Информация - читать онлайн книгу. Автор: Роман Сенчин cтр.№ 31

– Что ж, жизнь…

– Поговори, пускай уймется. С Лианкой, может, опять…

– Да вряд ли. Далеко у них все зашло. У него другая, у нее тоже какой-то теперь…

Руслан дернулся:

– Не понимаю я вас! Чего вам не живется, а?! Ведь нормально же складывалось – и Москва, и бабло течет, и для отдыха все условия. Ну изменяй, гуляй, но зачем разбегаться?

– Мне-то на фига ты это предъявляешь? – тоже стал раздражаться я. – Позвони Наташке, ей скажи. Она от меня ушла, а не я от нее. Я до последнего возобновить был готов…

– Да поня-атно. – Руслан глотнул водки. – Мать жалко… Вот приедет этот подарок тридцатилетний обратно… Где он там будет работать? Что вообще делать? В газетенке за пятнадцать штук репортажи писать? Да он и не умеет. На телевидение его вряд ли возьмут… Да вообще, я просто не понимаю… В жизни надо вперед двигаться, а не валиться обратно в жопу.

Я хотел ответить, что не все так просто – бывает, и сам не поймешь, что в жопу попал; что у каждого в голове столько тараканов… Но промолчал. Вести споры, тем более с Русланом, не хотелось. Да и понятно – не судьба Макса его волновала, а влияние этой судьбы на старую мать, недавно еще радовавшуюся, как с ее обоими сыновьями хорошо получилось, как у них все сложилось и задалось… И вот, действительно, вернется один из них в родную двухкомнатку, без денег, без перспектив, без богатенькой жены. И что? Вполне инфаркт ее может хватануть.

И я сказал Руслану, насколько был способен, искренне:

– Да, поговорю. Обязательно. С Лианкой, конечно, вряд ли наладится, но Москву бросать ему, ясное дело, нельзя.

Руслан наполнил рюмки:

– Давай за нас всех. Чтоб нормально жить, а не через жопу. Детство прошло, пора за ум браться.

Внешне, по крайней мере, я выказал полное согласие. Бодро чокнулся, лихо закинул водку в себя. Выдохнул, закусил салатом «Цезарь».

– В октябре день выборов единый, – заговорил снова, но уже другим, деловым и одновременно доверительным тоном Руслан. – Судя по всему, не везде они просто формальностью будут. Ну, результаты ясны, но теперь для многих и просто поучаствовать, засветиться, – уже много. Показать себя, короче, заявить. Понимаешь, о чем я? Так что работы много предстоит. Нам с тобой надо вместе держаться, помогать, в общем, друг другу. Вместе мы больше сможем сделать. И – заработать. Хорошо?

– Конечно, Руслан… – И я перешел на сокровенное: – Я вообще тебе за многое благодарен. Если б не ты, скорей всего, я бы тух до сих пор там у себя. Спасибо.

Руслан довольно заулыбался и утвердительно покивал… Поспорили, кто заплатит по счету. Руслан победил – засунул в ячейку папочки полторы тысячи.

Возвращался домой на метро… Наплыв пассажиров давно миновал, в вагоне было просторно. Лица сидящих людей усталы, но умиротворенны. Эти уже никуда не спешат, некоторые дремлют… В это время часто появляются всякие калеки и нищие – чуть не последние следы (если не считать вечных, чисто советских очередей в Сбербанке) неблагополучия в столице – и раздражают пассажиров, но и вызывают сочувствие, получают то горстку мелочи, то помятую десятку, а то полтос.

Сегодня тоже появился – на «Новокузнецкой» (я ехал по Замоскворецкой линии) в дальнюю от меня дверь протопал на коленях человек в камуфляже и сразу, пока поезд не тронулся, басовито прокричал:

– Подайте инвалиду боевых действий на протезы!

Я вздрогнул от голоса – вспомнился Костя, парень, с которым лежал в пятьдесят первой больнице. Меня даже холодный пот прошиб, и я отвернулся, сжался.

Двери вагона хлопнули, закрывшись, поезд шикнул и тронулся. Сквозь шум движения я слышал шаркающее постукивание приближающегося… Конечно, наверняка это не Костя, но одних воспоминаний о нем хватило, чтобы стало жутко… А если все-таки он? Узнает, и от него не отвяжешься…

Прошаркал мимо. Теперь я видел его пятнистую спину, голову с грязно-голубым беретом, ноги. Почти целые, но без ступней… Он шел на коленях, довольно быстро, видимо, слабо надеясь на то, что ему подадут… На коленях – подушечки, чтобы удобнее было передвигаться и камуфляжные штаны не истерлись.

Добрался до крайней двери и оглянулся… Я опередил его, дернул головой влево. И снова пот покатился по мне ледяной волной – показалось, Костя увидел меня. Увидел, узнал и сейчас подскочит на своих коленях… Очень долго тянулась эта минута, или две-три…

Поезд стал сбавлять скорость. За окном посветлело. Остановился.

– Станция «Павелецкая», – ласково сообщил из динамика женский голос.

Открылись двери.

Я подождал немного и глянул направо. Кости, или очень похожего на него, не было. Я расслабился, вытянул ноги, пошевелил пальцами в мокрых от пота носках. Выдохнул.

Мне стало очень легко и весело. Захотелось вскочить и станцевать. Бить степ, приседать, прыгать.

По дороге домой зашел в «Пятерочку» и купил бутылку водки «На березовых бруньках» и полкилограмма «Королевских» креветок.

До двух ночи выпивал, закусывал, то и дело вставал со стула и что-нибудь выделывал ногами под песни «Люмена». И подпевал, конечно:

К черту печаль и светлую грусть!

Сквозь зубы сказать, что я не боюсь!..

«Все как-то катится, катится, стирается», – говорил герой Хабенского в фильме «Час пик».

Действительно, начинаешь вспоминать, что там было, в тот или иной период жизни, и видишь чаще всего только мутную пустоту. Кажется, месяц, два, а то и полгода совершенно ничем не отмечены. Но если всерьез покопаться в памяти, появляется сначала ощущение чего-то еще неясного, как пятна, линии на фотобумаге при проявке, а затем приходят и подробности – сами события, свои собственные эмоции.

Беда в том (а может, наоборот, спасение для психики), что в нашей нынешней жизни почти не возникает условий для воспоминаний. Даже когда остаешься один, сразу включаешь телевизор или магнитофон, или радио, сидюшник. Лезешь в Интернет. Чаще всего и засыпаешь под музыку или под льющий в мозги мировые новости «Евроньюс». Задуматься, углубиться в свое прошлое некогда – да и страшно.

Сейчас я сижу перед ноутбуком в темном кубике помещения, которое называл когда-то гостиной. Музыку не включаю – шум опасен; телевизор в другой комнате, но его я почти не смотрю даже без звука – свет от экрана тоже может выдать меня. Да теперь мне уже не до музыки, телика и тому подобного, – мне нужно записать все, что случилось со мной за последние четыре года. Объяснить, почему я забился в помещеньице без окон и стараюсь не производить громких звуков. И мозг переполняет тысяча мелочей недавнего прошлого, они путаются, сплетаются, и все кажутся очень важными, неслучайными, притянувшими меня сюда, забившими в этот темный, чуть-чуть освещенный экраном ноутбука угол…

Летом две тысячи шестого я жил влюбленностью в Ангелину. Читал ее книги, «ЖЖ», публикации в журналах, звонил ей, предлагал встретиться, заманивал (теперь понимаю, что это глупость) катанием на машине. Сначала она отговаривалась новыми и новыми делами, а потом, не предупредив, совершенно для меня неожиданно, уехала к родственникам куда-то на Украину.