Поздравляю, желаю счастья - читать онлайн книгу. Автор: Канни Меллер cтр.№ 14

— Божественно танцуешь! — пыхтел он.

Скоро он выдохнется, думала я, как только ослабит хватку, я вырвусь!

Но он устроил настоящий танцевальный марафон, вцепившись наманикюренными пальцами в мои бедра. Мне казалось, что юбка задралась до предела, а разрез имелся до талии. За бретельками я, по крайней мере, могла следить, они по-прежнему держались на плечах. Пока марафонец не схватил меня сзади за шею. Я почувствовала, как одна бретелька зацепилась его кольцо с печаткой и лопнула.

Самым ужасным было то, что к этому моменту на танцполе остались только мы.

Все стояли вокруг и таращились на партнершу, которой, к несчастью, была я.

Девчонку, которой, словно тряпичной куклой, вертел потный психопат.

Юханнес Тотт устроил шоу: публика аплодировала и ликовала.

Я оказалась неизвестной статисткой с улицы. Никого не интересовало, нравится мне эта роль или нет.

После бесконечного метания от одного края танцпола к другому, сопровождавшегося наступанием друг другу на ноги, Юханнес Тотт упал как подкошенный прямо центре зала. Очень эффектно. Все аплодировали. Наконец-то я могла сбежать. Как мне казалось. Пока в мои лодыжки, подобно волчьим зубам, не впилась пара рук. Естественно, я грохнулась. Рухнула, как сосна на лесоповале. Это был такой позор, что я даже не заметила, больно мне или нет. Нужно было смываться, неважно как: испариться или провалиться сквозь землю. Но омерзительный Юханнес Тотт продолжал представление. Слоя на коленях, он изображал величайшее страдание:

— Жестокие боги! Зачем отнимаете у меня мою голубку? О боги, лишите же меня жи-изни! — последнее слово он тянул, как бельевую резинку, а затем ударил себя в грудь, и завершилось все приступом кашля.

Кто-то в толпе крикнул, что поможет пастилка «Вике Бло», но у него явно не было с собой никаких пастилок. Изо рта у него капала слюна, пальцы скрючились, как у вампира. Можно было представить себе, как у него отрастают и желтеют ногти. Как он облизывает губы и лязгает зубами. Как он с урчанием склоняется к моей шее. Но я не могла позволить какому-то жалкому кандидату в вампиры пить мою кровь, а потому вмазала коленкой по самой чувствительной части его тела.

Юханнес Тотт взвыл и покатился по полу.

— Проклятый урод! — крикнула я, вставая на ноги, и продолжала кричать, пробираясь к выходу.

Эти слова относились не только к Юханнесу Тотту, но и ко всем идиотам, которые стояли вокруг и ухмылялись.

Я схватила куртку и бросилась на улицу, на морозный воздух — как в прорубь зимой. Чудесно! У меня сразу прояснилось в голове, и я увидела, что юбка задралась до самой талии. Я расправила и пригладила ее. Потом встряхнулась, как мокрая собака, пытаясь избавиться от чужого пота и запаха.

Лотта выбежала за мной, не взяв своей куртки и явно собираясь вернуться.

— Ты уже уходишь? — спросила она, ежась в своем топике с огромным вырезом.

— А ты как думаешь? — злобно ответила я.

— Ну… ты что, шуток не понимаешь? Ты же видела, кто это такой?

— Извини, но это не важно.

— Но он всегда такой! Все это знают!

— Отлично. Я пошла.

Она схватила меня за руку, пытаясь удержать.

— Вы здорово танцевали, честно!

— Спасибо, — ответила я.

— Ну хватит, не будь занудой! Не уходи!

Но я решила быть занудой. И ушла. По дороге домой я плакала. Из-за того, что мир такой мерзкий. Из-за того, что тот, кто был достоин любви, исчез.

Умри я сейчас — никто бы и не заметил. Как несправедливо. Как все безнадежно.

За то время, что ушло на поиски Ругера, я разобралась с несколькими вещами.

Юханнес Тотт был из мира насекомых-вредителей. Тех, что забираются в твою кору и пьют твой сок. Таких, как он, не перечесть.

А таких, как Ругер, стоит ждать и искать.

Долгое время мне казалось, что от меня пахнет Юханнесом Тоттом, хоть я и мылась так усердно, что кожа едва не слезала клочьями. Заявить на него в полицию было невозможно, а если бы основание для этого и нашлось, он бы только посмеялся. Надо было пережить обиду. Не смертельную, но отвратительную.

Отвратительного вообще хватало. Взять, например, маму с папой. После нескольких дней воркования они стали готовиться к очередной войне. Я поняла, что новое папино исчезновение — всего лишь вопрос времени. И если он не отправится распространять свой «Вивамакс», то, значит, просто скроется в неизвестном направлении.

Вообще в мире была куча вещей, с которыми надо было что-то делать. Страны-агрессоры и концерны-гиганты, которые вели себя, как Юханнес Тотт: делали что хотели, не интересуясь, что думают остальные. В пьесе о судьбе мира была всего пара главных и масса эпизодических ролей. И еще миллиарды статистов. Им не давали и рта раскрыть, а только гоняли туда-сюда, распихивая по лагерям для беженцев, фабрикам и борделям, где их ждала рабская жизнь.

Исполнители главных ролей пожирали бифштексы с кровью, л статисты рылись в мусорных бачках. Сколько ещё это должно длиться?

Н чувствовала, что во мне просыпается гнев.

С этим городом тоже надо было что-то делать. Пока я искала Ругера, я успела заметить, что нищих в метро стало больше, и это были не только обычные пьяницы, но и женщины вполне нормального вида. То есть они не были похожи на алкоголичек или наркоманок. Просто бормотали, что им нужны деньги на чашку кофе. Или вообще стояли, молча протянув руку.

Как-то вечером мы с мамой стали говорить о нищих.

— Всё равно они тратят все деньги на выпивку и наркотики, — заявила она. — Мы платим налоги, чтобы те, кто по-настоящему нуждается, получали помощь.

— Но откуда тогда берутся нищие у входа в метро, и почему кто-то спит у нас в подъезде? Если они могут обратиться за помощью?

Мама вздохнула и захлопнула дверцу посудомоечной машины. В последнее время машина стала капризничать, и мама пробормотала что-то вроде «папа мог бы и починить дверцу». Мол, у него достаточно времени.

Я поняла, что она не настроена продолжать разговор о нищих, которые есть, хотя их не должно быть. Потому что она, очевидно, считала, что мы живем в лучшем из миров.

— Где папа? — спросила я, намазывая себе бутерброд: ни у кого не было желания готовить ужин.

— Может быть, сварить яиц? Оставь мне немного икорной пасты, будь так добра! — попросила мама, уставившись на тюбик в моих руках так, словно я выдавливала не пасту, а ее, мамы, жизнь.

Было видно, что она устала. Она повесила пиджак на спинку стула и выпустила блузку поверх юбки. Под мышками виднелись темные пятна пота. Такой я маму раньше не видела.

— Трудный был день?