Изобилие - читать онлайн книгу. Автор: Роман Сенчин cтр.№ 18

Николая Сергеевича искренне возмущали эти демонстрации силы американцами. Полгода назад он так же не отрывался от телевизора, когда бомбили Ирак, следил, как сгущаются тучи над Югославией, но в войну не верил. Теперь же, сегодня, осознал: она все-таки начинается. Уже готовы к вылету бомбардировщики; Клинтон, Тони Блэр, Хавьер Солана объясняют, что нанести удары необходимо.

– У, рожи бандитские, – ругался Толокнов, нервно потирая резные ручки самодельного кресла. – И немцы, гляди, туда же! Им вообще нельзя армию иметь, и так по макушку навоевались, гады…

Про мастерскую он, конечно, забыл; даже и не пообедали как следует, только чай пили. Николай Сергеевич выпил и сто граммов водки, чтоб успокоиться.

Под вечер жена наскоро пожарила мяса, отварила вермишель.

– Перекусим, Коль? – спросила она нетвердо и тихо, как говорила на протяжении всего дня.

– Сейчас по первой выпуск будет, – сказал Толокнов, изучая программу ТВ. – Вдруг началось?..

Вернулась из института Марина. К политике она никогда интереса не проявляла, даже посмеивалась, если родители на что-то бурно реагировали, но теперь и она выглядела обеспокоенной. Села на диван и тоже стала смотреть «Новости».

Николай Сергеевич знал, что дочь увлекается западной музыкой, любит поболтать с приятелями по-английски, и в душе не особенно одобрял это. Сейчас же он поглядывал на Марину откровенно сердито, как на провинившуюся; в голове даже мелькнула мысль собрать ее кассеты, диски, книжки на английском и выбросить в мусоропровод. Ясно, желание дурацкое, и Толокнов тут же отогнал его и все же чувствовал к дочери благородную, но пугающую холодность.

– Вот полюбуйся, что твои америкашки творить собираются, – не выдержав, сказал он, кивнул на экран, где показывали боевую технику НАТО. – Бандюги!

– Они не мои, – ответила дочь. – Тем более этот рыжий бабник. Придурок.

Николай Сергеевич не нашелся, что еще сказать, а жена горестно вздохнула:

– Да-а, вот только скандал кончился с Моникой, сразу новое приключение нашел. – Помолчала и затем предложила: – Пойдемте есть…

За ужином Толокнов пытался разобраться, что же именно так возмущает его. Все-таки не только близость очередной и, может быть, большой войны, не сама наглость Америки и ее союзников, не врожденная уверенность, что сербы – братья. Еще что-то пугало, возмущало, словно собирались бить его самого, и одновременно воодушевляло на сопротивление. Это что-то дразнило, вертелось в голове, но в последний момент пряталось, отскакивало от тех клеток, что оформляют смутное чувство в четкую понятность формулировки.

И странно – Толокнов видел себя то каким-то слабым, беззащитным, хотящим спрятаться, то – наоборот, небывало сильным, готовым и способным защитить себя и тех, кто в защите нуждается; он видел себя одним из тысяч волокон крепкой мышцы в гигантском, несокрушимом, но вялом сейчас организме. И эти ощущения силы и слабости, страха и решимости сменялись, точно волны накатывали: одна волна – сила, следующая – слабость и страх.

Толокнов машинально ел мясо с вермишелью, следил за своими мыслями, не вникая в разговоры жены и дочери.

«Да ведь, погоди… – неожиданно начала приоткрываться разгадка его непонятного чувства, – да ведь это же наше. Наше!»

– Коль, тебе еще подложить? – спросила, не дала додумать жена.

Толокнов досадливо крякнул, подвинул ей пустую тарелку. Наполнил водкой расписную деревянную стопку, весело блестящую лаком.

– Слушайте, ведь Сербия – наша земля, – сказал он. – Исторически – наша! Болгария, Сербия. У нас одна вера, языки похожи, корни одни. Даже флаг, кажется. Да?.. И мы ведь их всю жизнь защищали: сначала от турок, потом от фашистов. Болгары, они ведь когда-то к нам просились, в Союз…

– Хм, в Болгарии фашизм не слабее немецкого был, – усмехнулась дочь Марина. – А сербы издавна косоваров гнобили.

– Да неправда! – Толокнов рассердился. – Что ты чушь-то городишь! Гнобили…

– Правда, пап. Почитай историю.

Николай Сергеевич взглянул на жену, ища поддержки, та лишь пожала плечами.

После ужина он долго перебирал имеющиеся в доме книги, искал что-нибудь историческое. Не нашел, а у дочери спрашивать было неловко. Махнул рукой и снова сел перед телевизором.

Уже поздно вечером выступал российский президент. В своем кремлевском кабинете, необычный, новый какой-то в очках. Предостерегал Клинтона от роковой ошибки.

– Очухался! – насмешливо и вместе с тем радостно воскликнул Толокнов, и в душе потеплело от удовлетворения, будто увидел пусть немощного, но все же встрепенувшегося, скалящегося вожака.

– Та-а, – жена отмахнулась, – опять сляжет. Всегда с ним так…

– Пусть попробует только! Этого ему народ не простит.

– Его как-то мало волнует – прощают его, не прощают…

– Ладно, послушать дай!

Николаю Сергеевичу не понравились слова жены, но спорить не стал. Жадно слушал речь президента и впервые за многие годы был с ним согласен.

– А если действительно начнется, Коль, – почти шепотом сказала жена, – и у вас ведь усиленную введут. Да?

– Ну, это само собой, – согласился Толокнов, скрывая за спокойным тоном некоторую гордость. – Там начнется, здесь стопроцентно отзовется. И еще как, чувствую!..

– Может, отведет Господь, не допустит…

Нет, началось. Первые ракеты упали на Югославию, и вскоре у американского посольства появились пикетчики. В окна полетели яйца, молодые парни мочились на дверь центрального входа.

– Во, во, и правильно! Что ж они думают – мы им аплодировать будем?! – одобрял начинающийся протест Николай Сергеевич. – И гранатку бы можно кинуть в ответ на их бомбы. Пускай понюхают!

К восьми утра невыспавшимся и воинственным прибыл на службу. В раздевалке, где меняли гражданскую одежду на форму, разговоры велись только вокруг налетов и бомбежек. Все, понятно, ругали Запад, предсказывали неминуемые служебные проблемы.

– Теперь-то гайки завинтят, – говорил мрачно лейтенант Савин, сосед Толокнова по кабинке. – Теперь не погуляешь.

– Настоимся в оцеплениях как пить дать, – согласно кивал прапорщик Чепурнин, затягивая шнурки мощных высоких ботинок. – Одно радует, что весна.

Николай Сергеевич буркнул:

– Это по календарю только… – И добавил громче, с обидой: – Собирался на дачу смотаться, а теперь, видно, долго не получится…

По расписанию у Толокнова сегодня намечалось дежурство на станции метро «Киевская», а вместо этого на разводе откомандировали как раз туда, куда он больше всего не хотел, – к посольству США.

– Вот, накаркал про оцепление, – сказал Толокнов Чепурнину укоризненно, когда они вместе направлялись к автобусу. – Неприятная служба сегодня.