, есть не что иное как недоразвитый большой палец, ошибочно считающийся атавизмом. Далее, я уверен, что люди вырастили свой большой палец в результате длительного, тщательно выверенного процесса, называемого селективным скрещиванием, с простой целью — предотвратить развитие собак в смышленое и потому опасное для них млекопитающее.

Я свято верю — продолжение человеком одомашнивания (если вам угодно использовать столь гадкий эвфемизм) собак имеет одну только мотивацию — страх, что собаки самостоятельного разовьют у себя большие пальцы, маленькие языки и превзойдут человека, существа медлительного и нескладного, неуверенно стоящего на двух ногах. Только поэтому собаки вынуждены существовать под неусыпным человеческим взором, а ставшие свободными или живущие сами по себе, немедленно уничтожаются.

Из того, что Дэнни рассказывал мне о правительстве и его деятельности, я извлек важную мысль: данный омерзительный план разрабатывался в кулуарах, в чулане одним из самых гнусных сотрудников Белого дома, не исключено — советником самого президента, человеком сомнительных моральных устоев и умственных способностей, умеющим, однако, правильно расставлять приоритеты, — правда, к несчастью, не с позиций честного интеллектуала-провидца, а параноика, опасающегося развитием собак.

Доказательство второе: оборотень.

Встает полная луна. Собака жмется к стволу ели, прячется под нижними ее ветками. Из мрачного уголка темного леса выходит человек и вдруг обнаруживает, что превратился… В обезьяну? Думаю, нет.

Звали ее Ева, и поначалу изменения, внесенные ею в нашу жизнь, вызывали у меня негодование. Я ненавидел внимание, какое Дэнни оказывал ее ручкам, ее маленькому заду и скромным бедрам. Мне не нравилось, как он смотрел в ее мягкие зеленые глаза, разглядывающие его из-под стильно завитых светлых волос. Завидовал ли я ее обворожительной, — я бы назвал ее особенной — улыбке? Наверное, да. Потому что она была человеком, существом отличным от меня. Не в пример мне она была отлично выдрессирована. Она была всем, а я — ничем. К примеру, я мог долгое время обходиться без ванны, стрижки и чистки зубов, она же мылась ежедневно и ходила к человеку, который только тем и занимался, что красил ее волосы в любимый цвет Дэнни. Мои ногти вырастали длиннющими, они цокали и царапали пол, она за своими ногтями ухаживала постоянно — стригла и шлифовала, придавая им форму, а в довершение всего еще и красила.

Забота о каждой детали своей внешности отражалась на ее личности: по натуре она была невероятно организована и требовательна, постоянно составляла списки и планы занятий и покупок, часто снабжала нас с Дэнни перечнем, как она любила говорить, «милых дел», так что уик-энды мы проводили либо в постоянных поездках во «Все для дома», либо толкались в очереди на станции утилизации старых вещей, где проводились распродажи всего мало-мальски годного к употреблению. Мне не нравилось красить комнаты, врезать дверные замки и мыть стекла. Дэнни же, очевидно, любил это делать, потому что чем больше получал от нее заданий, тем быстрее их выполнял, чтобы получить вознаграждение, которое обычно включало в себя множество ласк и поглаживаний в самых разных местах.

Вскоре после того как она въехала в нашу квартирку, они поженились и состоялась маленькая свадьба, где присутствовал я, их близкие друзья и родители Евы. У Дэнни братьев и сестер не было, а его родители не приехали, сославшись, как объяснил Дэнни, просто на то, что они плохо переносят поездки.

Свадьба проходила на острове Уидби, в очаровательном небольшом коттедже, которым, по заявлению родителей Евы, владели их очень близкие друзья, на свадьбе отсутствующие. Меня включили в число гостей, но на очень суровых условиях: я не должен был болтаться на берегу или плавать в заливе, чтобы не натащить песок в дом, где полы из дорогого черного дерева, а дефекализироваться и деуринизироваться меня заставили в специальном месте возле мусорных контейнеров.

По возвращении с Уидби я заметил, что Ева двигается по нашей квартире с большей важностью, чем прежде, и гораздо смелее передвигает и заменяет вещи — полотенца, постельное белье и даже мебель. Она вошла в нашу жизнь, изменив все вокруг себя. Однако, хотя я и испытывал неудовольствие от ее вторжения, было в ней что- то, не дающее мне продемонстрировать свой гнев. Полагаю, это что-то — ее опухающий живот.

Было нечто трогательное в том, как она, сняв рубашку и белье, ложилась на бок, отдохнуть, в том, как свисали ее груди. Все в ней напоминало мне о матери, которая так же вздыхая и подрагивая, валилась на бок и поднимала ногу, выставляя для нас свои соски, а те будто обращались к нам: «Вот вам. Нате, ешьте!» Тогда меня сильно возмущало внимание, которое Ева оказывала своему нерожденному младенцу, теперь же, оглядываясь назад, я понимаю причины своего недовольства — она никогда не баловала аналогичным вниманием меня. О чем я очень сожалею, ведь мне она так нравилась в период беременности. Тем не менее я отлично сознаю, что не мог стать для нее источником любви и радости. Это меня печалит и сегодня.

Она посвятила себя младенцу уже в ту пору, когда он еще не родился. Она регулярно прощупывала его через свой туго натянутый живот. Она пела ему и танцевала с ним под музыку. Она научила его поворачиваться за счет потребляемого ею апельсинового сока, который пила очень часто, объясняя мне, что журналы о здоровье настоятельно советуют беременным женщинам потреблять содержащуюся в апельсиновом соке фолиевую кислоту, хотя мы с ней знали, что не она потребляет ее, а малыш. Однажды Ева спросила, хочу ли я почувствовать его. Я согласился, и она, выпив кислоты, прижала мою морду к своему животу, и я почувствовал, как он шевелится. Думаю ткнулся локтем, но ощущение было устрашающим: будто кто-то тянется ко мне из могилы. Я затруднялся предположить, что происходит внутри Евиного волшебного мешочка, где формировался кролик. Одно я знал точно — то, что находилось внутри ее, существовало отдельно от нее, имело собственную волю и двигалось помимо желания Евы, как хотело, или, точнее, куда поворачивала его кислота.

Я обожаю женский пол. Дарительниц жизни. Как, должно быть, замечательно — иметь тело, способное вынашивать в себе живое существо. (Я не имею в виду солитера-1 который у меня был. Его нельзя считать другой жизнью. Он — паразит и не должен существовать в принципе.) Жизнь, которую Ева вынашивала внутри себя, была создана ею. Совместно с Дэнни. В то время мне так хотелось, чтобы малыш походил на меня.

Помню день, когда он появился на свет. Я только-только достиг периода полового созревания, мне стукнуло два года. Дэнни находился во Флориде, участвовал в гонках в Дейтоне. Весь год он провел, выискивая спонсора — просил, умолял, клянчил, подзадоривал. В конце концов ему улыбнулась удача — в нужное время, в нужном холле отеля он встретил нужного человека, который сказал ему: «Считай, что тебе повезло, парень. Позвони-ка мне завтра днем». Так он нашел вожделенные спонсорские доллары и смог купить место в двадцатичетырехчасовых гонках на кубок среди автомобилей «Порше-993», организованных компанией «Ролекс» в Дейтоне.