— Ой, бля, — вырвалось у Лехи унылое.
— Нет, слушай! Это все документальные факты, почти документальная книга! — Павлик для убедительности даже пальцем потряс. — И, в общем, они сВалери стали жить вместе, петрушиться, тут же ифилософствуют, что, мол, Франция гнилая страна, люди — жадные скоты, да и весь мир — говно. Только Австралия у них ништяк, мечтают туда свалить, а башлей, ясно, нет. — Рассказчик сделал паузу, чтобы выпить, и, даже не закусив, забалабонил дальше: — А тут как раз вышел Жан, ну, брат Валери, и тоже со своими мыслями: надо валить насосов изабирать у них башли.
— Оригинальная мысль! — хмыкнул, не выдержав, я.
— Ну, так было в натуре. И в общем-то правильно он рассуждал… Разработали они втроем план, как им собрать десять лимонов франков на Австралию. План такой: Валери знакомится в ресторане с богатеньким кренделем, они жрут, пьют, и Валери под конец приглашает его к себе домой. А там ее брат и Лоран Реми.
Я снова не выдержал:
— Да это настолько избитый прием, блин, просто смешно! Фильмов двадцать подобных видел.
— Избитый, не избитый, а восьмерых они таким приемом вальнули, — настаивает Павлик. — Но самое интересное не в самом даже сюжете, а в отступлениях автора. Он, получается, полностью на стороне этих ребят. Дескать, им больше ничего и не остается, чтобы встать на ноги… Описываются эти, кого они замочили, и все просто мразеныши, все стали насосами за счет других. Кстати, Валери с ребятами и того алжирца грохнули, из-за которого их мать утопилась… Автор полностью за ребят и против богатеньких, особенно цветных. Открытым текстом пишет, что из-за засилия иностранцев французские ребята уже не чувствуют Францию родиной!..
— Да, у них там сейчас с этим просто беда, — вставляет Ксюха. — У них и фильмы в основном сейчас про негров и про алжирцев, как они там беспредел наводят.
— И что, — интересуюсь ради поддержания разговора, — собрали они на Австралию?
Павлик горько вздыхает, точно речь идет о его друзьях:
— Не успели. Приняли их… Но на суде многие высказывались за смягчение приговора.
— Неужели по году дали?
— Нет, пожизненно всем… — Павлик грустно съел пирожок, взялся за следующий, хотел откусить, но вместо этого с жаром заговорил: — Правильная, очень правильная книга! Хотите, дам почитать на пару дней… Понимаете, у ребят нет другого выхода, кроме как убивать. Вот возьмите эту семью: батя работал, работал и загнулся, получает убогонькое пособие; мать постарела — ее за борт. Жан — молодой парнишка — видит всю эту хренатень, и ему суждено или повторить в лучшем случае жизнёнку отца, или идти в бандиты. Валери хочет заниматься искусством, а из нее делают проститутку. Само государство создано так, что толкает людей на преступления. Все население разделено на эти… на сословия. Как в лесу. Сперва мох — бомжи всякие, нищие там, алкашня; потом — трава, лопухи — это рабочие, такие вот, типа нас; чуть выше кустарник — служащие, всякие интеллигенты, они видят немножко солнца. Но в основном солнце достается деревьям. Так ведь? Сосны, березы — это и есть насосы. Что делать тем, кто внизу? Валить деревья, расчищать место, чтоб солнце видеть…
Я удивлен этим рассуждением. Не ожидал от Павлика. Или, скорее всего, это в книжке есть, а он просто по обыкновению пересказывает.
— Превратиться из низшего в высшего практически невозможно, — говорит он дальше. — Если пробиваться законно, то очень быстро задавят соседи. Никто не желает сторониться. Значит, надо подниматься по трупам. Вот гангстеры как в Америке! Аль Капоне, да?! Из дерьма, а всеми Штатами поуправлял… И эти ребята правильно сделали. Сначала заставляли чековую книжку заполнить, а потом — в канализацию. Порезвился, чувачок? Теперь отдохни!
— Ладно, давайте накатим, — приподнял Лёха рюмашку. — Чтоб нам, былинкам, увидеть солнышко!
— Действовать надо, — отозвалась Ксюха пьяноватым и решительным голосом. — Под лежачий камень вода не течет.
К половине четвертого выпивка кончилась. Ксюха и Павлик ушли. Павлик на прощанье предложил курнуть плана, но мы отказались, точнее — отложили на вечер. Впереди работа в театре, установка чертовых декораций. Слишком нетрезвым это делать опасно. Так что лучше заторчать после работы.
Проводив гостей, легли на кровати. Состояние хреноватое — организм требует еще алкоголя. Лёха нудит:
— На фига ты их приволок, идиотина?! На двоих бы как раз…
Я не отзываюсь, и он умолкает вскоре, лишь горько вздыхает.
На столе пустая кастрюля, грязные тарелки, горки тщательно обглоданных костей. Там уже хозяйничают тараканы и мошки…
Молчим минут двадцать. Мне это надоедает.
— Слышь, Лёха, — зову, — а ты бы хотел стать деревом? Таким толстым, раскидистым дубом?
— Рот закрой-ка!
— Нет, я серьезно. По Павликовой теории?.. Я бы хотел… У меня знакомая была, еще в Кызыле, неплохая девчонка. Фамилия у нее — Хлюстнина. И она утверждала, что она из старинного дворянского рода. Ее прадеда, мол, сослали в Сибирь когда-то… Вообще, так тащилась по этому делу! У нее даже специальная полочка была, где книги стояли с закладками на страницах с этой фамилией… Хлюстнины.
— А-а, зачем мне дворянство? — Лёха нехотя ввязывается в разговор. — Мне и на своем месте неплохо. Только бабок нет. Живых, нормальных бабок, чтобы чувствовать себя человеком. Хотя бы то, что я в этом театришке получать должен, — отдайте сполна, и я буду доволен. Спасибо даже скажу… А этих бы всех… деревьев этих, их, действительно, валить просто надо. Под корень, бензопилой!
— Да их и валят. Я как-то смотрел передачу про криминал. Так в одном выпуске — пять убийств коммеров, директора какого-то банка…
— Не, это не то, — Лёха приподнимается на локте. — Это они друг друга валят, а надо, чтоб их народ валил. Вот тогда бы правильно было. Вот за это я на все сто! — Голос его становится все возбужденней, я внутренне настораживаюсь. — У нас вот клуб этот открыли. Как его? «Пена», да? Ну, где эти все собираются, бля, золотая ублюдочная молодежь. Вот десять кэгэ тротила туда занести — и нормал! И все четко! Согласись? Мы, значит, должны цыганку глушить, кишки прожигать, а они там… — Он замолчал, вспоминая что-то, через минуту вспомнил: — А они там, сука, мартини лакают. Почему так?
— Мозги, значит, есть, — отвечаю, — чтоб деньги делать.
— Какие мозги… — Лёха сморщился и уронил голову на подушку. — Просто гады или детеныши гадов. Истреблять таких надо. У них есть возможность, вот они нас и… У, с-сука!.. — порычав с минуту бессвязно, Лёха стал говорить слегка о другом: — Вот мои предаки, они в Прокопьевске всю жизнь прожили, даже вроде и не выезжали никуда. Батя шахтер и оба деда тоже… Теперь он давно уж на пенсии, инвалид второй группы. С двадцати до сорока трех работал, а потом — все. Ему пятьдесят семь сейчас — просто растение. Сидит на стуле, смотрит телик. Только пошевелится — кашель на три часа. От кровати до стула, вот и все движения… И на хрена? Ради чего?.. А знаешь, как они гордятся, что шахтеры! В дыру эту как герои лезут. Чем гордятся, дебилы? На шахте все начальство каждые полгода меняется: башлей нагребут, и хрен найдешь. А эти… Если в шахте не подыхают, то лет в сорок… как мой батя… Я оттуда сразу после армейки свалил. Лучше бездомным быть, чем таким же, так же… Правильно Ксюха сказала — действовать нужно. Действовать! Убрать все это к чертям собачьим!