Все то, чем могли бы стать ты и я, если бы мы не были ты и я - читать онлайн книгу. Автор: Альберт Эспиноса cтр.№ 11

Я всегда подозревал, что от этого темного стекла мало толку. Когда мы его подняли, я слышал дыхание перуанца, ловившего каждое наше слово. Он усваивал информацию, обрабатывал ее и, наконец, смотрел на нас, пока мы думали, что он ничего не видит и не слышит.

Хотя вам, наверно, все равно, слышал ли нас перуанец через стекло или нет. Наверно, вас сейчас интересует совсем другое: что представляет собой мой дар? Чем я занимаюсь? Чем зарабатываю себе на жизнь?

Живопись, как вы, вероятно, догадались, всего лишь мое хобби, так и не ставшее профессией. Я думаю, нет ничего более трудного, чем признаться, что твои художественные способности не помогли тебе стать профессионалом.

Есть нечто удручающее и печальное в мысли о том, что ты оказался среди тех, у кого работа не связана с творчеством.

Но это не означает, что я забросил живопись. В свободное время я по-прежнему творю. Хотя не по-настоящему, не на холсте, а в воображении. По правде говоря, я часто предоставлен сам себе. Моя работа отнимает у меня не слишком много времени и весьма необычна.

Не знаю толком, то ли дар нашел меня, то ли я его.

— Мы многого ждем от тебя, Маркос, — сказал шеф, как только я вышел из машины.

И тут же пожал мне руку так крепко, что я почувствовал, что он вот-вот сломает мне два пальца.

Мой шеф, шестидесятилетний бельгиец, бывший олимпийский чемпион по стрельбе из лука. Я всего один раз видел, как он стреляет. Когда он взялся за лук, на его лице появилось выражение абсолютного счастья. Меня восхищают лица, дышащие страстью.

Моя мать полагала, что мир стал бы лучше, если бы наше сексуальное Я потеснило наше Я «в домашних тапочках». Когда мне было пятнадцать лет, она объяснила, что во мне уживаются две личности: мое сексуальное Я и мое обыденное Я.

— Возможно, ты еще не осознаешь свое сексуальное Я, Маркос, — сказала она, пока мы сидели в партере перед генеральной репетицией в Эссене. — Но вскоре ты его почувствуешь. Оно появляется в определенные моменты жизни: когда ты хочешь кого-то, когда занимаешься сексом или просто в самые невероятные моменты.

Твое сексуальное Я — самое важное в жизни, оно активизируется, когда ты попадаешь в незнакомое место. Ты замечаешь, как оно идет по следу, ищет желаемое, влюбляется, прельщается, наполняется страстью.

Возможно, ты еще не почувствовал этого, но очень скоро, знакомясь с людьми, ты всегда будешь спрашивать себя: какое место они займут в твоей жизни.

Едва войдя в самолет, ты сразу же поймешь, к кому тебя тянет, кто способен в тебя влюбиться или почувствовать твою любовь, с кем ты не прочь заняться сексом.

Это врожденное качество, и ты должен усвоить: в твоих желаниях и чувствах нет ничего плохого. Это проявление твоего сексуального Я. Твое обыденное, здравомыслящее Я стремится утихомирить сексуальное Я, сделать его приличным и пристойным в глазах других людей.

Но как нам узнать тех, кто нас окружает, Маркос, если мы не понимаем, каковы они на самом деле, не знаем их сексуальных желаний, не знаем, что их возбуждает, как проявляется их самая неистовая страсть?.. Как могло случиться, что мы не знаем всего этого? Насколько мы были бы счастливее, если бы нашей жизнью управляло наше сексуальное Я и наше лицо отражало радость страсти.

Генеральная репетиция в Эссене началась, и с этого момента моя мать забыла обо мне.

Я помню каждое ее слово. Я никогда не осмеливался применить ее советы на практике, но я понимаю, что она говорила не об оргиях и не о бездумном следовании своим желаниям.

Она говорила, что счастье, которое мы испытываем в спальне, должно распространяться и на время работы, и на мрачный зимний день, когда мы идем по улице или ждем автобуса.

Вероятно, когда мой шеф брал в руки лук, проявлялось его сексуальное Я. Звук, который он при этом издавал, напоминал дыхание страсти. При этом он светился от счастья, таким я никогда его не видел. В тот день я подумал, что моя мать была права, и начал понимать ее немного лучше.

— Я сделаю все, что в моих силах, — ответил я шефу, пока мы входили в помещение.

Возможно, это я должен был сказать в ответ на наставления моей матери в Эссене.

Но тогда я промолчал. Многие наши разговоры так и остались незаконченными. Она не стремилась к завершению споров, бесед, танцевальных спектаклей.

Она говорила, что точки в конце облегчают людям жизнь. А многоточия и паузы помогают мыслить.

Как я по ней тосковал! Боль потери была невыносимой. Мне хотелось плакать, но я не мог. Из глаза выкатилась всего одна слеза. Но заплакать у меня не получилось. Плач — это хотя бы две-три слезы. Одна говорит о страдании.

Мы спустились в подвал. Было логично поместить туда пришельца. Те, кто встретился нам по пути, смотрели на меня с надеждой. Все они знали о моем даре, о том, на что я способен.

Мой дар… его трудно описать. Еще труднее рассказать о том, как я научился его использовать. Как начал здесь работать, тоже объяснить непросто.

Но мне хочется об этом рассказать. Есть вещи, какие-то мелкие подробности, которые неотделимы от тебя, делают тебя таким, какой ты есть. И дар — мое отличительное свойство.

Хотя использую его я очень редко. Я не люблю использовать его в обычной жизни, как правило, я его отключаю. Он придает мне уверенность в себе. Если бы я включил его, когда увидел девушку у Испанского театра, возможно, я не испытывал бы к ней тех чувств, которые испытывал.

То, что я испытал, было очень простым, очень настоящим. Влюбиться в ожидание. Я вернулся к мыслям о девушке — она, вероятно, все еще в театре, испытывает наслаждение, улыбается, получает удовольствие от пьесы о коммивояжере.

Как можно тосковать по незнакомой девушке? Человек — непостижимое, загадочное существо.

В первый раз я ощутил свой дар тоже в театре. Мне было семнадцать. Говорят, что дарования обычно проявляются в этом возрасте. В тот день в артистической уборной я познакомился с новой балериной. Моя мать хотела с ее помощью выработать новый стиль в хореографии.

Я столкнулся с ней в одной из просторных кельнских костюмерных и вдруг, едва посмотрев на нее, увидел неожиданно для самого себя всю ее жизнь.

Ее сны, ее желания, ее ложь. Все пережитые ею чувства и страдания предстали передо мной, словно в инфракрасных лучах.

Я ощутил ее боль из-за смерти маленького брата. Такую глубокую, что я догадался: в ее основе лежит чувство вины, которое она испытывает, потому что оставила его дома одного. Еще я ощутил печаль, наполнявшую ее всякий раз, когда она занималась сексом с незнакомым мужчиной. Ей это было противно, ее изнасиловали в пятнадцать лет, и секс никогда не доставлял ей удовольствия, но она считала, что должна это делать, хотя не получала от него радости.

Подобно этим двум глубоким чувствам, передо мной предстала целая дюжина других. Получалось, что я, сам того не желая, копаюсь в ее прошлом. Мое лицо наполнилось ее эмоциями, и мне пришлось уйти, удалиться от нее. Я не понимал, что со мной происходит, я увидел ее жизнь — как ее слабые стороны, так и то, что давало ей основание собой гордиться и чувствовать себя уверенно.