Плохой мальчик - читать онлайн книгу. Автор: Денис Драгунский cтр.№ 39

У него была большая квартира. Он решил ее продать, купить маленькую, а на остальные деньги доживать жизнь. Потому что на работу его больше не брали.

Продал, получил кучу долларов. Но он был одинокий, старый и пьющий. Его сильно обманули, всучили драную квартирку на окраине, у сортировочной станции железной дороги. Оставшиеся деньги он держал под кухонным порогом: в этом довоенном доме был дощатый пол. За апельсиновкой ездил в центр, нес ее в закрытой сумке. Боялся, что соседи заметят, заподозрят и обокрадут.

Трофимов лежал на диване, смотрел в потолок, слушал, как с лязгом сцепляются вагоны, как свистят маневровые тепловозы, и старался вспомнить, что же он такого сделал ужасного, и однажды так принял апельсиновки, что рухнул у подъезда, и соседи вызвали «скорую».

А в больнице под утро настала такая тоска, что он все вспомнил.

Он проснулся, удивился столь странному сну и решил, что напишет об этом роман. Встанет, подойдет к длинному старинному комоду, выпьет натощак стакан минералки, пойдет в душ, потом на кухню, приготовит завтрак, разбудит Катю.

А потом, бодрый от чашки кофе и яичницы с сыром, пойдет в кабинет. Работать, работать, работать!

Открыл глаза. Вместо комода был инсультный старик, сосед по палате. Трофимов понял, что сон – это было на самом деле. А как он просыпался в своей прежней квартире – это был сон.

– Куантро, – сказал Трофимов, потянув носом воздух.

– Чего? – обернулась старушка, сидевшая подле своего старика.

– Апельсиновка, – сказал он. – Вкусно.

Старушка вздохнула, отделила от апельсина, который чистила, пару долек. Протянула ему. Положила ему прямо в рот.

– Спасибо, – сказал он, прожевав и прослезившись. – Уже как будто вспомнил – и опять забыл. А Катя не пришла.

– Ничего, – сказала старушка и повернулась к своему старику. – Придет.

Катя не пришла, потому что ничего не знала про него и знать не хотела. Потому что она помнила, что случилось. Трофимов заставил свою секретаршу сделать аборт и очень страдал из-за этого. Он сам рассказал пьяный, Катя его за язык не тянула.

Рослый красивый парень опять задел стул, на котором сидел Саша Кляйн. Он все время ходил туда-сюда, протискиваясь между столиками. Саша Кляйн сказал себе: еще раз – и все.

Парень шумно уселся на стул, обнял свою девушку. Она была тоже рослая и красивая. Между оранжевой футболкой и синими джинсами виднелся смуглый, чуть пушистый живот. Они стали целоваться, шевеля языками и прикрыв глаза. Парень откинулся назад и вытянул ноги. И уперся в ножку стула, на котором сидел Саша Кляйн. Стул поехал в сторону.

– Нельзя ли полегче? – робко сказал Саша Кляйн. – Я бы попросил.

Парень открыл глаза, посмотрел на него и засмеялся. Саша Кляйн был смешной, это правда. Небольшого роста, вихрастый и щекастый. В клетчатой рубашке. Хоть в кино снимай.

Девушка засмеялась тоже.

– Завидно? – сказала она.

– Извинись, выблядок, – тихо сказал Саша Кляйн.

– Чего? – парень, отбросив стул, поднялся.

– Сядь, – сказал Саша, наведя на него пистолет, большой и серебристый.

Парень сел.

– Богу молись, – сказал Саша Кляйн. – Если умеешь.

– Не надо, пожалуйста, – сказал парень.

– За что вы его? – заплакала девушка.

– Это кино, – объяснил Саша Кляйн. – Вы меня помните? Вы неслись на крутой тачке, а я стоял на обочине. Кругом были лужи. Вы меня обрызгали. И умчались вдаль. Всем было смешно. А мне было мокро. И еще. Вы откуда-то выскочили, вы куда-то бежали. Вам срочно нужна была машина. А тут я, смешной толстячок, открываю дверь своей смешной машинки. «Фольксваген»-жучок. Ты, – он повел дулом пистолета на парня, – вырвал у меня ключ, отшвырнул меня в сторону, уселся за руль, и вы опять умчались. Навстречу новой жизни. И никто вам слова не сказал! А я остался как дурак на тротуаре. А мы с женой собрались в кино, была пятница, вечер. Вы знаете, как она обиделась? Вы об этом подумали? А? Не слышу! Подумали вы обо мне? Ну? Соврешь, убью!

– Нет, – честно сказал парень. – Но я не виноват. Это кино было такое.

– Вот тебе другое кино, – сказал Саша и подвигал пальцем.

– Не надо! – взвизгнула девушка.

– Придется, – сказал Саша Кляйн и спустил курок.

Парень рухнул вправо, заливая кровью оранжевую футболку и смуглый, чуть пушистый живот девушки.

– Ты что, заснул? – сказала Дина Кляйн. – Ой, смотри, смотри, что он делает!

Они с женой сидели у окна и пили чай. В их переулке разворачивался здоровенный джип. Он сдал назад, наехал на палисадник, повалил заборчик, оставил на клумбе грязный рубец. Вывернул руль, со свистом газанул, но буквально через полсотни метров остановился у летнего кафе напротив. Из машины вылез рослый красивый парень. За столиком его ждала девушка, тоже рослая и красивая. Они поцеловались.

– Я сейчас, – сказал Саша Кляйн, прошел в прихожую, надел куртку поверх ковбойки, переложил что-то из обувного ящика в карман и вышел на улицу.

Однажды я пришел по делу к одному человеку. Он жил в Доме на Набережной. У него была какая-то нереальная по тем временам квартира (был самый конец 1960-х). Я даже не понял, сколько там комнат. Тем более что мне никто не устраивал экскурсию. Я, кстати, только до десяти лет жил в коммуналке, а потом у нас была очень хорошая квартира, грех жаловаться. Да что там жаловаться! Три комнаты, два балкона, двустворчатые двери с рубчатым стеклом. То есть я считал, что это лучше не бывает. А оказалось – бывает, да еще как.

Во время разговора я помаленьку оглядывался, косился в раскрытую дверь, из которой через просторный холл виднелась другая раскрытая дверь, а там и еще одна, целая анфилада, и я думал – как это можно вот так просто жить в такой квартире. Хозяин поймал мой взгляд.

– Вид у вас хороший из окна, – сказал я.

– Ага, – сказал он, криво усмехнувшись. – Как на сторублевке.

Действительно, в оконной раме был Кремль с башнями, дворец с флагом и набережная с Москвой-рекой.

Хозяин подошел к окну.

– А когда-то я там жил, – проговорил он. – До пятьдесят второго года. Ближе к осени папа понял, что скоро конец. Что его скоро совсем уберут. И, чтоб семью на улице не оставить, перевез нас сюда. Оформил эту квартиру на нас с мамой. Вот. Ну, переехали. Смешно вспомнить. Вошел я сюда первый раз. Мне десять лет. Все уже обставлено более или менее. Вхожу, озираюсь и думаю: ой-ой-ой, да как же мы здесь устроимся? И вообще, да как же люди могут жить в такой тесноте?

Виктор Иванович заново учился принимать ванну и душ. Он взбивал пену, погружался в нее, разгонял пузыри и фыркал, потом становился под теплый щекотный дождик, потом вылезал на кафельный пол, кутался в махровую простыню и шлепал в комнату. Подходил к окну, смотрел на Манеж и кремлевскую стену.