Елтышевы - читать онлайн книгу. Автор: Роман Сенчин cтр.№ 23

О семейных делах родители с Артемом почти не разговаривали – задавали вопросы, но ответа не требовали, – видимо, не хотели услышать его жалобы, боялись сорваться на упреки и запоздалые обвинения. Да и о чем было здесь говорить? Все ясно и так. Непонятно только, как дальше жить.

– Нам, это, – медленно, с трудом начинал Артем о том, зачем пришел, – нам в консультацию завтра надо. Ну, насчет ребенка… Проверить.

– И что? – понимая, к чему это говорится, все же спрашивал отец.

– Ну, на автобус… денег нет совсем. До города и обратно…

– Что-то часто она в консультацию, – замечала мать. – Не в порядке что с плодом?

– Да не знаю. Но какие-то проблемы. Угу…

На самом деле в консультацию, да и то не в город, а в Захолмово, где было гинекологическое отделение, они ездили всего два раза. А деньги под это Артем брал уже раз пять. Поэтому и мялся, и боялся, отводил глаза.

Просил денег и просто на продукты. Родители ворчали, но все же давали. Он шел в магазин, покупал чего-нибудь вкусного (картошка уже не лезла), точнее – разнообразного. Конфет, вафель, халвы, колбасы, макарон, апельсинов… Увидев это на столе, Георгий Степанович изумлялся: «Праздник, что ль, какой?» – и не стеснялся налегать на деликатесы. Позже Артем стал сразу уносить их во времянку, ел сам и кормил Валю. Она не возмущалась, что не несет продукты на общий стол.

Уже в середине лета, при очередной просьбе дать немного, отец сказал пугающе сухо, что означало – он на грани бешенства:

– Слушай, сын, не пора ли уже, в конце концов, самому подумать, как семью содержать?

Артем сжался, отвел глаза. «Ну вот».

– Я с пятнадцати лет самостоятельно начал жить, в училище поступил, подрабатывал вечерами. Потом завод, потом армия… Ты-то до каких пор в ребеночках будешь ходить? У самого дите вот-вот появится, а все… – Отец постепенно распалялся. – Что, мне тебя до пенсии твоей, что ли, кормить?! И всех остальных?

– А что делать-то?! – не выдержал Артем, чуть не впервые открыто заспорил с ним. – Где здесь работать? Привезли в… хрен знает куда, и – что?! – Увидел побелевшие глаза, замолчал.

– Та-ак, тебя, значит, привезли. Двадцать пять лет человеку! А?! – отец усмехнулся, обращаясь к матери и бабке (те подтверждающе покивали). – Привезли его! Валялся потому что в комнате круглыми сутками, вот и привезли. Бездельник ты, вот что. И женитьба тебя не изменила. Другой бы каждый день меня тормошил, чтоб дом строить, семью свою как-то устраивать, а ты…

– Давай строить, – подхватил Артем, – я не против. Давай.

Отец поднялся, быстро ушел в комнату, чем-то громыхнул и вернулся с пачечкой денег. Бросил на стол:

– Вот десять тысяч – строй. Езжай, покупай кирпич, цемент, доски, железо. Давай строй, а я помогу. – И пальцем подпихнул голубовато-белые бумажки в сторону Артема.

Мать сидела странно тихая, не останавливала беснующегося отца, ничего не предпринимала. «А ведь это ее идея была, сюда нам…» – вспомнил Артем и почувствовал к матери что-то похожее на ненависть; ненавидеть отца боялся.

– Ну что? – И деньги оказались еще ближе к Артему. – Мы с матерью уже старые, мы и тут как-нибудь доскрипим. Строй, переселяй женушку, ребенка. Все в твоих руках.

– Ладно, пойду. – Артем медленно поднялся и, ожидая, что его остановят, потребуют сесть обратно, и что-то в итоге решится, пошел на улицу.

«Хорошо, что не курю, – неожиданно порадовался, ощупывая пустые карманы, в которых не было даже мелочи, – а то бы вообще, хоть вешайся».

На следующее утро к Тяповым пришел отец. Вызвал Артема. Присели на траву у пруда. Долго молчали, глядя в стороны, за деревню, на покрытые осинником невысокие горы. А может – слепо смотрели, выжидая время.

– Тяжело нам, – хрипнул отец и прокашлялся. – Тяжело, вот и срываемся. С мамой что-то – заметил? На себя не похожа стала. Не знаю, что делать. Тупик какой-то. И сил нет… Думал, переедем, зиму перекантуемся, а по весне – начнем. Быстро, дружно. И новую зиму в новом доме встретим. Ну, – вздохнул тяжело и действительно как-то бессильно, – ну что об этом… Я всю ночь не спал, все варианты перебрал. Сегодня с мамой поговорили. Может – ты только правильно пойми – может, тебе в милицию устроиться? А? Подумай. У меня связи остались все-таки, поговорю. А ты и в армии отслужил, тридцати еще нет. Должны взять. Сутки дежурить, потом двое-трое здесь. Люди так работают. Или – общежитие там есть. Может, удастся… Надо как-то из положения этого выходить. Подумай, а?

Артем не знал, что ответить, – предложение было неожиданным и диким. В школе доставалось ему за то, что отец его – мент; только когда Денис вошел в силу, пацаны успокоились. Но это предложение обещало просвет впереди, слабый, правда, но все же… Слава богу, отец не давил:

– Больше ничего пока в голову не идет. Пока – вот, – достал из нагрудного кармана рубахи пятьсот рублей, – держи. Не транжирь только сильно. Сам понимаешь… И завтра приходи пораньше, поедем пиломатериалы заказывать. Что там дальше, а за дом надо браться. Добро?

– Добро, – машинально повторил Артем и, придя в себя, добавил бодро: – Да, конечно. Давай.

Числа с десятого июля большая часть деревни целые дни проводила в бору. Сначала брали назревшую в логах жимолость. Те, у кого были мотоциклы и автомобили или был доступ к тракторам, забирались дальше, в отроги Саян, где уже начиналась тайга. Там, по горным ручьям, жимолость росла крупная, тугая. Часа за два ведро можно было набрать.

Вечерами, сигналя, по улицам ездили скупщики, предлагая за ведро сто или сто двадцать рублей. Многие продавали, остальные возили ягоду в город на рынок, торговали там (правда, продать за день не всегда получалось, ягоды было много) по сто пятьдесят – сто семьдесят рублей…

Чуть позже жимолости появлялись грузди. Сначала сухие – ценились они не очень высоко, но лезли из мха бесчисленно, их собирали с радостью: продашь – не продашь, но хоть самим в зиму еда. Солили в банках или кадках, были семьи, где только ими от голода спасались. После сухих наступало время настоящих груздей и рыжиков. Эти и на рынке ценились, и скупщики за ними охотились. На грибной сезон отпирали стоящий у магазина сарайчик заготконторы, но принимали там дешево, на вес (килограмм – семь рублей), зато брали и червивые, и изломанные. В заготконтору шли в основном местные алкаши, чтоб заработать на пол-литра, или одинокие старухи.

А к сентябрю поспевала и брусника – в бору мелковатая, редкая, которую приходилось брать руками, на таежных же прогалинах – рясная, чуть продолговатая, размером почти с горошину. Для такой чуть ли не у каждого был заготовлен гребок: фанерный или жестяной лоток с ручкой, оканчивающийся тесным рядом стальных зубьев, слегка загнутых кверху. Таким гребком чесали брусничник – ягоды и часть листьев ссыпались в лоток, а стебельки проскальзывали меж зубьев. С помощью гребка ведро наполнялось на глазах.