Вопрос на десять баллов - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Николс cтр.№ 12

Нет! Конечно же, это моя задница, и я трясу ею, насколько хватает сил, окропляя толпу вокруг своим потом, как мокрая собака, и тут вдруг звучит финальный аккорд, песня заканчивается, и я

вы-

дох-

ся.

Я ищу ее лицо среди подбадривающих меня зрителей, но ее там нет. Не важно. Главное – это произвести впечатление. Наши пути еще пересекутся, завтра, в час пополудни, на отборочных тестах «Вызова».

Начинается шутливый медляк «Careless Whisper», но все либо слишком круты, либо слишком пьяны, чтобы танцевать, поэтому я решаю, что мне пора спать. Проходя по коридору, я по пути захожу в туалет и вытираю тягучий, как сироп, пот со своих очков краем кардигана, чтобы получше рассмотреть свое отражение в зеркале над писсуарами. Моя рубашка прилипла к телу и расстегнута до пупа, волосы всклокочены надо лбом, а вся кровь прилила к лицу, особенно к прыщам, но в общем и целом я выгляжу неплохо. Все вокруг крутится, поэтому я прижимаюсь лбом к зеркалу, чтобы не свалиться, пока буду отливать. Из одной кабинки доносится запах марихуаны и два приглушенных хихикающих голоса. Потом шумит сливающаяся вода, из кабинки выходят две Шлюхи – девушка с раскрасневшимся лицом, которая на ходу поправляет свою плиссированную юбку, и широкоплечий регбист. У обоих по всему лицу размазана помада. Они вызывающе смотрят на меня, подбивая сказать что-нибудь осуждающее, но я слишком опьянен эйфорией, страстью и любовью к чистой, веселой, беспечной юности, так что криво улыбаюсь в ответ:

– По иронии судьбы я на самом деле викарий!

– Ну тогда пошел на хрен, – отвечает Шлюха-регбист.

В о п р о с: Закончите фразу из IX книги поэмы «Прелюдия» Вордсворта: «В рассвета время просто жить – уже за благо…»

О т в е т: «…а молодым быть – счастье неземное».

Если говорить о новых рассветах, этот рассвет до боли напоминает старый.

Это даже не рассвет, поскольку на часах 10:26. Я думал, что проснусь в свой первый день в университете полным здоровья, мудрости и академического задора, но вместо этого – все как обычно: стыд, ненависть к самому себе, тошнота и смутное чувство, что просыпаться не всегда нужно именно так.

Еще меня переполняет чувство негодования оттого, что, пока я спал, кто-то явно вошел в мою комнату, набил мне рот войлоком и на прощание лягнул меня ногой. Движения даются с трудом, поэтому некоторое время я лежу и считаю, сколько ночей подряд я приходил домой под мухой; получается что-то около ста трех. Могло быть и больше, если бы не последнее обострение тонзиллита. Я задумываюсь, а не алкоголик ли я. Время от времени на меня это находит – необходимость определить себя тем или иным термином, и в различные моменты жизни я раздумывал над тем, а не гот ли я или гомосексуалист, еврей, католик, больной маниакально-депрессивным синдромом, был ли я усыновлен, есть ли у меня дырка в сердце, не обладаю ли я способностью передвигать предметы силой мысли, – и неизменно с глубоким сожалением приходил к выводу, что ко мне не подходит ничего из перечисленного выше. Факт в том, что на самом деле меня нельзя назвать никем. Я даже не «сирота» в буквальном смысле этого слова, но «алкоголик» звучит наиболее достоверно. Как еще можно назвать человека, который каждый день засыпает пьяным? По крайней мере, алкоголизм, возможно, еще не самое худшее зло на земле; как минимум половина людей с открыток, висящих на стене у меня над головой, алкоголики. Вся хитрость в том, прихожу я к выводу, чтобы быть алкоголиком, но не давать этому пороку влиять на твое поведение или учебу.

Может быть, я просто читаю слишком много романов. В романах алкоголики всегда привлекательные, смешные, обаятельные и сложные, как Себастьян Флайт [14] или Эйб Норт [15] , и они всегда пьют из-за глубокой, неутолимой грусти на душе или жуткого наследия Первой мировой войны, а я пью только потому, что испытываю жажду и мне нравится вкус пива, потому что я слишком шизанутый, чтобы уметь останавливаться. Но как бы то ни было, я не могу свалить все на Фолкленды.

А еще я пахну как алкоголик. Не прожил я в новой комнате и суток, а она уже пропахла. Этот запах мама называет «мальчишьим» – теплый и соленый, немного похожий на то, как пахнет ремешок для часов изнутри. И откуда берется этот запах? Может быть, я ношу его с собой? Я сажусь на кровати и нахожу свою рубашку, снятую прошлой ночью, – она валяется на полу неподалеку, потная насквозь. Даже мой кардиган влажный. Меня озаряет вспышка мимолетного воспоминания… Что-то насчет… танцев? Я откидываюсь обратно на подушку и накрываюсь одеялом с головой.

В конце концов мой футон заставляет меня встать. За ночь он весь примялся, и теперь мой позвоночник упирается в твердый, холодный пол, словно я лежу на большом сыром полотенце, которое неделю провалялось в пластиковом пакете. Я сажусь на край этого лежбища, подтягиваю колени к подбородку и начинаю искать в карманах кошелек. Он на месте, но я с тревогой обнаруживаю в нем всего одну пятерку и восемнадцать пенсов мелочью. И на это мне придется протянуть до понедельника, целых три дня. Сколько же пива я вчера высосал? О боже, опять из глубин моей памяти, как пузыри пердежа в ванне, всплывают воспоминания. Танец. Я помню, что танцевал в центре круга. Этого просто не может быть, потому что обычно я могу исполнить лишь пляску святого Вита, а те люди, что окружали меня вчера, улыбались, хлопали в ладоши и подбадривали меня.

И тут до меня доходит с ужасающей четкостью, что эти аплодисменты были иронией.

Здание студенческого клуба – нарочито уродливая бетонная громадина, исполосованная дождями, – гнилым зубом сияет среди террас аккуратного георгианского дома. Сегодня утром сквозь вращающиеся двери студенты потоком входят и выходят поодиночке и группками, вместе со своими лучшими друзьями (с которыми знакомы уже целый день), потому что сегодня последний день недели первокурсника и до понедельника лекций не будет. Вместо этого нам сегодня предоставлена возможность вступить в различные общ-ва.

Я записываюсь во франц. общ-во, киновед. общ-во, лит. общ-во, поэт. общ-во, а также корреспондентом во все три студенческих журнала: литературно настроенный «Бумагомаратель», не признающий авторитетов бульварный «Сплетник» и искренний, призывающий к борьбе левацкий «Шире шаг». Еще я записываюсь в общ-во темной комнаты («Записывайся к нам – и увидишь, что проявится!»), хотя у меня нет фотоаппарата, и размышляю о том, не вступить ли мне в общ-во феминисток, но, пока я стою в очереди к их складному столу, меня прожигает недружелюбный взгляд девушки с внешностью Гертруды Стайн, и я начинаю задумываться, а не перегнул ли я палку, пытаясь вступить в общ-во феминисток. Однажды я уже совершил подобную ошибку: когда мы поехали с классом на экскурсию в Музей Виктории и Альберта, я вошел в дверь с надписью «Женщины», подумав, что она ведет на экспозицию, посвященную изменяющейся роли женщины в современном мире, а на самом деле оказался в дамском туалете. В конце концов я решил не удостаивать общ-во феминисток чести видеть меня в своих рядах, потому что хоть и являюсь горячим сторонником движения освобождения женщин, но не полностью уверен в том, что вступаю в это общ-во не только для того, чтобы встречаться с девчонками.