Книга судьбы - читать онлайн книгу. Автор: Паринуш Сание cтр.№ 38

– Как я рада, что тебе лучше! Ты нас здорово напугала.

– Извините, я не нарочно.

– Что ты, это нам следует просить прошения. Мы виноваты: мы настаиваем на своем так жестко и грубо, так тверды в своих убеждениях, что забываем о людях, которые не привыкли к конфронтации и пугаются этого. Акбар всегда ведет себя, словно осел, но он не хотел ничего плохого. Он очень расстроился. Сегодня он хотел пойти с нами, но я ему запретила, сказала, что тебе станет снова плохо при виде его глупой рожи.

– Нет, это не его вина, а моя. Я оказалась так слаба, что несколько слов поколебали мою веру и я не смогла возразить и отстоять свои убеждения, как должно.

– Ты еще очень молода. Мне в твоем возрасте не хватало уверенности даже для споров с отцом. Со временем наберешься опыта и сил, и твои убеждения станут более прочными, основанными на опыте, исследовании и знании, а не на том, что заучили наизусть и повторяют, словно попугаи, иные люди. И позволь кое-что сказать тебе по секрету: не слишком-то доверяй их высоколобой трепотне. Не принимай этих ребят чересчур всерьез. В глубине души и они тоже хранят веру и в трудные времена подсознательно обращаются к Аллаху и просят у него защиты.

Хамид, так и застывший в дверях с подносом, при этих словах захохотал. Шахрзад обернулась, смерила его взглядом и спросила:

– Разве не так, Хамид? Скажи откровенно. Ты смог полностью избавиться от религии? Вычеркнуть из своих мыслей Аллаха? Научился ни при каких обстоятельствах не упоминать его имя?

– Нет, и не вижу в этом необходимости. Об этом мы спорили накануне того дня, когда вы все собрались тут на обед. Потому-то Акбар и завелся. Я не понимаю, почему ребята так на этом настаивают. По моему мнению, люди с религиозными убеждениями более кротки, они на что-то уповают, не чувствуют себя одинокими и покинутыми.

– Значит, ты не смеешься над моей верой и молитвами? Не считаешь их суевериями? – спросила я.

– Нет! Иногда я даже завидую тебе: ты молишься с таким спокойствием, с такой внутренней сосредоточенностью.

Одобрительно улыбнувшись, Шахрзад сказала:

– Только ты и о нас тоже молись!

И я – так вышло само собой – обняла ее и расцеловала.

С тех пор я нечасто видела друзей Хамида, и наши редкие встречи строились по вполне определенным правилам. Они относились ко мне с уважением, но не признавали своей и старались не затрагивать при мне Бога и веру Мое общество их стесняло, да и мне больше не хотелось общаться с ними.

Время от времени к нам по-дружески заглядывали Шахрзад и Мехди, но и с ними я так и не сблизилась. К Шахрзад я относилась с уважением, нежностью и завистью: настоящая женщина, даже мужчины прислушивались к ней! Она была образованна, умна и красноречива, никого не боялась, ни от кого не зависела – напротив, это на нее опиралась вся их группа. Но при своей силе характера она не была чужда мягкости и состраданию. Человеческое горе всегда вызывало слезы на ее темных глазах.

Загадкой для меня оставались их отношения с Мехди. Хамид мне говорил, что эти двое поженились ради блага организации, но между ними явно было что-то гораздо более глубокое, более естественное. Мехди был человек очень тихий и умный, он редко вмешивался в споры, не пускал в ход свое знание и опыт. Словно учитель, выслушивающий ответы учеников, он молчал, наблюдал, запоминал. Вскоре я поняла, что за него говорит Шахрзад. Когда разгоралась дискуссия, она не сводила глаз с мужа, а он кивком одобрял сказанное ею – если же он слегка приподнимал бровь, она умолкала посреди самого пылкого спора. Мне подумалось: нет, кого не соединяют узы любви, тем такой близости не достичь. Я знала, что для Хамида идеал жены – кто-то вроде нее, а не вроде меня. Но меня это не задевало. Мне казалось, она настолько выше меня – какая уж тут ревность. Мне просто отчаянно хотелось стать на нее похожей.

На рубеже весны и лета, во время выпускных экзаменов за десятый класс, я снова почувствовала усталость, слабость и тошноту и догадалась, что опять беременна. Как ни было трудно, экзамены я сдала хорошо и на этот раз стала готовиться к появлению ребенка заботливо и радостно: он принесет мне множество даров, этот малыш, и самим своим появлением – избавление от томительного одиночества.

Взволновалась при известии о моей беременности и семья Хамида: для них это означало, что Хамид наконец-то исправился, приобвык к семейной жизни. Я не стала их разочаровывать: я понимала, что, пожаловавшись на затяжные отлучки мужа, не только предам его и навсегда лишусь его доверия, но и его родные меня же будут винить и во мне найдут причину. Мать Хамида искренне считала и под любым предлогом твердила мне, что умная жена сумеет привязать мужа к семье и дому. В доказательство она вспоминала, как в молодости вытащила своего мужа из коммунистической партии Туде.

В то лето Махмуд взял в жены кузину со стороны матери, Этерам-Садат. Я вовсе не рвалась участвовать в подготовке праздника, и беременность послужила мне удачным извинением. По правде говоря, я их обоих недолюбливала, но матушка, чего и следовало ожидать, была совершенно счастлива и только поспевала перечислять очередные преимущества, которые она обнаруживала у этой невесты по сравнению с Махбубэ. С помощью тети, которая не решалась снять паранджу, чтобы легче двигаться, матушка спешила переделать все, что полагается к свадьбе.

На свадьбе Махмуд выглядел точно на похоронах. Хмурый, с мрачным выражением лица, он сидел, повесив голову, и ни с кем не разговаривал. Гостей принимали и в нашем доме, и в соседнем: мужчины собирались у нас, а женщины в доме госпожи Парвин. Вопреки прежним планам Махмуд и на день не задержался в отчем доме. Он снял дом возле рынка и прямо в брачную ночь перевез туда молодую жену А у нас на всех стенах и на деревьях развесили цветные лампочки, у дверей поставили фонари. Готовили на дворе у госпожи Парвин – он больше нашего. Ни музыки не было, ни пения: Махмуд и отец Этерам-Садат не признавали безбожных увеселений.

Я сидела с женщинами во дворе у госпожи Парвин и обмахивалась веером. Женщины весело болтали, угощаясь фруктами и сладостями. Интересно, думала я, что делают мужчины: из-за той двери не доносилось ни звука, разве что время от времени чей-то голос призывал всех воздать хвалу Пророку и его потомкам. Казалось, они только и ждут, когда же подадут ужин, чтобы уж все обязанности были исполнены и закончилась эта скука.

– Что за свадьба! – сокрушалась госпожа Парвин. – На похоронах моего отца и то было веселее.

Тетя, хмуря лоб, приказывала ей умолкнуть и провозглашала:

– Помилуй Аллах и помилосердствуй!

Всех на свете, кроме самой себя, тетя считала закоренелыми грешниками: никто не соблюдал правила нашей веры, как должно. Однако госпожу Парвин она особо невзлюбила и брюзжала то и дело: “Что здесь делает потаскуха?” Не будь мы в доме госпожи Парвин, тетя давно прогнала бы ее с праздника.

Ахмад и вовсе не явился на свадьбу. Матушка все спрашивала Али, стоявшего в дверях: “Пришел ли твой брат Ахмад?” – и хлопала рукой об руку и приговаривала: “Как же так! Его брат женится, и некому помочь вашему бедному отцу. Ахмад никого знать не хочет, кроме своих скверных дружков. Думает, мир рухнет, если он хоть одну ночь пропустит, не таскаясь с ними.