Когда исчезли голуби - читать онлайн книгу. Автор: Софи Оксанен cтр.№ 35

В тот момент когда Юдит повернула на Роозикрантси, навстречу ей из арки вышел Роланд в немецкой форме и вежливо приподнял фуражку. Юдит застыла на месте, раздумывая, имеет ли смысл бежать, успеет ли она открыть двери и нырнуть внутрь — до входа оставалось метров десять. Пристальный взгляд мужчины испугал девушку-служанку, несущую пакеты с покупками, Юдит заметила, как она неуверенно переминается с ноги на ногу.

— Можешь идти, Мария, — сказала Юдит.

Девушка забежала в ворота. Юдит заставила себя сделать вежливое лицо и кивнула проходящим мимо соседке и директору немецкого армейского магазина. Роланд схватил Юдит за плечо и заставил идти вперед.

— Давай прогуляемся, — сказал он.

Они шли рядом, Роланд держал ее под руку. Его шаг был непринужденным, чего нельзя было сказать о голосе.

— Мне нужна квартира твоей матери.

Юдит затаила дыхание. Если она сейчас громко закричит, то навсегда избавится от Роланда, ей никогда больше не придется высматривать его в толпе, страшиться его неожиданных появлений и думать, что будет, если о нем узнает Гельмут. Их окружали люди, и полицейский стоял совсем недалеко, Юдит открыла рот, но своего голоса не услышала, глаза ее метались от прохожего к прохожему, она обдумывала, что скажет, если вдруг встретит кого-то, с кем надо будет поздороваться, представить своего спутника, варианты роились в ее голове, но каждая заготовленная фраза разбивалась о стеклянный взгляд Роланда. Как только Юдит пыталась замедлить шаг, он сжимал ее локоть, заставляя идти ровнее.

— Дни становятся короче, и в Финляндию переправляют все меньше людей. Но квартир для нелегалов не хватает. Все боятся, везде спрашивают документы.

— Говори тише, — прошептала Юдит.

— Ты тоже боишься. Поди, и думаешь уже по-немецки.

— Нет.

— Квартира на Валге-Лаэва расположена как раз рядом с парком. Если что — в парке всегда можно укрыться, к тому же большевики снесли складские помещения поблизости. Туда легко попасть. Тебе ведь не нужна квартира, а другим нужна, — сказал Роланд. — Кстати, ты о брате что-нибудь слышала? Неужели твой тевтонец не способен выяснить даже это?

Юдит открыла было рот, но снова закрыла. Гельмут сказал, что лучше подождать до конца войны. Тогда появятся новые возможности разузнать о судьбе Йохана. Он обнял ее, и от сочувственного тепла этого объятия Юдит расплакалась. Но с Роландом она не хотела говорить о брате, голос Роланда был ледяным. Горло Юдит сжалось от боли, но у него на глазах она не заплачет. Они повернули на улицу Люхике-Ялг и стали подниматься по ступеням к Тоомпеа. Она могла бы скользнуть под перила, побежать вниз по мощеной стороне улицы, у ворот было много народу, Роланд, возможно, не успел бы за ней так быстро, она могла бы закричать, и дело было бы решено, но она лишь выдавила из себя:

— Я не могу пойти на это.

— А кто тебя спрашивает.

Роланд взял из онемевшей руки Юдит сумку, покопался в ней и достал ключи. Они дошли до конца улицы Кохту. На смотровой площадке стояла группа немецких офицеров с биноклями, представители “Остланд-фильма” демонстрировали пейзажи, фотографы и репортеры снимали окраины Остланда. Роланд повел Юдит дальше. На лестнице Паткули он взял ее за руку, поддерживая, как новорожденного жеребенка.

Время, казалось, стоит на месте, его движение было совсем незаметным. Или слишком быстрым. В любом случае всегда неправильным. Завтра. Завтра Юдит пойдет в квартиру на Валге-Лаэва и выполнит данное Роландом поручение. Юдит кругами ходила по кабинету и никак не могла сосредоточиться на работе, хотя стопка материалов для перевода ждала возле пишущей машинки. Но предложения цеплялись одно за другое, как только она садилась за стол. Хорошо еще, что Гельмута не было дома и Юдит могла сколько угодно вздрагивать от глухих выстрелов выхлопных труб, сирен скорой помощи, теней на стене, могла без помех кружить по комнате, чтобы успокоиться, хотя с каждым кругом все острее чувствовала себя запертым в клетке животным. Гельмут больше не мечтал о деревенской идиллии, его мысли устремились в Берлин, он рассказывал о своем тамошнем детстве и о местах, которые Юдит обязательно должна увидеть, но под конец его лоб сморщивался, как бумага.

— Или, может, все-таки куда-нибудь еще, где не будет видно войны, — сказал Гельмут.

Он действительно относился к ней очень серьезно, и тем не менее Юдит все ставит сейчас под угрозу: этот курительный столик, который Гельмут высвободил из-под хлама и соорудил ей рабочее место, поставив на него печатную машинку, этот кабинет и эти газеты, аккуратно сложенные служанкой на столе. Часто Гельмут, когда ездил в штаб, приходил во второй половине дня работать домой, в свой кабинет, потому что ему больше нравилось слушать, как переводит Юдит, нежели штатные переводчики, и она переводила ему, что пишут в эстонских газетах. Эти дни Юдит тоже ставила под угрозу, дни, которые она любила больше всего, и возможность отправлять матери эстонские газеты, для которых теперь не хватало бумаги, хотя станки на заводах работали на полную мощность. У прессы на немецком языке таких проблем не было. Немцам всего хватало, и ей тоже, она очищала лицо сахаром, чего не могла бы делать, не будь Гельмута. Юдит продолжала ходить по комнате. О работе на сегодня можно было забыть, нервы разгулялись, чулки не давали покоя. Ноги чесались так, как будто на них было несколько пар толстых шерстяных носков, как в детстве, когда они должны были защитить от укусов гадюк. Юдит сняла резинку с чулок и закатала их вниз. Сосудистое пятнышко на правой икре всегда напоминало ей Аделину, отца которой убили большевики — его останки были найдены в подвалах на улице Пикк, — ее мать и запах потного талька, расползавшийся по комнате, когда она, кряхтя, снимала резиновые чулки, которые носила из-за варикоза. Кожа Юдит покраснела, вены набухли. Она не должна допустить появления узлов, ни в коем случае, она не должна допустить, чтобы Гельмут потерял к ней интерес, чтобы его пальцы перестали медленно подниматься по ее бедру в сумерках Эстонии. В связи с переходом на новую должность забот у Гельмута стало больше, работа в хозяйственном управлении предполагала много поездок, ему хотелось снова вернуться к обязанностям, соответствующим его квалификации. В его прикосновениях появился оттенок рассеянности, что день ото дня все больше беспокоило Юдит, побуждая еще тщательнее заботиться о своей красоте. Ее жизнь зависела от чувств Гельмута, без него у нее ничего не останется.

Доносившийся с улицы шум заставил ее вздрогнуть, хотя это были всего лишь голоса возвращавшихся с первой смены школьников. Зуд в ногах стал невыносимым. Завтра было уже совсем близко. Завтра она пойдет принимать беженцев. Через тридцать часов. А что, если она все испортит? Что, если она не сумеет вести себя так, как нужно? Если совершит какую-нибудь глупость? Если среди беженцев окажутся знакомые? Что, если она просто не пойдет? Почему Роланд не может найти для этого кого-нибудь еще? Откуда он знает, что добытое им расписание работы береговой охраны правильное? Откуда он знает, что этим рыбакам можно доверять? Как долго они смогут обманывать проверяющих? Хватит ли пил и других инструментов, чтобы скрыть истинное назначение перевозящей беженцев лодки? А что, если рыбаки начнут шантажировать, откуда тогда взять деньги? Где они берут грузовики и топливо? Юдит не желала этого знать. Почему она не отказалась, что сковало ее губы и не дало говорить? Сталинград, Тунис, Ростов или тот факт, что в немецкую армию стали призывать мужчин с оккупированных восточных территорий? Если бы она доверилась Герде, та наверняка придумала бы какое-нибудь средство, скорее всего, посоветовала бы использовать женские чары, сказала бы, что Юдит должна научиться управлять Роландом, а не позволять ему управлять ею. Но Юдит не Герда, у нее нет врожденного таланта растапливать сердца даже самых безжалостных противников. Юдит скучала по Герде, по ее советам. Она так и не получила ни одного письма от подруги, хотя та обещала писать.