Пять минут прощания - читать онлайн книгу. Автор: Денис Драгунский cтр.№ 45

Лялька умерла в августе 2008 года.

Когда у Аксенова случился инсульт, она приехала в Москву ухаживать за ним и скоро умерла от сердечного приступа. Она его любила как родного отца. Умерла от бессилия и жалости. Вообще у нее была тяжелая жизнь. У нее был сын, он погиб совсем молодым.

Много лет назад она писала из Америки, что помнит наш дачный поселок до последней травинки . Мне пересказали. Когда я услышал эти слова, то пошел на улицу, где была их дача. Прошелся вдоль забора, посмотрел на эту траву, где вперемешку мятлик и клевер, ромашка и дудка, и еще какие-то незнакомые листья и стебли. Посмотрел и понял, что это будет вспоминаться всегда. Хотя трава не особенно красивая, свежая и сочная. Так, обыкновенная, как всегда бывает между канавой и забором.

Бедная Лялька. Помню ее всю, какая она была летом шестьдесят седьмого. До последней царапины на коленке, до последней пушинки на нежных девчоночьих висках. И не хочу видеть ее фотографии.

Недавно я подумал.

Умер мой папа, потом моя мама. Умерли многие наши друзья, знакомые – из литературной компании, я имею в виду, да и не только. И поэтому в некоторых случаях я могу вспоминать совершенно свободно.

В смысле – никто не проверит.

Я просто оторопел, когда это понял.

Вот, помню, папа мне говорил, что он когда-то меня показывал Юрию Олеше. Я ничего не помню, кроме вот этого рассказа папиного, этих его слов. Но никто мне не мешает рассказывать, что я помню, как мне было лет семь или восемь и вот мы с папой шли по Моховой, благо жили рядом, на улице Грановского…

…прошли мимо желтого университета, потом мимо бежевого дома с огромными колоннами. На углу, у дома с большими окнами, папа вдруг остановился, помахал кому-то в окне рукой. Сказал: «Зайдем на минутку». Мы свернули за угол, вошли в стеклянные двери, которые нам открыл человек в черном костюме с серебряными полосками, прошли мимо витрины с пирожными, к которым я на ходу повернул голову и даже успел заметить зелено-розовые корзиночки, бархатистые, с тремя точками крема картошки и припорошенные слоистой крошкой наполеоны…

…мы вошли в зал, и там за столиком у окна сидел человек, он повернулся к нам, ужасный старик, с большим, острым, уплощенным, как бы придавленным книзу носом, с сизыми космами на блестящем выпуклом лбу. Перед ним стояли графинчик с желтым вином и тарелка с обкусанным бутербродом.

– Вот, – сказал папа. – Сынище. Зовут Денис.

Старик положил мне руку на плечо, притянул к себе.

У него были маленькие голубые глаза. Он потрепал меня по плечу и сказал, что вот нас уже трое. И поэтому чтобы папа распорядился. От него чем-то пахло, как будто валерьянкой, но не совсем.

Я сказал: «Здрасте». Он улыбнулся своим глубоко вмятым ртом и отпустил меня.

Папа позвал официанта. Официант принес еще графинчик и хлеб с колбасой. Они с папой о чем-то поговорили.

Потом папа с ним попрощался, и я тоже.

На улице я спросил:

– Чем от этого старика пахнет? Как будто валерьянкой?

– Перегаром, – сказал папа.

– А это что?

– Неважно, – сказал папа. – Ты читал «Три толстяка»?

– Нет еще, – сказал я. – Но у нас есть книжка, я видел.

– Да, да, конечно, – сказал папа.

И мы пошли дальше, вверх по улице Горького.

Вот так примерно.

Было бы просто замечательно. И не подковыряешься. Но этого же не было! Не было!

А если что-то было, то совсем не так, наверное. Поэтому я стал с такой осторожностью вспоминать.

Середина весны, снег уже совсем стаял, тепло, сухо, но газоны на бульваре еще черные – ни травинки.

Мы с женой сидим на скамейке. Таких скамеек уже мало осталось, из длинных деревянных реек, а по бокам – закругленные, как боковины дивана, стойки из литого чугуна с лиственным орнаментом.

Вдруг жена негромко говорит:

– Сейчас они пройдут мимо. Только не поворачивайся.

– Кто? – спрашиваю я.

– Идиот. Мы его прошлым летом видели. Он женился. Тоже на слабоумной. У него родился ребенок. Ребенок с ними.

Я осторожно поднимаю голову.

Мимо нас проходят три женщины. Они везут три инвалидных кресла.

На одном из них сидит тот самый идиот; я его узнаю, я правда видел его прошлым летом. У него огромная смуглая голова, она сужается книзу – и жесткая шапка волос. Голова-ластик. Очень похож на Чарли Чаплина. У него короткая майка и сползающие штанишки. Из-под ремня непристойно торчат густые черные волосы. Таким, что ли, отдельным куском. Как чаплинские усы, только больше.

Рядом везут его жену. Это юная слабоумная толстуха с детским лицом и крошечным носиком. У нее серая прыщавая кожа и плавающий взгляд.

Следом, на третьей каталке, – ребенок. У него огромная голова, обклеенная квадратами и кружочками пластыря.

– Что с ним? – шепчу я жене.

– У него тридцать два глаза, – отвечает она. – Он так родился. Два глаза оставили, а лишние тридцать – заклеивают.

В следующую ночь приснилось вот что.

Нужно взять деньги в банкомате.

Банкомат какой-то странный. Из него торчит металлическая труба.

Сотрудник банка объясняет, что это банкомат для беспалых. Для тех, кто не может набрать пин-код. Нужно приложить губы к трубе и дыхнуть.

– Допустим, у вас пин-код один-два-три-четыре, – говорит он. – Значит, надо дышать так: хы, пауза, хы-хы, пауза, хы-хы-хы, пауза, хы-хы-хы-хы! Понятно?

– Понятно, – говорю я, вынимаю карточку из бумажника.

Он достает из прозрачной упаковки спиртовую салфетку. Протирает эту трубу.

– Пожалуйста! Только негромко, чтоб никто не услышал.

Я сую карточку в щель, прикладываю губы к раструбу. От него приятно пахнет свежим аптечным спиртом.

– Постойте! – вдруг вспоминаю я. – А как дышать, чтобы был ноль?

– Не знаю, – говорит сотрудник банка.

– Тогда верните мне карту, – говорю я.

– Дышите, ничего! – говорит он. – У вас ведь нет нуля в пин-коде.

– Какое ваше дело? – говорю я. – Верните карту.

– Сильный выдох! – говорит он. – Скорее! А то заглотнет!

Я делаю сильный выдох, просто глаза на лоб лезут.

Карточка со щелчком выезжает наружу.

– Пойдем, найдем другой банкомат, – говорит мне жена.

Она все время стояла рядом.

– Пойдем, – говорю я.